Михаил Савеличев - Самурай Страница 11

Черный безобразный стежок шел криво даже относительно зигзагообразной прорехи, собирал уродливые складки, торчал плохо натянутыми петлями, несколько раз завязался в большие узлы, но Максима он полностью удовлетворил. Он лизнул уколотую и зудящую, как от укуса комара (размером с собаку), ладонь, но язык наткнулся на неприятно шершавую, негигиеничную, лоснящуюся от грязи замшу, ставшую из желтой черной, и Максиму долго пришлось отплевываться, чтобы избавиться от гадостного ощущения во рту, а когда слюна кончилась, то и просто соскребать с языка въедливые частицы пальцами, так что тот в конце концов распух, заболел и потерял вообще всякую чувствительность, но Максима это устроило и он зажал его между зубами, что, как он считал, должно было утихомирить боль. Кончик языка выглядывал между зубов, придавая Максиму вид здорово раскормленного дауна, тем более что очки скрывали глаза, а царапины на лице и клубящийся пар странным образом только подчеркивали эту иллюзию.

В то же время дверь шлюза распахнулась от мощного толчка и даже встроенная гидравлика не спасла ее от сильнейшего столкновения со сложной системой труб, ветвящихся как раз около входа, из-за чего некоторые из них прогнулись, тонкая обшивка пошла трещинами, места спайки расклепались, оттуда ударили новые гейзеры, окончательно заклубившие зал ожидания, и под аккомпанемент Викиной музыки, шипение пара и воды в помещение вошли долгожданные гости.

Максим и Вика, как оказалось, не слышали шума вертолета, доставившие клиентов, то ли из-за рева ветра, то ли из-за румбы, то ли просто от невнимательности, но это мало что могло изменить — в любом случае план пришлось менять на ходу, импровизируя и дурачась. Вика продолжала танцевать, Максим застыл с маской дебила на лице, но на него и так не обратили особого внимания, лишь профессионально мазнув по разнагишавшейся, безоружной, заржавевшей фигуре Железного Дровосека, а потом удивленно и восхищенно сосредоточившись на кружащейся девичьей фигурке.

Процессия продолжала мучительно долго втягиваться в дверь, как длиннющая, плотно позавтракавшая и пообедавшая змея, молчаливо и увесисто играя мышцами, бряцая оружием, сверкая компьютерными терминалами на глазах, покачивая чудовищными складками жирной плоти, свиваясь кольцами на небольшом пространстве между шлюзом и проходом в подъемник, уплотняясь, наливаясь, набухая уже как пиявка, так что еще через несколько секунд она бы лопнула, хаотично растекаясь по железной емкости, теряя все свое тактическое преимущество, но тут, гремя оружием, цепляясь за стулья и трубы свисающими с пулеметов, как уши спаниелей, лентами с зелеными кончиками трассирующих пуль, не забывая водить из стороны в сторону дулами, раструбами, излучателями, выставив вперед колоссальный живот-дирижабль, поддерживаемый широченным кожаным ремнем, защелкнутым на большой амбарного типа замок, и толстыми резиновыми помочами, вырезанными, судя по оставшимся рубчикам, из протектора от грузовика, с настолько широкими брюками, что развевающиеся штанины занимали чуть ли не все пространство между рядами стульев, квадратными бахилами на ногах, сильно смахивающими на ступни гиппопотама, удав-телохранитель устремился вперед, не отрывая глаз — маковых зернышек от Вики, потрясая восторженно разлегшимися на плечах щеками и потея таким крупными каплями пота, что в них можно было захлебнуться.

Процессия под музыку и в ритме румбы приближалась к Вике, шлюз к этому времени захлопнулся, и все должны были быть в сборе, хотя в толпе нельзя было сразу же определить тот центр кристаллизации, ту ось, вокруг все крутилось и на который все осаждалось, и это было разумно, так как времена крутого выпендрежа прошли, все имели зуб на всех, красивые вещи и бронированные машины вызывали не столько уважение, сколько ничем больше не сдерживаемое желание врезать по ним из пушки, и поэтому первой заповедью «сыночка» было: затеряться в толпе, желательно себе подобных, что опять же не составляло труда, ибо даже последний идиот вполне гармонировал с ним блеском интеллекта, лежащего на его благородном, низком, заросшем шерстью лбу.

Впрочем, разбираться с этим было некогда ни Вике, ни Максиму, вернувшемуся к шитью, решив наложить на плащ еще парочку швов в наиболее прорехоопасных местах, так сказать, соломку подстелить, и теперь он решал трудную задачку из области сопромата, качественно вычисляя критические области, их местоположение и геометрию. Первой же мыслью у него было внимательно осмотреть подмышки, но он понял, что опоздал и намного — там красовались такие махровые дыры, что никакие швы их бы не заделали, только — заплаты из родственного материала, с которым опять же возникали свои проблемы — такой плащ у Максима имелся в единственном экземпляре, а копаться на помойках в поисках аналогичной продукции не хотелось.

Вика целиком погрузилась в музыку, темп которой стал убыстряться, девушка тяжело дышала широко раскрытым ртом, мокрое платье плотно облепило ее фигуру, отчего сквозь тонкую ткань стало легко разглядеть все Викины анатомические и гардеробные подробности, движение мышц живота и бедер, отсутствие лифчика (да и на кой он ей?) и оружия, еле заметную полоску трусиков, что полностью пригасило какое-либо ощущение опасности, готовности дать немедленный отпор вооруженному до зубов врагу, до последней капли крови драться за жизнь подопечного, подчиняясь принудительному психо- и хемиокодированию, и руки телохранителей облегченно расслабились, в ушах их гремела румба, превращая адреналин в тестероны, автоматы и пистолеты немножко повесили носы от слабого разочарования в ситуации, оказавшейся простой, как капсюль, их холодные железные спины запотели, согреваясь в теплом, относительно улицы и неба, оказавшихся во власти мороза и урагана, помещении, пар исподволь проникал в микросхемы терминалов, разъедая золотые контакты каким-то таинственным реагентом, загадочно оказавшимся в обычной воде, в результате чего по яркому, контрастному, черно-белому миру пошли небольшие помехи, неслышимые человеческим ухом сигналы, вплетенные в Викину музыку, подавали идиотские команды и подсаживали стелс-вирусы в программы сканирования, и компьютеризированные бойцы раздраженно застучали пальчиками по аппаратным блокам, завертели насекомоподобными головами, но было уже поздно.

Толстяк, как главное стратегическое оружие, продолжал шествовать впереди толпы, раздвигая пузом воздух и пар и взгоняя перед собой нечто вроде ударной волны, распушившей Викины волосы, в руках у него был малоизвестный гибрид скорострельного пулемета с гранатометом, как и всякая подобная эклектика — вымученный уродец с расположенными друг под другом разнокалиберными дулами, в одно из которых можно было затолкать пресловутую репку из сказки, а в другой — морковку из ее ненаписанного продолжения, живописно украшенный двумя коробами сверху и снизу, которые, если не приписывать анонимному конструктору особых интеллектуальных способностей, должны были представлять магазины, что окончательно превращало эту железяку в квазимодо своего рода-племени, к тому же столь чудовищный гаджет должен был весить невероятно много, что окончательно превращало его лишь в устрашающий декор, колоритно дополняющий хозяина.