Люциус Шепард - Прогулка по Саду Страница 11

Она хотела бы купиться на это, он видел, но колебалась. Он снова спросил, и она ответила вопросительно: "Аллах?" Потом она отвернулась. "Это так глупо!"

"Нет! Мы действуем, словно это не произошло. Игнорируем реальность ситуации. Но он все время был с нами... этот ответ. Единственное, что нам надо сделать, это согласиться с тем, где мы находимся."

"Но..." ГРоб повернулась спиной. "Даже если ты прав, парень, зачем кому-то вступаться за нас?"

"Я скажу тебе! Это оборванцы! Им нужен кто-то, кто вознесется в небеса. Что лучше, если не пара экс-неверных, которых они завербуют. Слушай! Даже не стоит сомневаться. Мы выжили! Из семидесяти двух - может, из всего мира - ты и я, но мы выжили. Для этого должна быть причина."

Он не отставал от нее, объясняя очевидную, простую истину, что он отрыл в обломках небес и в пламени ада. Он слышал, как проповедует ей, как капитан Уилтс проповедовал ему перед боем, пытаясь убедить ее в том, что прогулка в огне это именно то, что им нужно, путь к спасению, и осознав это сходство, увидел, что обманывает ее, даже если это для нее к лучшему, даже если обман является искренним, нацеленным к насаждению веры, потому что именно она, вера, фундамент всех религий, позволит им справиться... осознав это, он стал подозревать, что, возможно, обманывает сам себя, а поняв это, так же, как капитан Уилтс, не стал рисовать ей всей картины. Может быть, только последний человек, которому позволят войти, может быть неверным... по крайней мере, такой смысл был в том, что говорил им Бакстер. Если таков данный случай, он хотел, чтобы этим человеком оказалась ГРоб. Он смиренен относительно этого, он по-солдатски желал спасти ее. Она - сестра ему в этом дерьме, его кровный друг и союзник, и, наверное, даже больше, поэтому он продолжал молотить словами ее голову, вызывая настоящий шторм, пока не увидел, что вера захватывает ее, как искра понимания разгорается в пламя и испепеляет сомнение. Он увидел, как ее лицо светится отраженным огнем и внутренним пожаром, на котором испаряются его собственные сомнения. В этом причина, что они двое забрались так далеко. Они оба сделают это.

"Ты слышишь, что я говорю?", спросил он, и ГРоб ответила: "Четко и ясно, парень."

"Куда мы идем?"

"В Рай!"

"Что мы там будем делать?"

"Гулять в садах из серебра и золота!"

"Как мы туда попадем?"

"С помощью превосходящей огневой мощи!"

Это был не тот ответ, которого он ждал, посему он повторил вопрос.

Она запнулась, а потом сказала: "Милостью божей!", но таким тоном, что это почти напоминало вопрос.

"По воле Аллаха!", сказал он.

"По воле Аллаха!"

"Аллах велик!"

Он вбивал в нее послание, мотивируя ее так, как никогда прежде, но это не было его обычной бредятиной. Он чувствовал это; слова вылетали из него, словно серебряные клинки из ножен, пока наконец она не запела вместе с ним, самозабвенно и со сверкающими глазами, потом она подняла одной рукой свою винтовку над головой и прокричала: "Нет Бога, кроме Аллаха!"

20:09

Перед тем, как войти в огонь, они коснулись друг друга. Не кожа к коже, просто сдвинули шлемы, подтверждая принятое соглашение, контракт души, что длится несколько минут, вечность, либо неделю в Теколутле. Потом пошли вперед в пламя. Уилсон следил за ними на дисплее шлема - два силуэта человекоподобных роботов, гладко скользнувших в сверкающую красновато-оранжевую стену, а потом уже не было времени следить, он двигался быстро, холодильное устройство скафандра уже натужно заработало.

Дно ада было выложено желтоватым металлом, по крайней мере Уилсон думал, что он желтоватый, и что это металл. Трудно распознать цвет в огненном, прыгучем свете пламени, да и дно могло быть не выложено, оно могло быть веной из какой-то совершенной субстанции, Богом в форме минерала. Это было ни золото, ни медь, ибо эти металлы расплавились бы от жара, а этот метал не повреждался. Он был исписан змеящимися завитушками и изгибами арабских букв, каждая размером больше человека, и они были записаны всюду, куда падал взгляд. Наверное, тексты Корана, либо какой-то другой священной книги, еще не доставленной на землю. В глубинах блеска вокруг себя он видел движения, что не были текучими движениями пламени, и формы, что не были формами огня, намеки на тяжелые, неторопливые образы, и он задвигал своей винтовкой быстрыми прикрывающими арками. Эта винтовка - красивая штука. Даже если ему суждено упасть в огонь, даже если его победит жара, она продолжит функционировать, лежа там, где случиться быть любому обезоруженному солдату, безотносительно к тому, что никакой солдат никогда не пройдет этой дорогой снова. Он держал ГРоб слева от себя, сосредоточившись скорее на ее устройстве выбора цели, нежели на своем. Рев звуков ада теперь стал другим, рекой звука, текучим, волнообразным напором, его мерцающий ритм стал сложным и почти успокаивающим.

