Владимир Сухомлинов - Пастух и девушка Страница 11

После завтрака Яа ушла в горы, а затем, вернувшись, немного поиграла в «Пятнашки» и снова отправилась в горы, и так повторялось пять раз на дню. К вечеру девушка бывала совершенно утомленной, и никто не смог бы сказать, что она отдыхает, оградив себя от беспокойств.

Прошло несколько дней, и при очередной связи зоологи заметили ей, что, очевидно, она чересчур увлекается игрой «Пятнашки», почти не отдыхает, хотя выражение их лиц говорило: она просто измождена!

Спустя несколько дней Яа выглядела чуть посвежее, и ученые пошутили — замечания мужчин иногда все же действуют. Яа улыбнулась…

Минуло много дней. Как-то забавный маленький кибер притащил ей письмо и не отдавал, пока Яа не сыграла на стене мелодию модного танца. Видно, кибера науськали зоологи. Тявкнув «спасибо» металлическим голосом на старом звуковом языке, он убежал.

Письмо было от Иэрга. «Мне грустно сознавать, что ты безответственно относишься к идее нашего брачного союза, когда-то одобренной нами обоими. Но я все еще жду и надеюсь, у нас прекрасная программа на будущее — я вновь проверил ее на машине. Одумайся, Яа! Очень прошу тебя».

Письмо на этом не кончалось, может быть, дальше были новости из жизни Центра, но Яа не захотела продолжить чтение. У нее другая программа, пусть, возможно, и не такая прекрасная. Всезнающий кибер скорее всего назвал бы ее полным сумасбродством… Однажды вечером зоологи вызвали ее на связь.

— Милая Яа, — просил старший. — С вами жаждет побеседовать Ион. Не заглянете ли к нам?

О, как она соскучилась по Иону! У нее сердце рвалось вон, когда была нажата кнопка связи и на экране появилось объемное изображение улыбающегося Иона, немножко постаревшего за это, видно, нелегкое для него время.

— Яа, девочка моя, страшно рад тебя видеть! Кажется, прошла целая вечность. Вижу, горный воздух тебе на пользу. А почему я не замечаю блокнота для записей? Или ты собираешься только слушать? Или в Улу ты позабыла обо всем на свете? — Нет, — сказала Яа, точно боясь своего голоса, зазвучавшего на людях впервые. — Блокнот не понадобится. Я страшно соскучилась за вами и… говорю об этом в полный голос.

Ион сжал руками перильца кресла. На лбу выступили капельки пота.

— Как? — недоуменно мигнул он звездочкой. — Невероятно, что это удалось! Я предполагал… Но в такие короткие сроки… Эх, сердце, глупое сердце!.. Яа, девочка моя!

Даже если река подо льдом

— Венька, а Венька! — позвал зачитавшегося мальчишку пастух. — Отвлекись!.. Дров принести надо. Сходи, пока картошку чищу.

Венька без всякой охоты оторвал глаза от книги, поправил очки и лишь потом вышел из-за стола, снял с вешалки шапку, нахлобучил на голову.

— Смотри, какой герой! Кожух, кожух надень! — крикнул вслед ему пастух.

— Надену, — буркнул Венька.

На крыльце остановился, застегнул пуговицы — к ночи крепко подмораживало.

Звезды проступали ясно. Одни казались очень далекими, другие были ближе, одни мерцали ярким желтым светом, другие светили блекло, а некоторые ты видел будто через запотевшее красноватое стекло. Венька давно заметил это, правда, пастух подсказал. Но только сегодня, штудируя том астрономической энциклопедии на букву М, он узнал, что секрет ясности или неясности ночных светил во многом объясняется наличием межзвездной пыли.

Мальчишки в их классе считают, что пыль — это ерунда, давно пора соорудить космический пылесос и раз и навсегда покончить со всякой пылью. Хм, не так это просто, хотя в межзвездном газе пыли всего лишь один процент. Процент-то процент, но она поглощает свет, и поэтому мы почти не видим в направлении на Млечный Путь тех звезд, которые расположены довольно близко — в каких-то 3–4 тысячах световых лет от нас. Да и зачем, рассуждал теперь Венька, пыль эту сосать? Проку-то много ли! И, опять же, нарушение естественной гармонии.

Сзади Веньку шибануло дверью.

— О, — раздался голос пастуха. — Давно не виделись! Я уж думал, на тебя волки напали, помочь решил им твои косточки обглодать, а ты жив-здоров. Ничто тебя не берет!

— Звезды, — указал Венька на небо. — Млечный Путь. И пыли сегодня мало.

— Да, Млечный Путь, — согласился пастух. — И погода не пыльная.

— Все бы тебе, пастух, шутить, — обиделся Венька.

— А как же!.. Скажи лучше, дрова где? Кто картошку жареную на сале заказывал?

Венька, вздохнув, спустился с крыльца и побрел к сараю.

Дров он решил набрать побольше, складывал их на руки, но как только поленница вырастала до подбородка, строение рушилось словно карточный домик. Наконец Венька выстроил более-менее приличную поленницу. Надо идти, иначе пастух оставит его без картошки или заставит декламировать стихи жившего чуть не триста лет назад поэта Тредиаковского. А у того лексика — язык сломать можно! Но пастух любит старинные стихи, а больше других — Пушкина. Веньке Пушкин тоже очень нравится, однако предвидеть космическую эру он все же не смог. Пастух на это говорит, что космос — дело астрономии и других наук, дело же поэзии — душа, чей космос вечен, бесконечен и безмерен.

Венька поскользнулся, дрова посыпались вниз. Венька нагнулся, чтобы собрать их, а тут соскочили очки, и он стал шарить руками по заиндевевшей дорожке. Вот они! Хорошо, уцелели. Собрал дрова, поднялся на крыльцо, ногой открыл дверь.

— Ну, как там Млечный Путь? — спросил его пастух, когда он вошел в комнату. — Бежит?

— Бежит, — веселее сказал Венька — уже пахло жареной картошкой и очки на месте, скоро можно продолжить чтение. Они подбросили в печку дров, Венька взглянул на пастуха.

— Хочу спросить, — начал с обычного захода.

— Ну, ну, давай, не стесняйся.

— Ты только не обижайся, пастух, но мы сегодня спорили о тебе в классе. Этот рыжий Игорь все шумел, как пустое ведро: нашли мне поэта — пастуха нашего! Да он стихи свои из всеми забытых книг сдирает! А сам — деревенщина, коровам хвосты крутит… Кое-кто его поддержал. Почему, дескать, если он поэт, то все в деревне да в деревне. Поле, речка, лес. Ни поездок, ни путешествий. И так всю жизнь…

Пастух улыбнулся синими своими глазами.

— Эх, Игорь, Игорь. Добрая ему корова Ласка молоко дает, а сам он почему-то зол да и, наверное, не очень умен… Уж если поэт — так сразу небожитель? Или по крайней мере столичный житель. Знаешь, как Пушкин писал?

Пока не требует поэтаК священной жертве Аполлон,То среди всех презренных света,Быть может, всех презренней он.

Поэзия, Венька, это не слова и строчки, а состояние души, ее озарение, которое иногда дает возможность проникнуть глубоко в сердце и помыслы человека. Только оно и может оживить слова. И от географии поэзия мало зависит. Ей нужны мир, человек, мир человека, человек в мире, а это везде. И в городе, и в селе, и в космосе. Везде, где люди. Красивые слова каждый знает, хотя всякое слово красиво. Рифмовать научили даже ЭВМ. А вот поэтическая строка — редкость… Ой, Венька, кажется, картошка горит!