Артем Белоглазов - Да в полымя Страница 11

– Девятый этаж, мальчик, семь лет… – говорила врач в сторону. – Нету? Как нету? Посмотрите в третьей машине! И там нет? Женщина, вы уверены, что ребенок…

– Да, да! Боже, спасите его! – Несчастная бросилась к подъезду; ее перехватили. Горький плач матери рвал душу.

Память, гадина, тотчас выдала ложную картинку. У меня свело скулы, многие так при упоминании лимона кривятся.

13. Игорь

Полотенце, размотавшись, сползло с лица. Хотел поправить и чуть не соскользнул с узкого мостика: доски угрожающе закачались – мир под ногами ходил ходуном. Чувствуя, что падаю, я оттолкнулся и прыгнул вперед и вверх. Уцепился за протянутый на крышу кабель и, с грохотом опрокинув таз, шмякнулся на балкон. Тело взорвалось болью.

Доска проскребла по бетону, улетая вниз, следом – вторая. Звука падения я не услышал, но там закричали. Кое-как поднялся, осмотрелся – вроде цел. Ладони ссадил, да ноет ободранное колено. Ерунда. Подобрал полотенце. Хоть в этом везет: без тряпки – никак.

Пошатываясь, а кренило меня изрядно – непонятно только, с чего? – приник к закопченному окну, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Постучал – нет ответа. Дети где-то в глубине квартиры: прячутся, глупые. Так двое или один? Я шарахнул каблуком по балконной двери – рама хрустнула, и дверь слегка приоткрылась. Из щели вырвались мглистые струи. Я ударил снова: дверь распахнулась. Со звоном брызнуло матовое от наполнявшего комнату дыма стекло. Горячий поток выметнулся навстречу, чуть не сбив с ног, – и я уткнулся в пол: поверх длинным языком разворачивалась огненная полоса. Полотенце на лице было едва влажным, но идти назад… отступить? Нет! Прикрыв голову, я на четвереньках ввалился в обжигающее марево.

14. Олег

Превозмогая слабость, я оперся на локоть, сел. За милицейским оцеплением, задрав головы, толпился народ; кто-то громко ахнул, указывая на дом. Я обернулся. На верхотуре, балансируя на узкой доске, с балкона на балкон шел мужчина. Видимость из-за дыма отвратительная, ничего не разобрать, но этаж был… девятым. Окна – прямо над горящим участком восьмого. Девятый и сам уже полыхал, хотя бойцы расчетов старались вовсю.

Что там внутри? Сумеет ли парень вытащить ребенка? Он явно не представляет, во что ввязался!

Человек осторожно продвигался вперед. Люди затаили дыхание.

– Сестра, – я поймал за край халата, пробегавшую медсестру. – Позовите вон того, чернявого, у носилок. Это Константин, наш медик.

– Мы займемся вами, как только закончим с пострадавшими.

Мужчина наверху оступился, потерял равновесие, и толпа вновь ахнула. Но смельчак не растерялся: ласточкой перемахнув перила, он оказался на балконе. Доска соскользнула; кувыркаясь, рухнула вниз. Мужчина вышиб балконную дверь и скрылся в квартире. Черный дым хлынул изнутри фонтаном, огненный факел облизал козырек над балконом, вспузырил лохмотьями битумное покрытие и сник, оставив хлопья сажи.

Да что он творит, кретин! Спровоцировал выброс пламени! Нельзя так резко врываться в помещение: с притоком кислорода тление сменится горением. Сейчас там всё займется, а поблизости ни одной автолестницы!

– Быстро зови Костю! – рявкнул я.

Медсестра ойкнула, прикрыв рот ладонью, и убежала.

– Давай, – убеждал я Костю. – Коли стимулирующее!

– Ты ненормальный! – орал он. – Сердце не выдержит! Посмотри на себя – в гроб краше кладут!

– Да я ходил два раза подряд! И три ходил! Ниче, выдюжу!

– Когда ты ходил?! По молодости!

– Коли, говорю!

– Ты отключился, Олег! Спекся! Я что, слепой?

– Они десять раз задохнутся! – прорычал я. – Что ты меня жалеешь? Их пожалей!

Через минуту я уже сидел, поддерживаемый двумя санитарами, а Костя вкачивал мне гремучую смесь собственного приготовления. Разработал он ее давно, когда я и в самом деле мог вновь ускориться после отключения. Но с тех пор организм изрядно сдал, сердце пошаливало, и между ускорениями требовался всё более длительный отдых. А уж искусственными включениями я не баловался лет пять.

– Только не дури, – сказал Костя. – Я тебя прошу. Без геройства, ладно? У тебя давление и пульс запредельные. С такими в реанимацию отправляют. А ты…

– Да пока кто-нибудь доберется до них, понимаешь?!

– Понимаю, – вздохнул Костя, помогая мне встать.

Голова кружилась, мир звенел, наливаясь яркими, ядовитыми красками, спину драли мурашки, кости ломило и будто выворачивало наизнанку. По телу прокатилась кипящая волна, такая жгучая, что не разобрать – лед или огонь. Я покрылся коркой, и она сдавила меня гигантскими тисками. Зуд стал невыносимым. Я уже готовился умереть, когда обруч, стянувший грудь, лопнул. Взгляд прояснился. Звон ушел, и в мир вернулись прежние цвета.

Я побежал к подъезду – понесся метеором. Насколько меня хватит?

Добраться на девятый и спуститься вниз. Просто? Если бы!

Плохо помню, как это проявилось впервые. Да и не хочу вспоминать: сплошной адреналин, страх, липкая от пота кожа, резкая боль в боку – но остановиться, значит, сдохнуть. И я бегу, бегу, бегу.

Помню, возвращался от Машкиных родителей, к которым заглянул после роддома – обрадовать: мальчик! сын! Засиделся допоздна. До дома недалеко, так что – пешком, по свежему воздуху: остудить бурю эмоций. Чувства хлестали через край. Ощущение: могу своротить горы. Вместо этого свернул в темный проулок. Зря.

Я бегу.

Гулкий топот сзади. Гул крови в висках. Кажется, кровь сейчас хлынет носом, изо рта, из ушей. Я не выдержу, упаду на грязный асфальт и буду корчиться под ударами тяжелых ботинок. "Стой, сука!" Этот голос не вычеркнуть из памяти, не вытравить даже кислотой. Наглый, грубый голос припанкованного юнца. Топот ног. Урод с ножом – впереди. Двое его подельников слегка отстали: сопят, матерятся. Повод ничтожен: не хватало денег на выпивку. Одному я съездил по морде, выбивая гнилые зубы, второй огреб пинок под дых и мычал что-то невразумительное. Ну а третий достал "раскладушку".

В глотку будто залили расплавленный свинец, икры чуть не сводит судорогой, сердце – в клочья! Гонит бешеную волну пульса. Кровь на рукаве: ветровка располосована от локтя до запястья. Рука – тоже. Если б не успел закрыться – ухмылялся бы вспоротым горлом. Круги перед глазами. Красная пелена. Упасть и сдохнуть.

Это было восемь лет назад.

Как дурной, вязкий сон. Бежишь. Всё медленнее и медленнее. Спину обдает жарким дыханием. Силы кончаются. Ты больше не можешь сопротивляться. Ты падаешь…

Тогда, восемь лет назад, я не упал. Я полетел.

15. Игорь

Наклонившись и придерживая полотенце, я пробирался сквозь дым: густые потоки тянулись к балкону, но легче не становилось. От тяги огонь лишь разгорался; захватывая всё новые площади, крался по плинтусам, карабкался по обоям, обугливал паркет и корежил линолеум.