Наталья Караванова - Муравей Страница 11

Он поежился — к вечеру стало холодать, а снег уже набился в шарф, за шиворот, но чтобы вытряхнуть, надо расстегивать куртку, а это холодно и лень.

Если задуматься, что его ждало дома? Жена, как-то внезапно подурневшая, кажется, всего за год, с вечными ее нападками, что умные люди деньги зарабатывают, один ты у меня… и что: почему опять поздно, и где тебя носит по такой темноте, в наше время ткнут ножом в бок и ищи тебя под забором, и поминай, как звали. Сын в армии, попрекать некого, вот жена и вымещает эмоции на муже. Знает, что он спорить не будет, и ругаться не станет. Что еще? Леня. Сосед. Странный малый, что называется, с закидонами, но интуитивно чувствуется — парень не плохой. Хотя его сейчас, наверно, тоже нет дома. Он, похоже, активист какого-то движения. Несколько дней назад очкарик Роберт из управления пришел с ним прямо к Дмитричу домой, а Роберт — известный политический экстремист, его знать надо, то листовки у него, то запрещенная газета, то поэты на хате свои антиправительственные вирши под водку с хреном читают. Привел, знакомить, вроде бы, но наверняка знал, что у них квартиры рядом. Просил приютить его на пару дней у себя на разъезде, но не прямо сейчас, а как возникнет необходимость, о чем он и уведомит запиской. Дмитрич согласился. Он ничего не имел против этого Лени, а одному сидеть в сторожке тоже тоскливо, тут хоть будет с кем поговорить. Вчера Роберт записку передал, но Леня так и не приехал. Может, изменились планы, а может, банально перепутал нужную станцию. В любом случае, он вряд ли сегодня дома ночует.

Однако же, что-то все-таки случилось. Электричка, бог-то с ней, ее и правда могли отменить. Но саратовский поезд — это совсем другая песня. Дмитрич последний раз прошелся под фонарем на платформе, и со вздохом поплелся в диспетчерскую, отогреваться и узнавать новости.

Из прихожей пахнуло горячим печным теплом, навстречу выглянул сменщик Вадим с монтировкой в руке. Правильно, мало ли кого по снегопаду принесло. В том месяце, например, принесло заблудившихся на трассе бандитов. Их Опель по темноте слетел на обочину, но отделался легким испугом. Бандиты оказались людьми веселыми, сильно вооруженными и пьющими. Принесли с собой полупустой ящик водки и братались с железнодорожниками в течение всей ночи. А уехали только через день — боролись с похмельем. Вадим запахнул на пузе кожаную на меху жилетку, и удовлетворенно кивнул. Потом подумал и сказал:

— Я уж собрался за тобой выходить. Смотрю: не идешь и не идешь.

— Да что-то захотелось подышать. Хорошо там сейчас: метель. Люблю метель. А что с поездом? Узнал, почему нет? Про электричку я даже не спрашиваю.

Дмитрич уселся на кривобокую, испачканную синей масляной краской табуретку и начал снимать сапоги. Вадим махнул рукой, словно бы он давно ждал чего-то подобного, и вот, наконец, оно свершилось.

— Да ну, — сказал он, — Дурдом на колесах. В городе на вокзал кто-то позвонил, и сообщил что на путях бомба заложена. На каких путях, по какому направлению… в общем, закрыли весь наш участок, проверяют. Они напроверяют, в темноте да по такой погоде.

— Да, погода не для саперных работ. Как думаешь, это сколько времени займет? До утра, или как?

— Чай будешь? Горячий, только вскипел. До скольких бы ни было, все лучше, чем потом из взорванного состава части тел выскребать. Помнишь, как в Подмосковье было? Тоже ведь сначала позвонили, предупредили. А потом… да ладно, ерунда. Просто лезет в голову всякое.

— В поганые времена живем, — согласился Дмитрич, — а сахар у нас есть? Я из банки еще днем все выскреб.

— Сахара нет. Зато есть варенье. Моя мне дала с собой. Все равно дома стоит, никто не ест. Это мы в прошлый год наварили, еще до отпуска цен. Тесть на юге был, гостил у родственников, оттуда полмешка сахара умудрился привезти. Хорошее варенье, из клубники. Держи.

Посидели за чаем с вареньем, поговорили о политике, о выборах в думу, о хоккее. Сквозь маленькое окошко было видно, как метель танцует в свете прожектора. Где-то через час позвонили из города, сообщили, что движение скоро восстановится, и что первым пройдет порожний таварняк, который нужно обязательно пропустить, чтобы не ломалось расписание пассажирских линий. Вадим начал устраиваться спать. Вообще-то спать еще рано, нет и восьми вечера. Но делать все равно нечего. Товарный состав пройдет по третьему пути. Путь этот рассчитано-свободен, так что участия Вадима в данном случае не требуется. Потом еще позвонят, сообщат изменения и дополнения к обычной схеме, и вот тут уже надо будет смотреть. Дмитрич поднялся. Ему снова захотелось подышать вечерним морозцем.

У крыльца намело порядочно, дверь приоткрылась с трудом. Завтра придется взяться за лопату, но сегодня еще ничего, можно обождать. Снег захрустел под ногами весело и удивленно, снег не ожидал, что его кто-то решится побеспокоить до утра. Да, похолодало ощутимо, пар изо рта вырвался клубком, и тут же исчез, размазался по ветру. Дмитрич снова побрел вдоль платформы, оставляя за собой лохматый след, который тут же начинала конопатить аккуратистка-метель. Шел, шел, оглянулся. Фонарь уже далеко, в тридцати шагах. По сравнению с ним окно диспетчерской светится совсем тускло. Но за этими двумя огоньками возник и теперь растет третий. Третий фонарь — это поезд. Тот самый, товарный. Вот он уже близко, вот синевато сверкнули рельсы в луче прожектора. Вот… это да! Лес!!!

Перед глазами сверкнуло, поплыл запах горячего металла и озона, повис тонкий занудный звук, словно, перед тем, как лопнуть, загудела струна. Потом стало тихо.

Дом показался очень старым. Ну и правильно. Дома быстро старятся, когда в них никто не живет. Человек, перемещаясь по оси миров, редко задумывается, что происходит с тем миром, который он покидает. Толи мир перестает существовать, потеряв цель, то ли совсем не замечает потери, то ли изменяется, приспосабливаясь. Человеку-то что будет? Человек куда прочнее любого мира. Особенно, если человек — это Дис, а миры — это искусственно созданные сценарии.

Сценарий — это самоценная, саморазвивающаяся, объективно существующая для собственных элементов реальность. Сценарий — это разнообразие людей, его населяющих, не имеющих прототипов, уверенных в собственной реальности так же, как мы уверены в своей, наделенных сознанием, разумом и правом голоса.

Население сценариев может знать о существовании таких, как Дис. Тем более что во многих ранних сценариях с давних времен (времен их возникновения и первичного становления) существуют исследовательские центры, изучающие закономерности существования этого конкретного искусственного мира. И существуют исследователи, наделенные способностями и свойствами более чем те, кто сценарии населяет изначально. Это люди, которые когда-то позволили жить самому первому сценарию.