Гордон Диксон - Иные Страница 11

Правда, он успел переговорить всего с дюжиной из них, но те, в свою очередь, обещали связаться с другими знакомыми ветеранами. Так что через три или четыре дня отряд будет укомплектован полностью.

Сквозь открытую дверь на балкон в комнату ворвался легкий порыв ночного ветерка, овеявший приятной прохладой обнаженный торс Блейза, не прикрытый силовым полем, служившим и матрасом и одеялом его дорогого ложа. Посидев еще немного, он вылез из постели и некоторое время стоял посреди комнаты, прислушиваясь.

Ветерок едва заметно шевелил занавески на балконной двери. Во сне Блейз вспотел и теперь с удовольствием ощущал, как ночная прохлада высушивает кожу.

На нем были лишь шорты. Живя с матерью – до переселения к дяде Генри, – он, как и все экзотские дети, обычно спал совершенно голым. Но, попав на ферму Маклейнов, Блейз обнаружил, что на Квакерских мирах это не принято и здесь все спят в ночных рубашках.

Тогда ему было всего одиннадцать лет и ему отчаянно хотелось стать в семье Генри своим. Поэтому он начал перед сном надевать ночную рубашку, которую дал ему дядя. Как и большая часть остальной доставшейся ему одежды, она перешла к нему от Джошуа, старшего сына Генри. Рубашка, вечно сбивавшаяся во сне комом, еще долго раздражала его.

Через несколько лет стало ясно, что ему не ужиться с местной общиной, и Генри отправил его сюда, в Экумени, к Данно. Переехав в город, Блейз первым делом отказался от ночной рубашки, но сразу понял, что за долгие годы успел к ней привыкнуть и без нее довольно неуютно. Компромиссом стали шорты. Они не мешали ему во сне, и постепенно он начал чувствовать себя в них вполне удобно.

Сейчас ему вновь показалось, что на нем снова узкая ночная рубашка. Даже просторная роскошная спальня, казалось, давила на него, будто он вдруг очутился в каком-то тесном ящике или в клетке. Раздвинув белые ажурные занавески, все еще танцующие на ночном ветерке, Блейз вышел на балкон.

Оказавшись снаружи, он с облегчением вздохнул. Раздражала только световая реклама, проецируемая с одного из соседних отелей прямо в ночное небо и освещающая как раз ту сторону здания, куда выходил его балкон.

Блейз поднял глаза к ночному небу и взглянул на звезды.

Когда-то, наконец поняв, что мать его не любит, он сумел найти утешение именно в звездах. Ночной небосвод, раскинувшийся в безграничной дали, ничем не напоминал то звездное небо, которое проецировалось на потолке его спальни. Это были настоящие звезды, а не просто их изображение. Взгляд проникал сквозь атмосферу, преодолевал световые годы расстояний и как будто дотягивался непосредственно до них самих. Ему вдруг показалось, что только с их помощью сможет понять причину не дающих ему покоя ощущений.

Движимый возбуждением и смутным чувством стыда, он невольно поддался одному из своих редких безрассудных порывов. Блейз огляделся: вдоль всего здания чуть ниже ряда балконов тянулся сплошной декоративный выступ шириной сантиметров в двадцать.

Благодаря своему высокому росту он, стоя на карнизе, под его балконом, свободно достал бы руками тот, что проходил под балконами следующего этажа. По этой узенькой тропке он вполне мог добраться до места, где между ним и звездами не останется ничего, кроме воздуха и расстояния.

Блейз подошел к левому краю балкона – туда, где начиналась стена. Он прижался к ней спиной, вытянув левую руку, сразу же достал до верхнего карниза и крепко ухватился за край. Держась за него, он осторожно перекинул левую ногу через перила, нащупал босой ступней карниз, тянущийся внизу, и встал на него. Оказавшись уже на некотором расстоянии от балкона, Блейз взялся за верхний карниз и правой рукой. После этого он перекинул через перила и правую, встав на карниз уже обеими ногами. Чуть пошевелился, чтобы обрести равновесие, и замер, больше никак не связанный с балконом, а удерживаясь лишь между двумя узкими карнизами. На мгновение у него закружилась голова, но он легко справился с головокружением.

Теперь Блейз стоял, прижавшись спиной к фасаду здания, с высоко поднятыми над головой руками и смотрел в ночное небо. Между ним и звездами не существовало никаких преград.

Глядя в небо, он начал постепенно отключаться от огней и шума раскинувшегося далеко внизу города. Внимание концентрировалось все сильнее и сильнее. Тысячи часов упражнений по самоконцентрации позволили ему целиком сосредоточиться на космосе, звездах и поверхности стены, к которой он прижимался спиной. Возбуждение все нарастало.

Я – Антей, думал он, великий борец, ведущий свой род от древнегреческих богов: Посейдона, повелителя морской стихии, и Геи, богини Земли. Могучий Антей, мои силы прибывают каждый раз, когда я касаюсь матери-Земли. Только в отличие от Антея я каждый раз набираюсь все новых и новых сил, глядя на звезды. Только они, звезды, да еще человеческая раса в целом всегда вызывают во мне прилив свежих сил, и источник этот неиссякаем.

Ему вспомнились годы занятий боевыми искусствами, когда его учили сосредотачивать внимание на теоретическом центре тяжести тела «ки» – точке, расположенной в глубине живота двумя дюймами ниже пупка.

Полностью овладев искусством концентрации на «ки», он представлял себе, как центр тяжести его тела перемещается в землю под его ногами; два или три человека, которые только что без особых усилий поднимали его, оказывались не в состоянии это сделать. В Японии, на Старой Земле, это искусство называли «киосид-зюмеру».

«Да», – шепнул внутренний голос.

Благодаря долгим тренировкам Блейз, оказавшись на карнизе, сконцентрировался чисто автоматически. Теперь же он закрыл глаза и представил себе, как «ки» внутри него начинает движение – только не вниз, а назад, подобно острию булавки, прикалывающей бабочку к бархату музейной витрины, – и уходит глубоко в стену за его спиной. Теперь он уже просто не сможет упасть и, стоя на ногах, на самом деле будет чувствовать, что лежит на спине, как, бывало, еще ребенком располагался на склоне холма неподалеку от фермы Генри. Теперь он будет видеть перед собой только пространство и звезды.

Он не двигался; постепенно ощущение того, что он лежит на ровной поверхности, а не стоит вертикально, нарастало. Оно становилось все более и более явным и в конце концов полностью овладело им. Блейз медленно разжал пальцы, позволяя одному лишь чувству равновесия удерживать себя в этом положении. Теплая волна медленно прокатилась по его телу, дошла до ног и полностью овладела всем его существом. Теперь он не просто думал, а был абсолютно уверен, что лежит на спине, в одиночестве взирая на звезды.

Впрочем, не совсем в одиночестве. Внезапно перед ним предстала туманная, извивающаяся в холодном свете звезд, но становящаяся все отчетливее и ярче и окрашенная во все цвета радуги лента, представляющая собой его собственный мысленный образ тысячелетнего полотна, вытканного историческими силами и связывающего начало четырнадцатого века с тем моментом, когда он здесь, на планете, называющейся Ассоциация, лежал на стене здания высоко над землей.