Виктор Гончаров - Психо-машина Страница 11

— Держитесь! — крикнул я ему, садясь в кресло. Я решил обойтись без него.

Уже имея некоторый опыт в управлении, я не пустил машину сразу на полный ход, а постепенно заставил ее развить максимальную скорость.

Никодим, видя мои быстрые успехи, ни препятствовал мне в моей самостоятельности и остался следить за инструментами, показывающими скорость и высоту.

— Можно открыть окна, — сказал он мне через 2–3 минуты, — мы на расстоянии 300 верст над землей, ее атмосфера кончилась.

XIII

Теперь машина находилась в безвоздушном пространстве и никакого трения между оболочкой и стеклами окон, с одной стороны, и внешней средой, с другой, ни происходило.

Я пустил полный ход — предстояло пройти около 360.000 верст…

Через переднее окно ослепительно блеснула луна, чудовищно-увеличивающаяся в размерах с каждым мгновением.

— Стоп! — крикнул Никодим, — будем спускаться.

— Что?!..

Расстояние от земли до луны мы прошли в несколько минут…

Машина вдруг перевернулась. Там, где находился ее верх, очутился пол: это действовало притяжение луны. Я вылетел из кресла и больно ударился головой о потолок. Никодим, принявший меры заранее, отделался легче.

Через окно в полу открылась красивая лунная панорама, на которую, впрочем, я взглянул лишь мельком, всецело погруженный в спуск. Ни единого облачка не преграждало дороги. Каждый предмет внизу вырисовывался ярко, до малейших деталей.

Через верхнее окно блистала отраженным солнечным светом земля, раз в 14 превышавшая размерами луну, когда мы ее видели с земли. Солнце одинаково освещало и ту и другую планету.

Руководствуясь направлением стрелки, мы неслись над луной в 8-и верстах от ее поверхности. Ниже не представлялось возможным спуститься, во-первых, потому, что почва, нагретая солнцем, дышала нестерпимым зноем и, во-вторых, то и дело попадались громадные, сверкающие, как хрусталь, горы, преграждавшие нам путь: даже и теперь изредка приходилось огибать их.

Мой экспансивный товарищ, забыв о противнике, лежал на полу и восторгался красотами лунного ландшафта, делясь со мной впечатлением.

Я не так слушал его, как следил за стрелкой и за дорогой… И все диковинные лунные картины проходили мимо моего внимания.

Стрелка, до этого охваченная безумной пляской, сразу остановилась, склонившись вниз и дрожа, когда мы подлетали к краю громадного кратера. О нем мне доложил мой товарищ.

Страшная усталость, до боли в затылке, снова начала сковывать мое мышление, как и в прошлый раз при спуске на степь. С трудом отозвался я на вопрос Никодима, будем ли мы спускаться в кратер.

— Да. Стрелка указывает туда…

Мой друг, пересиливая адскую жару, вливавшуюся через окно, продолжал смотреть вниз, чтобы коррегировать спуск.

Через несколько секунд он громко вскрикнул, отскочив от своего наблюдательного пункта, и закрыл все окна, так как уже не стало возможности терпеть зной.

— Там машина Вепрева!

Я ничего не отвечал: все труднее и труднее удавалось концентрировать внимание.

Будто гора с плеч свалилась, когда дно «сигары» заскрипело о что-то твердое.

Оставив кресло, я опрометью бросился к двери, желая сейчас же разделаться с противником.

Никодим с встревоженным лицом остановил меня.

— Подождите, товарищ Андрей!.. Некуда спешить… Враг рядом с нами, но он мертв, и его машина разбита…

Я не понимал, чего ждать. Никодим соображал.

— Отчего они могли потерпеть аварию? Сказались ли какие-нибудь особенности лунной природы, или в самой машине обнаружились недостатки?..

Выжидая решения своего более образованного спутника, я совершенно случайно взглянул на психометр… и понял все: и свою усталость, и аварию неприятельского аппарата… Психометр стоял на нуле!

Тут и Никодим хлопнул себя по лбу:

— Черт дери! Ведь и мы могли разбиться! Очевидно, расход психо-энергии в безвоздушном пространстве чрезвычайно интенсивен. Надо было принять это во внимание! Только благодаря вашему тренированному мозгу, нам удалось благополучно спуститься.

Хорошо «благополучно»! Голова моя трещала, как от угара…

Чтобы не попасть в неприятное положение из-за незнакомства нашего с местными условиями, открыли боковое окно. Брызнул отраженный стенами кратера солнечный свет, зной ударил в лицо. В четырех шагах от нас лежала совершенно расплющенная летательная машина противника: сквозь лопнувшие швы ее просочилась и расплылась вокруг запекшаяся кровь.

— Мир праху твоему, дорогой учитель! — иронически скорбно произнес Никодим и выкинул пируэт, от чего неожиданно ударился о потолок. Тела наши неожиданно сделались необычно легкими на новой планете, так что приходилось сдерживать и соразмерять мускульные движения с своим «лунным» весом.

Я не удовлетворился видом издалека, мне хотелось проверить, оба ли приятеля погибли.

Никодим медлил выходить, боясь, что снаружи мало воздуха для дыхания.

— Так или иначе, сидеть здесь бессмысленно, — сказал я и стал осторожно открывать дверь. Ничего особенного не случилось: но из того, как легко поддалась дверь наружу, явствовало, что давление воздуха на луне значительно слабей, чем в машине…

В первую минуту нас ослепило — до того резко сияли стены кратера. Немного привыкнув к свету и к легкости своего веса, мы подошли к разбитому аппарату и вскоре убедились, что под его развалинами… не оказалось ни Вепрева, ни Шарикова!

То, что мы приняли за кровь, была жидкость, вытекшая из аккумуляторов!..

XIV

Никодим рвал на себе волосы, изрыгая проклятия. Я в тяжелом раздумьи бродил по черной раскаленной почве дна кратера. Создалась обстановка, от которой нетрудно было потерять всякую бодрость!

До этого занятый мыслью о преследовании, а затем подбодряемый уверенностью в гибели врага, я мало уделял внимания тому отчаянному положению, в которое мы попали: разрядившаяся машина уже не могла нас перенести через межпланетное пространство обратно на землю; противник, тоже потерявший свой аппарат, обладал преимуществом, заключавшимся в его знаниях, благодаря которым он мог найти выход и улететь с луны для осуществления своего чудовищного по зверству плана.

В раздумьи прохаживался я между двумя летательными машинами, одинаково теперь бесполезными. Никодим, успокоясь, исследовал стены кратера.

Кругом, на расстоянии радиуса сажен в 200 от нас, тянулись вверх версты на две ровные, как отшлифованные, гранитные стены. Солнце ослепительное и знойное полыхало прямо над головой. Почва под ногами с каждой минутой накалялась сильнее и сильнее. Стоить на одном месте было невозможно: подметки сапог грозили загореться. Мы обливались потом, еле дыша в удушливо-знойном воздухе. Облегчением служила лишь легкость передвижения.