Григорий Темкин - Звездный егерь Страница 11

Стас, побежавший, чтобы зайти справа, тоже понял, что звери ходят по кругу, и потому не удивился, когда шум начал удаляться от места, где должен был стоять Бурлака. Стараясь рассуждать спокойно, Стас, как учили на занятиях по теории общих и относительных миграций, мысленно рассчитал возможный путь движения животных и занял соответствующую позицию. Треск кустов приближался. Судя по шуму, звери двигались прямо на него. Стас сунул станнер в кобуру, вытер вспотевшую ладонь о штанину и снова взял станнер в руку. Курс стрельбы из этого легкого, плоского, похожего на длинноствольный игрушечный пистолетик оружия входил в программу обучения, и у Стаса по этому предмету всегда было "отлично". Он не сомневался, что попадет в трехпалого с первого выстрела.

Грауфф не стал далеко отходить от того места, где они только что перекусывали и спорили. Ему тоже было ясно, что гон идет по кругу. Он решил, что правильней будет остаться здесь, посреди большой прогалины, у тропки, проложенной трехпалым. Каковы бы ни были причины, побуждающие трехпалого убивать, вряд ли в таком состоянии он испугается сидящего на поляне человека. Зато отсюда круговой обзор, и вполне вероятно, что трехпалый еще раз пробежит по собственным следам. Пожалуй, он выбрал самую удачную позицию, подумал Грауфф. И с удивлением отметил, что это нисколько его не радует. Охотник слышал, как звери прошли рядом с Бурлакой, потом отвернули в сторону, пошли на эколога, но тот, видимо, опоздал подстроиться, и звери промчались мимо. Теперь, если они выдержат ту же траекторию движения, то через минуту-другую пройдут где-то здесь. Грауфф легонько хлопнул указательным пальцем по боковой плоскости спускового крючка; и предохранитель - маленькая алая кнопочка - со щелчком ушел влево. И сразу же пришло ощущение того, что оружие на боевом взводе, готово к стрельбе. Доктор ласково погладил цевье своего ружья. Это был антикварный пятизарядный охотничий автомат с прекрасной отделкой, гравировкой на предохранительной скобе, перламутровой инкрустацией на ложе. Автомат обладал хорошей кучностью и прекрасным резким боем, охотники завидовали Грауффу, что у него почти никогда не остается подранков. Автомат Грауфф получил в наследство от отца, отцу он достался от деда, а деду его сделали на заказ по образцу из музея охотничьего оружия. Грауфф гордился своим автоматом, как, впрочем, и большинство опытных охотников гордятся своими ружьями, будь то двустволка с горизонтальным расположением стволов или изящный бок-флинт, выполненные по моделям девятнадцатого-двадцатого веков, дубликат средневековой пищали в облегченном варианте, похожий на маленькую пушку, или даже рычажный арбалет с пластиковой ложей. Впрочем, молодежь иногда роптала, что приходится охотиться с таким допотопным оружием, но Грауфф давно оценил и поддерживал закон, запрещающий развитие и совершенствование средств спортивной охоты и рыбной ловли. Охота благодаря этому закону снова стала охотой; такой знал и любил ее доктор Глен Грауфф и не представлял никакой другой.

