Тимофей Печёрин - Технофобия Страница 11

Тот мутант, которому я сохранил жизнь — не в счет. Я не добил его по одной-единственной причине — успокоенности. Проще говоря, я убедился, что мне уже ничто не угрожает и принцип «либо ты — либо тебя» перестал действовать. И все же, как он вообще мог овладеть мной?

Я вспомнил свое снаряжение, особенно шлем с ментальной связью. По своей ли я воле действовал? Не позволяет ли пресловутая «ментальная связь» не только передавать информацию, но и управлять поведением людей?

Эту первую мысль — превращение бойцов в зомби и марионеток в руках командора при помощи ментальной связи, я отмел довольно быстро. Нет, на зомби из киношных страшилок мое поведение вовсе не походило. Страх, инстинкт самосохранения, кое-какая смекалка, другими словами, признаки самостоятельности во мне в тот момент присутствовали. Будь я зомби, кинулся бы под пули с криком: «За Родину! За командора!».

Не стоит, впрочем, особенно обольщаться. Мои современники в свое время тоже были уверены, что действуют по своей воле и в собственных интересах, попав под влияние какого-нибудь Кашпировского или Мавроди. И совершали, если смотреть со стороны, несусветные глупости, но с вроде бы трезвым расчетом: на исцеление от неизлечимых болезней, на легкое обогащение, и так далее. Но здесь, наверное, не тот случай.

Еще я вспомнил об уколе, поставленном у мастеров. Что-то вроде наркотических грибов, что принимали викинги перед битвой, чтобы стать безумно-бесстрашными берсерками? Или «озверина», от которого осатанел милейший кот Леопольд? Нет, это было бы слишком примитивно, особенно для высокотехнологичного будущего. В конце концов, берсерк, что ломится в строй врагов, круша все на своем пути, и (что греха таить) хладнокровный убийца — две большие разницы.

Будущее, будущее, не очень-то ты оказалось гостеприимным ко мне. И ни на йоту не захотело стать понятнее. Потому, что первоначальная версия — о несчастном, загнанном под землю человечестве, из последних сил борющееся за выживание против уродливых злобных монстров, становилась все более сомнительной. Кем-кем, а несчастными мои боевые товарищи не выглядят, да и не имеют для этого особых причин. Да больше половины моих современников могло только мечтать о комфорте этой базы. Тепло, сухо, кормежка, пусть не отличающаяся вкусом, зато сытная. Плюс — никаких трудовых напрягов. Всю работу делает техника, а также таинственные мастера.

Можно будет не работать, на то техника есть. Техника работает и снабжает всем необходимым.

Не так уж далеко от истины. Не Золотой Век, конечно, но и не кошмар тотальной бойни. Как говорится, приспособились. Во всяком случае, назвать людей четвертого тысячелетия кормовой базой мутантов у меня не повернется язык. И цифры — не в пользу этого эпитета.

Во время обороны базы одной только нашей группой было ликвидировано не менее полсотни мутантов при двух убитых с нашей стороны. Двадцать пять к одному — такой счет не в свою пользу даже легендарный омский «Газмяс» себе не позволял. У первой группы, которая и ударила в первую очередь, потери, наверное, побольше, но все равно… Противник бежал — именно БЕЖАЛ, а не ОТСТУПИЛ, причем далеко не в полном составе. Окрестности базы буквально завалены серокожими трупами. Ну, и кто после этого «несчастная жертва»?

После битвы встретил в коридоре командора, довольного и итогами сражения вообще (после целой недели неудач) и мной в частности. Молодец, технофоб, сказал он. Я слышал, что такие как ты сражаются как звери, но чтоб НАСТОЛЬКО!

Вот вроде бы комплимент, а словно подчеркивал мой статус «представителя низшей расы». Или я сам его подчеркнул — своим поведением в бою, поведением, как мне казалось, не особо выделяющемся на общем фоне. Как говорится, на войне как на войне. От командорова же комплимента повеяло каким-то снобизмом в духе английских колонизаторов в Африке или Индии. Ну, дикари, ну звери, ну дают!.. И не важно, сражаются ли «звери-дикари» на твоей стороне, или против тебя.

Как ни радовался командор этой, несомненно, крупной победой, от падения в эйфорию он был все же далек, в чем не преминул мне тогда признаться. Да, нападение мы отбили, но расслабляться рано. У мутантов, знаете ли, короткий период созревания, многие из них, как не крути, ушли живыми, а значит способными восстановить свою численность. Если мы остановимся, через год нападение повторится, но эти твари учтут свои прежние ошибки. Другими словами, завтра утром нас ждала наступательная операция. Вторжение в ближайший сектор мутантов, потери которого в сегодняшней заварушке должны быть, по всей видимости, наибольшими. В случае захвата сектора, подконтрольная мутантами часть города будет разделена надвое.

Еще, как признался командор, он рад тому, что в завтрашней операции я буду сражаться «с нами», а не «против нас». Иначе говоря, мое участие в завтрашнем наступлении даже не обсуждалось.

Под грузом новых впечатлений я провозился на койке до самого утра. А может проблема в том, что за тысячу лет я смог выспаться впрок, на всю оставшуюся жизнь. Так или иначе, я застал тот момент, когда мои товарищи по оружию один за другим начали подниматься с коек, причем сами, по собственной воле, без всякой команды «подъем». И обусловлено это было вовсе не врожденной сознательностью личного состава, поскольку каждый просыпался, когда… просыпался. Кто-то уже встал, а кто-то еще видел энный по счету сон. Никто никого не подгонял, никто не возражал, когда я, продолжая нежиться, остался в почти пустой казарме.

Когда я наконец соблаговолил подняться и осмотреться, меня ждал новый сюрприз футуристического свойства. Койки сослуживцев выглядели как угодно, только не «по Уставу». Одеяла скомканные, а где-то отвернутые, подушки смятые, одна даже валялась на полу. На этом фоне наработанный годами инстинкт заправки кровати после сна выглядел неуместнее диспута между приверженцами учений Гегеля и Шопенгауэра в школе для умственно отсталых детей. Работать, значит, не надо. На то, видите ли, техника есть.

С легким сердцем доверив свою койку и казарму в целом достижениям техники будущего, я оделся и отправился на завтрак. Одна из издержек бессонницы — растущий аппетит. Правда, стоило мне перейди порог столовой, как меня там встретил оглушительный вой, доносящийся из стен, потолка, и даже пола. Завтракающие бойцы десятками пар глаз впились в меня, словно я стоял без штанов на Красной Площади. Именно так я себя почувствовал, потому и замер в нерешительности на входе.

— Новенький? — догадался один из бойцов, — кушать пришел?

— Ага, — ответил я нехотя, — что это за звук?