Дмитрий Щербинин - Ковер Страница 11

День за днем, месяц за месяцем, год за годом - все надрывался за окном снежный ветер, и не уходила тоска. Все так же было холодно, одиноко, жутко. Девочка видела, что матушка ее день становится все более слабой, похожей на мумию. Теперь все реже поднималась от стола, и все рыдала, рыдала. И девочка привыкла к постоянному голоду, сама стала похожа на мумию - у нее время от времени сильно кружилась голова, когда же она поднималась с кровати, и пыталась пройтись по комнате, то ноги ее подгибались - она совсем ослабла, и большую часть времени тоже рыдала...

...А за окном все ветер, тьма, снег - все воет, все кружится - девочка очень много спала, ведь во снах она видела что-то светлое, пусть и не ясное, пусть и забывающееся сразу после пробуждения - все-таки это было бегство...

...Однажды матушка очень долго не поднималась из-за стола - девочка звала ее, а потом, дрожа от холода и от ужаса, решилась на то, на что никогда прежде не решалась - поднялась и подошла к сидящей матушке. Лицо той стало темным, жутким - она уже давно умерла. Девочка закричала, бросилась на кровать, и тут же погрузилась в темное забытье - это было хоть какое-то бегство из кошмара.

Должно быть, она очень долго пролежала так, но, в конце концов очнулась, и поняла, что не сможет больше спать - с трудом поднялась, и с еще большим трудом, сильно покачиваясь из стороны в сторону, прошла к маме - та еще больше потемнела. Девочке немалого труда стоило перебороть себя, протянуть к ней руку, дотронуться - тогда матушка рассыпалась в прах. Ничего не осталось кроме сухой горстки, которую тут же подхватил ток холодного воздуха, да и утащил в узкую расщелину под дверь.

Девочка осталась совсем одна, и, не зная что делать, куда деваться, она уселась за этот темный стол, за который никогда не садилась - просидела так неведомо сколько времени, а потом вновь лишилась чувств от голода повалилась головой на стол. Какие тогда ей привиделись сладкие, волнующие видения - города сотканные из солнечного (никогда ей прежде невиданного) света; мосты радуг украшающие небо; много-много чего прекрасного видела она тогда, и, верно, никогда бы уже не вернулась в эту маленькую, грязную комнатушку, и вскоре бы холодный ветер развеял ее опустошенное тело в прах, но вернул ее странный, никогда прежде не слышанный скрежет... Точнее - это в первое мгновенье ей показалось, что никогда прежде она такого не слышала такого, а потом вспомнила, что, в самые страшные, темные ночи, когда еще была жива матушка, когда еще сидела, согнувшись над этим столом, то слышала она подобный скрежет за окном. Тогда она лежала под одеялом, медленно, осторожно переворачивалась, и совсем уж осторожно приоткрывала маленькое отверстие, из которого и выглядывала одним глазом на окно - там, за окном бесновался ветер; там, хоть и с большим трудом, виделось что-то расплывчатое, темное - в этом темном была жуть, оно хотело проникнуть в комнату. И девочка спешила отвернуться обратно к стене, свернувшись комочком лежала под одеялом, не смела пошевелиться, не смела вздохнуть громко. Но тогда в комнате была мама, тогда на столе горела свеча - пусть и блеклая, пусть и жалобно трепещущая; тогда было некое внутреннее чувствие, что это страшное, что было за окном, не сможет ворваться.

Теперь девочка подняла голову и обнаружила, что свеча давно уже затухла, что в комнате почти совершенная, непроглядная темень - взгляд метнула на окно, и увидела, что это старое, залепленное грязью стекло выгибается под страшным напором стихии, и вот-вот лопнет - с той стороны слышались стонущие заклятья, некая бесформенная тень носилась там. И тогда девочка бросилась к двери, из под которой выбивалась полоска бледного, зеленоватого света никогда прежде не доводилось девочке выходить за пределы их комнаты - мать никогда не брала ее, а она и не хотела - тот неведомый мир представлялся ей ужасным, и она знала, что ничего кроме боли он ей не принесет. И вот теперь она жаждала вырваться в тот "ужасный" мир, лишь бы только ускользнуть от тени, которая нависла за окном. Она из всех сил дергала ручку (но что, право, за силы у маленькой девочки?), она стучала кулачками, и наконец закричала. Никогда прежде она не кричала, и плакала всегда безмолвно, но вот теперь, слыша как нарастает треск и яростный стон за спиною - закричала пронзительным, жалобным голосом - она звала на помощь, и вкладывала в этот крик все свои силы.

И ответ пришел! С той стороны двери раздались тяжелые шаги, и не успела девочка опомниться, как дверь вдруг распахнулась, и на пороге предстал карлик Сроби, который едва доходил девочки до пояса - он тут же схватил ее своей могучей рукою и выволок в коридор, другой же рукой он захлопнул дверь. В комнате раздался треск выбитого стекла, и что-то с силой от которой дрожали окружающие стены, стало биться с той стороны об дверь. Карлик стоял, упершись в нее рукою, но не рукою удерживал, а заклятьем. Наконец - дверь отпустил, девочку же подхватил обеими руками, и понес по коридору. Позади вздрагивала дверь, слышались вопли и стенания неведомой стихии, впереди была неведомая жизнь - девочка вновь почувствовала головокружение, вновь стала проваливаться в забытье. Но Сроби чувствовал, что ей нельзя погружаться в грезы, что, если это произойдет, то и его волшебство уже не сможет вернуть ее душу, и потому он поддерживал в ней жизнь - не яркую, но только слегка подбрасывал в сердце маленьких веточек, чтобы хоть тлело - и девочка видела то, что вовсе и не хотела видеть, отчего все новые и новые слезы катились по ее щекам; видела бесконечные переходы, лестницы, туннели; тянущиеся куда-то вдаль коридоры, с сотнями а то и тысячами дверей - неслись какие-то приглушенные, болезненные стоны, что-то скрипело, трещало, ломалось... Потом долго-долго опускались они вниз на дребезжащей, черной платформе, и вокруг приносились призраки, и все полнилось их жалобными стенаниями.

Затем они вышли в город - впервые вдохнула девочка не стесненный комнатными стенами воздух, и тут же закашлялась - воздух был нестерпимо морозным - снежная круговерть так и неслась, так и выла со всех сторон порывы ветра были настолько сильны, что, если бы карлик не держал ее, то девочка улетела бы как одна из снежинок (а она была настолько худой, что почти ничего и не весила).

Карлик проворно спустился по ступеням, и оказалось, что там их поджидает черная, запряженная черными громадными крысами карета. Кучером тоже была крыса, в черном аккуратном костюме, в цилиндре, и с кнутом в лапах. Карета была просторной для карлика. но девочке пришлось согнуться в три погибели, чтобы уместится там - спиной она упиралась в потолок, и тот трещал, грозил разорваться. Как только карлик захлопнул дверцу, кучер-крыса взмахнул кнутом и погнал, погнал своих сородичей по заснеженным, пустынным, темным улицам, которые вопили ветром, по которым носились призрачные тени.