Владимир Дэс - Машина (сборник) Страница 11

И что…

Лучше бы мне не родиться на белый свет.

Лучше бы отец никогда не показывал мне эту проклятую Стену, ради которой я прожил жизнь как последний червяк, одинокий и больной.

Оказалось, вся тайна Стены заключалась в одном, что когда-то человечество, замученное проблемой мусора, просто разделило планету на две части Стеной. В одной половине жили люди, а в другую сваливали мусор из той чистой половины планеты, где жили люди. В мусорной же половине никто не жил.

Ну а потом, когда Стена стала культом, решили не разуверять людей в этом и, вообще, засекретили свалку, а Стену сделали загадкой.

А тот закрытый отряд, куда я так стремился, был ничем иным, как отрядом мусорщиков, который собирал всю грязь с чистой половины планеты и через специальные проходы отправлял его на другую ужасно загаженную половину планеты.

А мы – Рай, Стихи, Картины, Симфонии…

Как тут при осознании, что вместо бриллианта ты нашел грязную кучу мусора, не сойти с ума?

И я сошел.

Сэмчо

Сейчас никто уже не помнит его настоящего имени. Да и мы, его друзья, с детства, сколько себя помнили, звали Стасика не иначе как «Сэмчо» – по прозвищу великого трубача Луи Армстронга.

Стасик был очень импульсивным, худым светловолосым мальчиком и очень порядочным в дружеских отношениях.

В доме культуры автозавода был кружок музыкальных духовых инструментов, куда он случайно записался. А записавшись, сразу же был заворожен Трубой. Именно Трубой. И он стал самым активным членом этого кружка.

В начале ему домой давали не трубу, а лишь мундштук, и он с гордостью носил и показывал это свое дорогое достояние всей округе. Со временем стали давать домой и Трубу. И он играл. Играл все свободное время. Дома, в школе, на улице.

Да, труба действительно была его жизнью, а Луи Армстронг – его кумиром. А когда он узнал, что друзья окрестили этого великого музыканта прозвищем «Сэмчо», выколол его на своей груди. И мы все стали звать Стаса тоже «Сэмчо». И откликаться он стал только на это имя. В школе, правда, в связи с этим в начале были проблемы. Но так как Стас своей замечательной игрой на трубе открывал и закрывал все торжественные школьные мероприятия, то учителя и директор с завучами со временем стали смотреть на смену его имени снисходительно.

Но дома скандалы продолжались, но не со стороны мачехи, которая, как не странно, поддерживала юного Сэмчо в его увлечении.

– Это лучше, – говорила она, – чем играть в карты по подворотням и пить портвейн в подъездах.

А вот отец, работавший кузнецом в механическом цехе завода, дома требовал тишины. Поэтому он за это шумное увлечение нещадно порол Стаса и даже выкидывал в форточку то трубу, то мундштук от инструмента.

Но Стас всегда находил выкинутое и продолжал свою игру, за что регулярно был порот строгим отцом.

Но с годами звуки, извлекаемые Стасом из медной трубы, становились все более приятными для слуха и души. А когда ему исполнилось восемнадцать, он уже играл в местном ресторане, то есть сам зарабатывал себе на жизнь деньги. В это время он и познакомился с рыжей замечательной девушкой. Правда, она была на два года его постарше и совсем недавно побывала замужем, в результате чего у нее уже была дочь. Но этот факт нисколько не смущал Стаса, и он сделал ей предложение.

Свою жену он стал звать Рыжиком.

Служить в армии его оставили дома. Он по утрам и вечерам трубил в местном кремлевском гарнизоне. А к концу службы у него было уже двое детей. Один – его собственный сын и приемная дочь.

После демобилизации пошли и первые семейные проблемы.

И опять из-за отсутствия в доме тишины, так необходимой детям, из-за ежедневных «раздуток» легких. Ведь, к сожалению, он не был американцем, как его всемирно известный коллега по трубе, и питание его оставляло желать лучшего, а дыхалку надо было поддерживать, если не питанием, то хотя бы ежедневными изнурительными упражнениями на грудь и игрой, постоянной игрой на Трубе.

Он вовремя понял, что только труд – родная сестра таланта, а врожденная способность – это только падчерица.

Поэтому у него с Рыжиком проблемы тишины стали перерастать в постоянные скандалы, и в конце концов они вылились в решительный ультиматум: «Или я с семьей, или Труба».

Но Сэмчо любил и Трубу, и Рыжика и, помучившись таким образом несколько месяцев, он ушел из жизни, оставив своей жене и детям посмертную записку, в которой написал, что не в силах делить любовь между Трубой и Рыжиком, поэтому он с музыкой уходит туда, где будет ждать Рыжика, и там, именно там, он верит, она полюбит Трубу, как и он.

Он будет играть, она будет слушать.

А пока он играл ей по утрам оттуда, вклинивая в ее сонную негу свои па… па… ра… па… па…

До встречи… Милый Рыжик…

Творцы истории

Наконец-то поэт, седой и старый, увенчанный всеми мыслимыми и немыслимыми наградами, получил самую высокую, но и самую необычную награду: ему первому присвоили звание «Творец истории».

О чем еще можно было бы мечтать в конце своей земной жизни, если бы… если бы это звание не было ему присвоено в зале Верховного Суда, и если бы после этого Его, великого Поэта, не заключили в тюрьму пожизненно, навечно.

Этому заключению предшествовало трехлетнее судебное расследование, а затем и это заседание, где обвинителем был самый кровожадный, самый беспощадный и самый сумасшедший политик на планете. Так получилось, что этот отъявленный преступник в процессе суда над ним и его преступлениями вдруг занял позицию не обвиняемого, а обвинителя: мол, это не он виноват в том, что совершил, а тот, кто его воспитал, на чьих литературных произведениях он вырос и стал таким, каким стал. Он утверждал, что настоящий преступник тот, герои чьих поэм так преступно подействовали на него в раннем возрасте, а затем уже утвердили его в своей преступной, правоте и в выборе злодейских поступков. Это он, Поэт, заложил в нем, обыкновенном мальчике, страсть к лидерству – через свои стихи о подвигах, вырастил способность к обману – через цикл новелл о ничтожности бытия, жестокость – через поэмку «Я бешеный и этим горжусь. Жизнь – ничто, победа – все» и так далее.

Так преступник стал обвинителем, а тот, кто жил и тихо, спокойно писал стихи и поэмы, стал обвиняемым – человеком, ввергшим планету в хаос войн и страданий, изменившим историю человечества.

Поэт был этапирован в тюрьму.

Прошло несколько дней. И хотя он был очень сильно душевно истрепан, в его поэтическом мозгу все еще звучала речь этого преступника-обвинителя.

– …За что вы меня судите? За то, что я с детства был влюблен в героев Поэта, что старался во всем им подражать. Не я их выдумал, не я вложил в них те черты, которые увлекли меня, которые испортили мой разум. Если бы Поэт наделил своих героев не низменными чертами, которые впитались в меня, а иными, направленными на созидание, а не на разрушение, я бы, очевидно, не был бы тем, кем стал, не погубил бы миллионы людей в этой бойне, устроенной мной в своей же стране в ущерб своему же народу. Почему вы судите меня, а не моего учителя? Я не хочу отвечать один. Судите и того, кто в мой чистый детский, а затем юношеский мозг вложил программу, которая развила во мне самые низкие страсти, самые чудовищные пороки. Я был всего лишь куклой в руках Поэта. Не мы, политики, творцы истории. Настоящие творцы истории они – поэты, писатели, композиторы, режиссеры. А в моем случае – это Поэт. Судите со мной и его.