Алексей Корепанов - Без маски Страница 11

На земной звездолетный вокзал,

Потому что по радио голос сказал:

"Обойдемся без вас. Пролетайте, пожалуйста, мимо".

Или вот это, названное Мифрид В. "Встреча в пространстве":

Сошлись и расстались,

Лишь всплеск на экране.

Одни сомневались, другие - смеялись.

Заспорили громко, потом обсуждали

Что значит загадочный всплеск на экране.

Одни говорили: простая комета,

Другие кричали: чужая ракета!

Пока совещались, обильно болтали

Тот, встречный, растаял в космических далях.

В общем, я долго рассматривал, перечитывал, обдумывал стихи милой, судя по всему, девочки Мифрид В., начитавшейся фантастики. Хотя, возможно, совсем и не девочки, а солидной дамы или и вовсе не дамы, а средних лет лысеющего инспектора отдела кадров какого-нибудь управления "Маштяжстрой". Все могло быть. По стихам нельзя судить о внешности и профессии человека. И наоборот.

Сделав такое глубокомысленное заключение, я положил рукописи на холодильник, решив в понедельник передать их нашему члену СП, известному городскому поэту Юре Фоминскому, и направился к письменному столу с твердым намерением приступить.

Самым трудным для меня всегда было начало. Да, наверное, и не только для меня. Минут двадцать я курил, прихлебывая остывший чай, смотрел на стену, перекладывал с места на место чистые листы. Потом барьер был все-таки преодолен и я начал писать, и писал, не разгибаясь и забыв о времени, полностью уйдя в мой мир.

"...Боль, наконец, перестала пульсировать резкими горячими толчками, - писал я, - чуть сгладилась, хотя и не отпускала ни на мгновение, и он, опираясь на здоровую левую ногу и уцепившись обеими руками за какие-то невидимые в темноте ветки, все-таки вылез из этой проклятой ямы, прополз немного по мертвой траве и наткнулся на что-то твердое и холодное.

Конечно, лучше всего было бы дожидаться рассвета в своем кресле, но его молодое и здоровое тело жаждало действий - и вот результат: в худшем случае перелом, в лучшем случае вывих, и теперь придется на ощупь огибать эту чертову яму и действительно сидеть в кресле до тех пор, пока не найдут.

"Чего тебе не сиделось, Сережа?" - мысленно спросил он себя и досадливо плюнул в темноту, продолжая ощупывать твердое и холодное и держа на весу поврежденную ногу.

Вокруг было черным-черно, хотя светящиеся стрелки наручных часов показывали только начало одиннадцатого. Но стояла середина ноября, всю неделю небо было упаковано в плотный слой серых туч, и как он ни вглядывался в сырую темень - нигде не угадывалось и намека на какой-нибудь огонек. И еще моросил холодный дождь, шурша по ветвям невидимых деревьев.

Прыгая на одной ноге, он кое-как обогнул непонятный объект, исследовал пальцами твердые зубья с налипшей мокрой землей и негромко буркнул в темноту:

- Докладываю, товарищ капитан Белов: обнаружен колесный трактор "Беларусь" с ковшом для рытья ям, в которых ломают ноги.

Звук собственного голоса показался ему таким неестественным в шуршащем мраке, что он решил вслух больше ничего не говорить. Опустившись на четвереньки и тихо шипя от боли в ступне, капитан Белов двинулся прочь от трактора.

Он продвигался к своему креслу очень медленно, опасаясь других ям, но вместо ямы взобрался на какой-то бугорок и стукнулся лбом обо что-то деревянное и мокрое. Изучив деревянную конструкцию, капитан Белов шепотом выругался и поспешно слез с бугорка.

Он понял, что приземлился на кладбище.

Добравшись до кресла, он снял с сиденья гермошлем, положил на землю, сел, расшнуровал ботинки и осторожно ощупал ступню. Ступня распухла и оставалось надеяться, что это все-таки вывих. Дождь усиливался, и хотя комбинезон не промокал, в нем было не так уж тепло. Капитан подумал, что можно закутаться в парашют и просидеть так до утра, но решил сделать это позже, чтобы не тревожить ногу, еще сильней разболевшуюся после долгих перемещений вокруг трактора и могил.

Он сидел ночью на заброшенном кладбище, а вокруг простиралась безлюдная Зона, и мысли приходили какие-то невеселые. Белов до верха застегнул "молнию" комбинезона, обхватил себя руками поперек груди, спрятав ладони под мышки, и еще раз проанализировал свои недавние действия.

...Левый двигатель заглох на высоте шесть семьсот и истребитель повело влево и вниз. Он даже не успел среагировать, только бросил взгляд на индикацию на лобовом стекле кабины, да что там он - не успел среагировать и бортовой компьютер, потому что за спиной раздался взрыв, и самолет свалился в пике. Кувыркаясь, промчался мимо кабины охваченный пламенем двигатель, устремляясь вниз, понеслись навстречу распухшие спины ноябрьских туч. Он доложил земле о случившемся и тут же получил команду катапультироваться. Тем не менее он тянул до последнего, пытаясь укротить погибающий истребитель. Потом парашют долго тащило ветром, он опускался в дождливую ночь, и по непроглядной тьме, растекшейся внизу, понял, что его отнесло в безлюдную Зону...

Он вытер ладонью мокрое лицо и посмотрел на часы. Без пяти одиннадцать. До рассвета еще далеко. Капитан вздохнул. Кладбищ он не то чтобы боялся, а просто испытывал к ним некоторую неприязнь, как и всякий нормальный здоровый человек. Еще больше это касалось ночных кладбищ. Когда-то давно, в пионерском лагере, он с ребятами пошел после вечерней линейки на деревенское кладбище обрывать черемуху и позорно бежал вместе со всеми, обнаружив за одной из оградок что-то белое и шевелящееся. Отбежали они, правда, недалеко, так что выскочившая из-за кустов белая дворняга с черным пятном на озорной морде успела их лениво облаять.

Белов, морщась от боли, осторожно устроил ступню поудобнее. В голову лезла всякая чепуха, и капитан вдруг поймал себя на том, что напряженно вслушивается в шум дождя, словно стараясь различить какие-то другие звуки. Он закрыл глаза, попытался думать о рыбалке и вздрогнул, потому что за спиной раздался отчетливый протяжный стон.

Белов замер.

Стон повторился, теперь уже слева от кресла. Был он каким-то скрипучим, безжизненным, безнадежным и довольно жутким. Так могли бы стонать покойники или привидения.

Белов невольно старался дышать как можно тише, ему было уже не холодно, а жарко, и сердце колотилось у самого горла.

Сбоку мелькнуло что-то бледно-голубое, похожее очертаниями на человеческую фигуру. Белов вжался в кресло... Опять раздался стон... бледно-голубое переместилось в кромешной темноте - и пропало, словно провалилось в могилу. Еще один полустон-полухрип - и только шорох дождя и сумасшедший стук сердца.

"Это же Зона, здесь же нет никого, - пытался убедить себя Белов, а сам, скрипя зубами от боли, уже выбирался из кресла. - Однако так и до петухов не дожить!"