Майкл Крайтон - Человек-компьютер Страница 11

Ральф заметно оживился.

— У нас была больная, которая во время припадка вступила за ночь в интимные отношения с двенадцатью мужчинами и все-таки осталась неудовлетворенной.

Ральф залпом выпил свой коньяк. Эллис заметил, что у него был широкий галстук с модным пестрым узором. Сорокалетний пресс-агент, которого тянет глотать коньяк при одной только мысли о подобной женщине!

— Патологическое опьянение подразумевает неоправданную агрессивность, вызванную ничтожным количеством алкоголя. Припадок могут вызвать один-два глотка.

Эллис подумал о Бенсоне, толстеньком, маленьком, застенчивом специалисте по вычислительным машинам, который напивался и избивал людей: мужчин, женщин, всех, кто попадался ему под руку. Сама мысль о том, что его можно излечить с помощью проволочек, загнанных в мозг, казалась нелепой.

По-видимому, Ральф подумал то же самое.

— И эта операция излечит агрессивность? — спросил он.

— Да, — сказал Макферсон, — мы убеждены в этом. Но до сих пор на человеке таких операций еще не делали. Впервые она будет произведена завтра утром в нашей клинике.

— Понимаю, — сказал Ральф, как будто только сейчас понял, почему он сидит тут с ними.

— Это очень щекотливая тема для освещения в прессе, — сказал Макферсон.

— Да, конечно…

Наступила пауза, а затем Ральф спросил;

— Кто будет оперировать?

— Я, — сказал Эллис.

— Ну, что же, — сказал Ральф. — Надо будет проверить архив: мне нужен какой-нибудь недавний ваш снимок и биографические данные для газет. — Наморщив лоб, он обдумывал предстоящую работу.

Эллис был удивлен. Неужели он сейчас думает только об этом? О том, что ему может понадобиться фотография, снятая недавно? Но Макферсон принял это как должное.

— Мы снабдим вас всем, что вам потребуется, — сказал он, и они распрощались.

Роберт Моррис сидел в кафетерии клиники, доедая черствый яблочный пирог, когда запищал вызывник у него на поясе. Моррис выключил его и вернулся к пирогу. Через секунду писк раздался снова. Моррис выругался, положил вилку и пошел к телефону отвечать на вызов.

Было время, когда эта серенькая коробочка у него на поясе очень ему нравилась. Как приятно было, завтракая или обедая с какой-нибудь девушкой, вдруг услышать ее писк. Этот звук означал, что он очень занятый человек, на котором лежит колоссальная ответственность. Услышав писк, он обрывал разговор на полуслове, извинялся и шел отвечать на вызов, всем своим видом показывая, что долг для него важнее удовольствия. Девушки млели. Но через несколько лет серая коробочка уже представлялась ему бесчеловечной и неумолимой. Она постоянно напоминала ему, что он не принадлежит себе. В любой момент его мог кто-то вызвать и по самым нелепым поводам: дежурная сестра в два часа ночи желала уточнить назначение, нервный родственник считал, что его тетю после операции окружают недостаточным вниманием, секретарша напоминала, что ему надо быть на конференции, хотя он уже сидел на этой чертовой конференции.

Теперь самые приятные минуты его жизни наступали, когда он приходил домой и на несколько часов снимал с себя серую коробку. Он обретал тогда свободу и недосягаемость. И это ему очень нравилось.

Набирая номер, Моррис тоскливо смотрел через столики на свой недоеденный пирог.

— Доктор Моррис.

— Доктор Моррис, двадцать четыре — семьдесят один.

— Благодарю. — Это был номер дежурной сестры седьмого этажа. Странно, что он помнит все номера. Телефонная сеть клиники была куда сложнее анатомии человеческого тела. Но с годами это пришло само собой. Моррис позвонил на седьмой этаж.

— Говорит доктор Моррис.

— А, да! — ответил женский голос. — У меня здесь сидит женщина, которая принесла передачу для больного Гарольда Бенсона. Она говорит, что это личные вещи больного. Их можно ему отдать?

— Я сейчас поднимусь к вам, — сказал Моррис.

— Спасибо, доктор.

Моррис вернулся к своему столику, взял поднос и направился с ним к окошку посудомойной. Снова раздался писк, и он опять пошел к телефону.

— Доктор Моррис слушает.

— Доктор Моррис, тринадцать — пятьдесят семь.

Это был номер отделения обмена веществ. Моррис набрал его.

— Доктор Моррис.

— Говорит доктор Хэнли, — ответил незнакомый мужской голос. — Вы не могли бы взглянуть на больную, у которой мы подозреваем стероидный психоз? У нее гемолитическая анемия, и мы собираемся удалить ей селезенку.

— Сегодня я посмотреть ее не могу, — сказал Моррис, — и завтра я тоже буду занят. — «Мягко сказано!» — добавил он про себя. — А вы обращались к Питерсу?

— Нет…

— У Питерса большой опыт в этой области. Свяжитесь с ним.

— Спасибо.

Моррис повесил трубку. Он вошел в лифт и нажал кнопку седьмого этажа. В третий раз раздался писк. Моррис посмотрел на часы. Было половина седьмого, и его рабочее время кончилось. Но он всетаки ответил на вызов. Он услышал голос педиатра Келсо.

— Хотите поразмяться?

— Ладно. А когда?

— Скажем, через полчасика.

— Если у вас есть мячи.

— В машине есть.

— Встретимся на корте, — сказал Моррис и добавил: — Возможно, я чуть-чуть задержусь.

— Только не надолго, — сказал Келсо. — А то скоро стемнеет.

Моррис обещал поторопиться и повесил трубку.

На седьмом этаже царила тишина. Другие этажи клиники в эти часы заполняли родственники и знакомые, но на седьмом этаже всегда было тихо и на входившего словно веяло глубоким покоем, о чем очень старались дежурные сестры.

— Вот она, — сказала сестра за столиком и кивнула в сторону сидящей на диване посетительницы, молодой и очень хорошенькой девушки, но как-то профессионально хорошенькой. У нее были длинные и стройные ноги.

— Я доктор Моррис, — представился он, подходя.

— Анджела Блэк. — Девушка встала и вежливо пожала руку Моррису. — Я принесла это для Гарри. — Она подняла с пола небольшую дорожную сумку. — Он меня просил.

— Хорошо, — сказал Моррис, беря у нее сумку. — Я передам.

— А можно мне его повидать? — нерешительно спросила девушка.

— Лучше не стоит.

Бенсона уже должны были побрить, а после этого больные, как правило, не хотят никого видеть.

— На несколько минут?

— Ему дали сильнодействующее снотворное, — сказал Моррис.

Девушка как будто огорчилась.

— Вы передадите ему, что я скажу?

— Конечно.

— Ну, так передайте, что я вернулась на свою старую квартиру. Он поймет.

— Хорошо.

— Вы не забудете?