Бурлака услышал приближающийся треск и вдруг ощутил с абсолютной интуитивной уверенностью, что звери сейчас выйдут на него. Шум надвигался справа и несколько сзади. "Не перейти ли на другую сторону?" - подумал Бурлака и решил остаться на месте. С его позиции простреливалась вся поляна, и по такой крупной цели, как трехпалый, он не промажет, откуда бы она ни появилась. Тем более что первым выскочит преследуемый зверек, и в запасе будет несколько секунд, чтобы собраться. Бурлака расставил пошире ноги, несколько раз качнулся с пятки на мысок, чтобы получить лучший упор, взял на изготовку ружье. Хрустнула ветка, и на поляну выкатился рыже-красно-черный пушистый комок. В первый момент Бурлаке показалось, что это тигренок, потом он сообразил, что видит полосатую анторгскую лису. Тяжело дыша, затравленно оглядываясь, лисица припала к земле и исчезла в кустах, вильнув быстрым и ярким, как комета, хвостом. "Ну вот, сейчас... - подумал Бурлака, и сердце его забилось знакомым торопливым стуком, - сейчас он выйдет..." Но трехпалый не был земным зверем. Преследуя свою жертву, он натолкнулся на другой след, пересекающий след лисицы. Он был проложен чуть раньше, чем лисий, но запах от него шел резкий и свежий. Трехпалый принюхался и уже в воздухе уловил тот же запах, доносившийся из-за ближайших кустов. Не раздумывая, трехпалый оставил лису и бросился по новому следу. Его вел мудрый древний инстинкт: "Ближний враг - самый опасный враг". Сквозь густой кустарник Бурлака разглядел трехпалого, когда тот был уже в нескольких шагах. Он не рассчитывал стрелять в этом направлении, повернуть стволы в ту сторону мешали ветки, и все же благодаря многолетней охотничьей сноровке Бурлака успел прижать приклад к бедру и, не целясь, спустить курок. В следующее мгновение острогранный треугольник тяжелого копыта, словно выпущенный живой катапультой снаряд, обрушился ему на голову... Обессиленно положив морду на землю, трехпалый лежал на боку под колючим разлапистым кустарником. На ветку над ним уселась крупная клювастая птица, ветка со скрипом прогнулась, едва не коснувшись его спины, но трехпалый на пошевелился, лишь устало повел большими влажными глазами. Последние сутки стоили ему всех сил, и сейчас, лежа под кустом на берегу реки, трехпалый испытывал удивительное, глубочайшее спокойствие от того, что приготовился к Главному. Приближение Главного он почувствовал несколько дней назад. Сперва в нем колыхнулась боль - вспыхнула и тут же угасла, словно кто-то вонзил и сразу вытащил из него занозу. Потом боль вернулась, волной хлынула в мозг и снова ушла, уступив место странному, беспокойному возбуждению. Возбуждение росло, вздувалось пузырями, пенилось, заполняя все его существо. Он уже не мог спокойно пастись, обрывая жесткими беззубыми челюстями молодые побеги и сочные колючки, его раздражал каждый шорох, каждый живой запах, каждый птичий крик. В любом животном, с которым он сталкивался на лесных тропах или у водопоя, ему чудилась какая-то необъяснимая опасность. Раньше он, трехпалый, никого в лесу не боялся, а теперь при встрече с теми, на кого он никогда не обращал внимания, с кем мог безразлично стоять бок о бок и пить воду, глаза его наливались кровью, копыто само собой начинало рыть землю, а голова наклонялась, угрожающе выставляя вперед острый витой рог. Вчера, когда в одном из таких, все дольше длящихся с каждым разом приступов трехпалый исступленно рвал рогом кору с дерева, на поляну из ветвей, обеспокоенная за свое гнездо, спрыгнула большая черная обезьяна и недовольно захлопала мохнатыми передними лапами по земле. И вдруг словно лопнула, прорвалась тонкая защитная оболочка, с трудом сдерживавшая в мозгу пульсирующий раскаленный ком ярости. Трехпалый сделал то, чего никогда в своей жизни не делал: одним прыжком подскочил к обезьяне и с силой выбросил вперед копыто. Передний из трех ороговевших пальцев копыта, придававших следу форму трилистника, не был закруглен, как гладкие и подвижные в суставах задние пальцы, а по всей длине копыта спереди сходился углом, образуя острую грань. С ее помощью трехпалый легко прорубал дорогу в густых зарослях, оббивал кору с молодых деревьев, чтобы полакомиться сладким соком, выкапывал из твердой почвы коренья. Поэтому трехпалый почти не почувствовал, как копыто прошло через живую, податливую плоть обезьяны. С этого момента трехпалый убивал не останавливаясь, однако в его действиях проглядывала система, слишком сложная для того, чтобы ее можно было приписать простому бешенству. Казалось, трехпалый превратился в автомат, механизм, который захватил чей-то злой чужой разум и теперь нажимает нужные кнопки, выполняя коварный, заранее продуманный план. Управляемый этой неведомой силой, трехпалый выбирал себе участок леса и начинал носиться по нему от центра концентрическими кругами, вытесняя из участка всех его обитателей и безжалостно убивая замешкавшихся. Очистив себе таким образом зону, трехпалый останавливался, ждал некоторое время, вслушиваясь в себя, и, не получив желанной команды, бросался бежать дальше, находил новый участок, и все повторялось сначала. ... Трехпалый делал третий круг, гоняясь за лисицей, которая никак не желала убраться с Его участка, и неожиданно натолкнулся на новый запах. Память тут же подсказала, что запах этот принадлежит чужим существам, недавно поселившимся на краю леса. Еще он вспомнил, что пришельцы единственные животные, которых и ему, трехпалому, надо опасаться. Однако голос самосохранения сейчас звучал в нем совсем слабо, и трехпалый его не услышал. Кроме того, жизнь для него теперь, ни собственная, ни чужая, не имела никакого значения. Как любое другое живое существо, пришелец в данный момент был потенциальным злом, которое нельзя оставлять на участке, где может свершиться Главное. Чужак был крупнее лисы, а значит, опаснее: он прятался совсем рядом. Трехпалый перешел на новый след, уничтожил чужака и, не обращая внимания на грохот и удар в плечо, вырвавший кусок шкуры, бросился опять за лисой. И вдруг почувствовал, что Главное произойдет сейчас.