Сергей Болотников - Стуки-ДАО Страница 11

Впрочем, некое подобие их так и осталось со мной, просто теперь очки внимательно смотрят внутрь. А наружу... туда я смотрю через засиженные мухами черные очки слепого. Через них ясно видно контуры, но совсем нельзя различить цвета.

Итак, я встал на эти рельсы, не знакомый со школой и полный детского энтузиазма. Который не замедлил истечь, стоило мне остаться один на один с детским коллективом, в обществе которого мне предстояло провести ближайшие десять лет. Я отлично помню это миг, он навсегда врезался в память. Я стою в середине класса, ранец за спиной дико мешает, в окно вливается мягкий полуденный свет сентябрьского денька, а вокруг меня - детские лица - вроде бы разные, но для меня сливающиеся в одно - то самое волнующееся как море лицо, которое я впоследствии назвал лицом толпы. Они вроде бы все разные но в чем-то схожи, в чем-то почти одинаковы. Например, в своей ненависти и презрении.

Дети стоят и сидят, они держат руки на партах и под, и смотрят на меня - любопытно и без эмоций, как энтомолог на редкую бабочку, как раз перед тем, как проткнуть ее иглой и насадить на картон. Три десятка внимательных глаз.

Незнакомые лица. Мне стало не по себе, я не знал что делать. Мне хотелось домой, к маме.

В этот момент хлопнула дверь и моему взгляду предстали двое пятиклассников в одинаковой синей форме с отпоротыми эмблемами на рукавах. Неясно, почему их занесло в первый класс - возможно, они просто страдали от скуки. Притихшим первоклашкам они казались исполинскими и мощными, как осадные башни. Вошедшие прошлись по заволновавшимся рядам, перебирая разложенные учебные инструментарии с хозяйским видом. Помню, класс молчал как рыба. Происходящее казалось нереальным, но в чем-то совершенно правильным. Мы, воспитанники старой тоталитарной системы, уже к тому времени жили в строгой смирительной рубашке правил и уложений, в которой мы подчинялись, подчинялись и подчинялись сильному.

Мы все умели молчать.

Много времени спустя, я понял, что сие немудреное правило характерно для социума вообще. Его структура жестка и тоталитарна, вне зависимости от строя, в котором социум существует. Право сильного, ранги и касты - та сомнительная ролевая игра, в которую так любит играть человечество. По этому праву - если кто-то сильнее тебя - молчи, и тебе оставят жизнь. Мы все умеем молчать.

Особенно я.

То был мой первый шаг по пути избавления от неприятностей. И он последовал сразу после того, как здоровый, плотный пятиклассник извлек чей то портфель и стал наигрывать им в футбол. Удары ноги по резине отчетливо раздавались в переполненной классе. Владелец портфеля наверняка был в этой притихшей толпе, которой преподавался первый урок жизни, но он боялся выдать себя. Я смотрел на творящееся и вдруг меня пробил жуткий страх, потому что я осознал - то же самое может случиться и со мной! Мой портфель! Вслед за смутной мыслью "куда же я попал" пришло нарастающее отчаяние, которого сформировалось где-то в животе, и, пройдя сквозь диафрагму, вырвалось наружу в отчаянном истерическом вопле. Я ревел, я орал, я надрывался от плача, я вопил так громко, что старшеклассники выронили портфель и тупо уставились на меня. Но хуже всего - на меня смотрел весь класс. В их взглядах появились какие-то чувства - что это было? Стыд?

Презрение? Страх! Вот, пожалуй, главное - я нарушил неписаное правило, это уже тогда было понятно, сделал вещь, которую не делают, и тем самым впервые поставил себя вне общества. И теперь они смотрели на меня, как если бы я вдруг стал обрастать шерстью, или покрываться зеленой сыпью. То есть, на их глазах я становился чужим, причем чужим настолько, что вполне мог быть поставлен в один ряд с внезапно объявившимися жителями Плутона.

Мне было невыносимо страшно и стыдно. Чувство было столь невыносимым, что я сделал странную для себя вещь - закрыл глаза и плотно заткнул уши указательными пальцами. Мир исчез. Плач казался приглушенным. Взглядов не было вовсе.

Я замкнулся первый раз в жизни. Закрылся. Уединился в глубинах своего я. Сделал первый шаг по дороге из битого стекла.

Не помню, что было после... Кажется, в тишине и темноте себя самого мне так полегчало, что плач утих сам собой. В тот день меня никто и не тронул. Мы все были еще очень малы, и всю оставшуюся жизнь никто из многочисленных недругов не припомнил мне этого случая. Он полностью выпал из людской памяти, но крепко засел в моей. Этот плач все еще звучит где-то во мне, напоминая - когда ты один, плакать не зазорно.

Собственно - это был первый и последний раз громкого выражения моих чувств на публике. С тех самых пор я плачу только внутри. И смеюсь там же.

Каждый социум - даже группа из трех человек - делится на слои или касты. В каждой группе обязательно есть свой лидер, а также своя жертва. The best and the rest - классика жанра. Собственно трое - есть начальная ячейка, в которой начинают четко выделяться социально-ролевые группы. Просто потому, что имеется противостояние двое-против-одного. Соответственно, любая, даже самая большая группа состоит из двух-трех-десяти подобных ячеек, то есть человеческое стадо имеет фрактальную структуру, подобно снежинке. Имеется общепризнанный лидер, кучка лидеров поменьше, еще меньше - причем в данном случае социальные различия потихоньку сглаживаются. Да, внутри каждой ячейки имеется свой лидер, но влияние его уже не столь сильно как у лидера всего социума.

С жертвой точно такая же история - жертвы в социальных ячейках практически не считаются таковыми, а просто находятся на чуть более отчужденных положениях, нежели лидер и его прихлебатель. Опять же жертва всего социума - есть яркий представитель касты неприкасаемых, и находится на самой низкой ступеньке общественной пирамиды. Как правило, в таких общественных группах, жертвы в своих ячейках считаются выше по положению, по сравнению с официальными жертвами социума, и считают своим долгом добавить свою лепту в ее, жертвы, моральном уничтожении. Строгая структура, в которой каждый вышестоящий считает своим правом плевать на нижестоящего, тем самым, вымещая свое недовольство остракизмом со стороны вышестоящего. Насколько я знаю, подобное устройство имеет общество лишь высших приматов - в особенности бабуинов, так что я вовсе не исключаю возможность происхождения человека именно от обезьяны.

Школьная жизнь вошла в свою узкую колею, насколько она вообще могла эта сделать. Только моя колея, определенно шла под откос. Очень жаль, что это случилось со мной тогда, а не сейчас, когда я могу прогнозировать тенденции происходящего с максимальной долей достоверности. Увы, я тогда не очень много понимал в окружающей жизни и потому был невольником своей судьбы.