Тед Косматка - В свободном падении (сборник) Страница 11

— В Индии в такую погоду надевают свитера, — сообщил он.

Сатиш просунул ломик в проделанную мною щель и надавил. Я знал его всего три дня, но уже стал его другом. Мы вместе насиловали ящики.

В промышленности шла волна слияний, и лаборатория в Пенсильвании стала одной из недавних жертв. Их оборудование распродавалось по дешевке. Здесь, в «Хансене», это стало для ученых подобием Рождества. Мы вскрывали ящики. Мы влюбленно разглядывали наши новые игрушки. И в душе гадали, за что нам подвалило такое счастье. Для некоторых — вроде Сатиша — ответ был сложным и связан с достижениями. В конце концов, «Хансен» представлял собой нечто большее, чем просто еще один «заповедник для яйцеголовых» в Массачусетсе, и Сатиш, чтобы завоевать право работать здесь, победил в состязании с десятком других ученых. Он рассылал презентации и писал проекты, которые понравились важным людям. Для меня путь сюда оказался проще.

Для меня он стал вторым шансом, предоставленным другом. Последним шансом.

Мы вскрыли последний деревянный ящик, и Сатиш заглянул в него. Потом принялся вытаскивать пенопластовые прокладки — слой за слоем. Это был большой ящик, но в нем мы нашли только набор мерных колб весом от силы три фунта. Кто-то из уже не существующей лаборатории решил пошутить, выразив таким способом мнение об их уже не существующей работе.

— Лягушка в колодце, — произнес Сатиш очередное непонятное выражение, которых он знал множество.

— Несомненно, — согласился я.

Имелись причины переезжать сюда. Имелись причины этого не делать. Это были одни и те же причины. И те, и другие имели полное отношение — и никакого — к пистолету.

Первое, что видит приезжающий сюда человек — ворота лаборатории. От ворот здания совсем не видно, что в окружающем Бостон секторе недвижимости говорит не просто о деньгах, а о больших деньгах. Здесь все дорогое, а свободное пространство — особенно.

Лаборатория расположена на склоне каменистого холма, примерно в часе езды от города к побережью. Это частное, спокойное место, скрытое за деревьями. Само здание прекрасно — два этажа зеркального стекла площадью примерно с футбольное поле. Все, что не стеклянное, изготовлено из черной матовой стали. Оно смотрится как произведение искусства. У главного входа есть небольшой, вымощенный кирпичом, разворот, но передняя автостоянка — здесь всего лишь декоративный орнамент, клочок асфальта для посетителей и непосвященных. Подъездная дорога огибает здание и выводит к настоящей парковке для ученых — с обратной стороны.

В то, первое, утро я припарковался у главного входа и вошел.

Мне улыбнулась симпатичная блондинка в приемной:

— Присаживайтесь.

Через две минуты вышел Джеймс, пожал мне руку. Провел в свой кабинет. Затем сделал предложение — как будто происходящее было лишь бизнесом, а мы — двое мужчин в деловых костюмах. Но я видел все в его глазах: ту печаль, с какой на меня смотрел старый друг.

Он подтолкнул ко мне через стол сложенный листок. Я развернул его. Заставил себя осознать цифру.

— Слишком щедро, — сказал я.

— За такую цену мы еще дешево тебя покупаем.

— Нет. Ошибаетесь.

— Если учитывать твои патенты и прошлые работы…

— Я больше не могу работать, — оборвал его я.

Он взглянул мне в глаза. На две секунды.

— Я об этом слышал. И надеялся, что это неправда.

— Если ты считаешь, что я проник сюда обманом… — Я привстал со стула.

— Нет-нет. — Он поднял руку, останавливая меня. — Предложение остается в силе. Мы можем принять тебя на четыре месяца. — Он откинулся на спинку кожаного кресла. — Участники проекта, взятые на испытательный срок, получают четыре месяца форы. Мы гордимся своей независимостью, поэтому ты можешь выбрать любую тему, но через четыре месяца решение принимать буду уже не я. У меня тоже есть начальство, поэтому ты должен им что-нибудь продемонстрировать. Нечто такое, что может быть опубликовано или подготовлено к публикации. Понял?

Я кивнул.

— Это может стать для тебя новым началом, — продолжил он, и тогда я понял, что он уже говорил с Мэри. — Ты сделал несколько отличных работ в QSR. Я следил за твоими публикациями, мы все следили, черт побери! Но учитывая обстоятельства, при которых ты ушел…

Я снова кивнул. Неизбежный момент.

Он помолчал, глядя на меня. Не перешагнул черту, не стал упоминать о событии.

— Ради тебя я поставил себя в трудную ситуацию, — произнес он. — Но и ты должен мне кое-что обещать.

Я отвернулся. Кабинет ему подходит, решил я. Не слишком большой, но светлый и удобный. Одну из стен украшал диплом инженера, выпускника университета Нотр-Дам. Лишь его стол был претенциозным — огромное черное чудовище, на которое можно посадить самолет, — но я знал, что стол достался ему в наследство. Это старый стол его отца. Я однажды видел его, когда мы еще учились в колледже — двенадцать лет назад. Целую жизнь назад.

— Можешь пообещать?… — спросил он.

Я знал, о чем он говорит. Встретился с ним взглядом. Молча. И еще долго после этого он сидел — тоже молча, глядя на меня и дожидаясь, когда я что-то отвечу. Взвешивая значимость нашей дружбы против шансов, что она выйдет ему боком.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Начнешь завтра.

Есть дни, когда я совсем не пью. Вот как они начинаются: я достаю пистолет из кобуры и кладу его на стол в своем номере отеля. Пистолет тяжелый и черный. На боку название мелкими рельефными буквами: «Ruger». Его металл на вкус напоминает медные монетки и пепел. Я смотрю в зеркало напротив кровати и говорю себе: «Если ты сегодня выпьешь, то убьешь себя». Я смотрю в свои серые глаза и вижу, что так оно и будет.

В такие дни я не пью.

У работы в исследовательской лаборатории есть свой ритм. Прохожу через стеклянные двери в половине восьмого, кивая другим ранним пташкам, потом сижу в своем кабинете до восьми, размышляя над фундаментальной истиной: даже дерьмовый кофе, даже с толстым слоем гущи, даже мерзкий на вкус и перестоявший, все же лучше, чем никакой.

Мне нравится быть тем, кто заваривает по утрам первую порцию кофе. Распахнуть дверцы шкафчика в кофейной комнате, вскрыть жестяной цилиндр и сделать глубокий вдох, наполняя легкие ароматом молотого кофе. Это даже лучше, чем пить кофе.

Бывают дни, когда мне все кажется наказанием — есть, говорить, выходить по утрам из отеля. Все требует усилий. Разговор с кем-нибудь становится невыносимым. Я существую по большей части у себя в голове. Такая сокрушительная депрессия накатывает и проходит, и я очень стараюсь, чтобы ее никто не замечал: на самом деле важно не то, что ты чувствуешь, а то, как ты себя ведешь. Как поступаешь. Пока твой разум не затронут, ты в состоянии делать когнитивные оценки происходящего. Можешь заставлять себя жить день за днем. И я хочу удержаться на этой работе, поэтому заставляю. Я хочу справиться. Хочу снова быть продуктивным. Хочу, чтобы Мэри мной гордилась.