Юрий Тупицын - Синий мир (Сказка о любви, ХХIII век) Страница 11

Да и вообще, Иван - это Иван! Разве можно быть уверенным, что до конца разгадал то, что задумано Иваном Лобовым?

II

За пять недель, а точнее за тридцать семь суток до встречи Онегина и Лобова в кафе космонавтов, патрульный корабль "Торнадо" вынырнул из гиперсветового тоннеля в "живое" пространство на расстоянии в несколько световых минут от Земли. Когда корабль стабилизировался на досветовой скорости, Клим уточнил его координаты и запросил трассу конечного торможения и посадки. Ответная команда была такой, что штурман корабля не поверил своим ушам и на всякий случай повторил запрос. И к повтору команды он отнесся с недоверием, точнее, с недоумением, хотя пальцы его сами собой пробежались по ходовому координатору, вручную дублируя полученную команду и снимая предохранительные блокировки. Кронин, занятый финишным контролем гиперсветовых двигателей, и, как всегда, предельно углубившийся в свое дело, не обратил внимания на нюансы поведения штурмана. Но всевидящий, как это и положено командиру корабля, Иван Лобов обратил.

- Что-нибудь случилось?

- Случилось,- Клим, глядя на командира, выдержал паузу.- Нам дали ноль-вторую трассу.

Диалог товарищей расслышал инженер и рассеянно, не отрываясь от выполняемых операций, полюбопытствовал:

- Ты ненароком не напутал? Эйфория перехода на субсвет! Бывает.

Клим не посчитал нужным ответить. Впрочем, откуда Алексею знать, что он для надежности повторил свой запрос? Клима одолевали сомнения более серьезные, чем последствия субсветовой эйфории. Гиперсветовая навигация дело тонкое, лежащее на грани строгой науки и высокого искусства,специфическое мастерство, которое, подобно поэзии, помимо профессионализма, требует еще и вдохновения. Разве хоть один штурман-гиперсветовик может быть уверен в себе до конца? Ошибка на выхлопывании из гиперсвета в "живое" пространство в одну милисекунду оборачивается промахом по меньшей мере в триста километров! А гиперсветовой выхлоп - это взрыв, мощностью в десятки мегатонн, несущий в себе потенциальную опасность для маяков, трассовых реперов и других кораблей. И хотя штурман был уверен в точности своих расчетов и совместных действий с командиром корабля, червячок сомнений в его душе не мог не зашевелиться. Не случайно же им дали ноль-вторую трассу! Небывалый случай!

Дело в том, .что все трассы конечного торможения и посадки, начинавшиеся с нуля, вели прямо на Землю - в обход главной гиперсветовой базы на Луне. Но особенно почетными, в прямом и переносном смысле этого слова, считались трассы первого нуль-десятка, обозначенные двузначными цифрами и замыкавшиеся на центральном космодроме Земли - Байконуре. По трассам нуль-десятка принимались чрезвычайники: триумфаторы, вершители подвигов и открыватели новых миров, аварийные корабли с тяжелобольными, нуждавшимися в срочной медицинской помощи высшей квалификации... И виновники грубых, опасных для людей и техники нарушений правил космического бытия и регламентов космовождения. И поскольку в своем последнем рейде патрульный корабль "Торнадо" подвигов не совершил и открытий не сделал, поскольку материальная часть его была в полном порядке, а экипаж вполне здоров, у штурмана не могли не возникнуть разного рода навигационные сомнения и тревоги.

Избегая смотреть на командира и мысленно благодаря его за деликатное молчание, Клим Ждан погрузился в ретроградную расшифровку всех этапов гиперсветового подхода, предшествовавших явлению корабля на "свет божий". Чтобы не нервировать штурмана понапрасну, Лобов сбалансировал корабль на автопилоте и перешел из ходовой рубки в кают-компанию. Вскоре к нему присоединился и Алексей Кронин. Лобов сидел за столом, механически потягивая из бокала золотистый тоник специального состава с интригующе-поэтическим названием "Глоток солнца". Собственно, занятие Ивана было обязательным после выхода из гиперсвета,- не столько питием в обычном смысле слова, сколько лечебной процедурой, снимавшей нервное напряжение и компенсировавшей действие хаотических перегрузок на человеческий организм. Однако врачи и соммелье, искусные мастера по изготовлению напитков, прилагали все усилия, чтобы сделать эту лечебную процедуру не только полезной, но и приятной. Алексей достал из шкафчика прозрачный, тонкостенный, звенящий как колокольчик бокал из небьющегося стекла, хоть орехи им коли, и примостился рядом с командиром.