Через полмили он понял, что они в беде. Жара. Его скафандр, защищающий его своей машинерией и пластиком, плотно прилегал к коже, сочась некими мазями и впрыскивая в него мягкие успокаювающие. Он слышал по их частному каналу связи, как ГРоб тяжело дышит. Его шлем, уже темный, потемнел еще больше. Если верить показаниям его инструментальной панели, их окружают мириады невидимых жизней, а все остальные показания бесконечны. Он не стал выключать панель, но понимал, что верить ей нельзя. Аллах, сказал он себе, и позволил звучности и мощи этого имени расцвести в своей голове словно фейерверку, громадной надписью прохладного блеска, бурей покоя, что позволит ему игнорировать боль обожженной кожи. Они продолжали движение. Ибо они таковы. Не отступать - таково правило у этой испорченной блондинки и у ее парня шестьдесят-пуль-в-секунду, у этой бешеной детонаторши и ее киллера из Колорадо... Глупая лирика этих мыслей делала его радостным, беззаботным, соблазненным золотой легендой рок-энд-ролла, которой он подмешивал в свою походку, и для того, чтобы слегка замедлить себя, он впаял еще IQ. На мега-опасном уровне. Он после долго будет отходить, но это не имеет значения. Он будет жить или умрет по воле Бога и единственно по ней.

Они преодолели три четверти пути по оценке Уилсона и теперь были в серьезной беде. Они шли медленно под наркотическими инъекциями, волдыри превратились в ожоги, они спотыкались и шатались из стороны в сторону. Слишком много энергии уходило на ходьбу, поэтому он врубил музыку, передал ее ГРоб и почувствовал, что их контакт усилился. Ее зеленая отметка на его экране помаргивала. Сигнал. Она тоже чувствует его. Он подошелбы поближе, но боялся, что может шатнуться и свалить ее. В башке медлеено копошились мысли. Имена и рожденные ими образы. Словно бусины на ожерелье его жизни. ГРоб. Бакстер. Дом. Рай. Аллах. Он понял, что природа Бога это огонь и лед, яд и бальзам, это и анти-это, все соединенное в изумительный рисунок, по которому он бредет, и если их акт веры будет успешным и они достигнут Рая, в глазах Бога они едва передвинуться на дюйм, потому что вот какое расстояние лежит между верой и безверием. Вся его жизнь была потрачена, чтобы пропутешествовать этот дюйм, и ныне, будучи в состоянии восприять величие замысла Бога, мастерство Его бесконечного текста, Уилсон был переполнен радостью, его опаленное знание мгновенно осветилось, превратившись в кристаллическую линзу, сквозь которую он глаза в глаза личезрел Аллаха, громадную золотисто-белую фигуру, что заполняла пустоту... а потом он узрел нечто реальное. Не просто намек на форму, но нечто солидное, имеющее субстанцию и объем. Он вырубил свою музыку и впился глазами. Длинная гибкая конечность, балв его первая мысль. Черная, с мозаичным рисунком какого-то бледного цвета. Хлыстнувшим в их сторону из пламени. Хвост, понял он. Громадный хренов хвост. Он начал поднимать винтовку, но рефлексы притупились, пальцы не слушались, он не успел захватить цель, когда кончик хвоста обвился вокруг туловища ГРоб и высоко вскинул ее. Она выкрикнула "Чарли!", пока болталась высоко над головой. Потом хвост убрался. И когда он уходил от Уилсона, хлеща ГРоб направо и налево, сила его ударом отбросила пламя, сотворив проход, и на стенах пламенного прохода обнаружилась иконография мучений. Распятия, четвертования, бичевания, потрошения, повешения, люди, обремененные массивными ярмами. Демоны резвились среди них. Отвратительные и нечеловеческие, со свернувшейся обожженной кожей, с выставленнми наружу бугристыми мускулами и жилами. Но Уилсон едва замечал их, глядя в конец прохода, где пребывала ящерица размером с динозавра. Саламандра с мозаичной черно-серой кожей. Задняя часть с хвостом вздымалась, плоская голова на гибкой шее и одна мощная передняя нога тоже были подняты, остаток тела окутывало пламя. Стеклянный желтый глаз злобно воззрелся на него. Саламандра дернула хвостом к своей зияющей черной пасти и, с деликатностью аристократической дамы отщипывающей кусочек креветки насаженной на палочку, она откусила голову ГРоб.