- Не возражаешь? - протянул он руку к сифону с тоником.

Иван рассеянно посмотрел на него и пожал литым плечом - пожалуйста! Алексей нацедил себе сердитого напитка, всклубившегося шипящей от злости, плюющейся пеной. Спрашивать Ивана о том, о чем его только что спросил инженер, было не только не обязательно, но и не принято. Алексей задал свой пустой вопрос лишь для того, чтобы отвлечь командира от невеселых мыслей, вызвать на ничего не значащий разговор,- уж больно мрачное лицо было у Ивана! Но Лобов на это дипломатическое предложение не откликнулся, молчал, продольная складка над его переносьем так и не разгладилась. Иван был мрачноват весь этот патрульный рейд. Хотя ни разу не сорвался и, вообще, изо всех сил держал себя в привычных поведенческих рамках. Получалось это у него не очень здорово, но все-таки получалось. У Ивана Лобова, в принципе, все более или менее получалось, когда он хотел этого и брался за дело. Но Кронин видел, какой нелегкой ценой Ивану давались в этом рейде привычные, естественные нормы поведения. Собственно, Кронин знал и в чем тут дело: Иван просто тосковал. По разного рода накладкам в космической работе его разлука с Леной Зим затянулась почти на целый год. К тому же экспедиция на рейдере "Денебола", где Лена выполняла обязанности бортврача, была если и не рискованной в полном смысле этого слова; то достаточно щепетильной. Рейдер проводил детальное обследование ранее обнаруженных подпространственных галактических каналов. Этих своеобразных включений четвертого измерения, использование которых сокращало длительность и время космических перелетов в десятки, сотни, а то и тысячи раз - "трещины" локальных включений разнообразны и прихотливы. Обследование подпространственных каналов - дело тонкое! Не столько в смысле навигационного или пилотажного мастерства, сколько в плане жесткого соблюдения всех мер безопасности и дотошного отношения к изменениям всяких, даже вовсе безобидных на первый взгляд космических факторов. Кронин знал, что Иван не очень-то жаловал Анта Гролля, командира "Денеболы" и руководителя экспедиции, считая, что при всех своих блестящих качествах ему, как и Всеволоду Снегину в молодости, не хватает надежности. Сомнения Ивана в достоинствах Гролля как руководителя подпространственной экспедиции разделял и Алексей. Но вот другой пункт опасений Лобова представлялся ему суеверием, которым, вообще-то говоря, страдало большинство профессиональных космонавтов со стажем. Клим в противоположность мнению своих товарищей совершенно искренне считал Анта Ксаверьевича Гролля выдающимся гиперсветовиком, зато разделял те опасения Ивана, которые Кронин почитал за суеверие. Опасения эти основывались на том, что Лена Зим не числилась в составе экипажа "Денеболы", а была введена в него в самый последний момент - взамен неожиданно заболевшей коллеги по профессии. Когда что-то, или кто-то неважно что и кто: член экипажа, двигатель, груз, оборудование,менялись в самый последний момент, это почиталось у космонавтов со стажем недоброй приметой. Но больше всего Ивану, а вместе с ним и Климу не понравилось, что Лена "напросилась" в состав подпространственной экспедиции. Напросилась Лена вынужденно, не сделай она этого, пришлось бы либо откладывать старт "Денеболы", либо брать в экспедицию стажера вместо настоящего бортврача. И тем не менее она напросилась! Напросилась перед самым стартом! На этой зыбкой основе и базировалось мрачноватое настроение Лобова в ходе патрульного рейда, при молчаливом сочувствии, а стало быть и попустительстве со стороны Клима. Алексей и подшучивал над товарищами, и высмеивал их опасения, и ругался с ними по поводу этих нелепых и липучих как репей космических суеверий,- ничего не помогало. Лена напросилась! В этом, именно в этом, по молчаливому убеждению Лобова и Ждана, таились возможные неприятности для "Денеболы" вообще и для Лены в особенности. Хоть смейся, хоть плачь, хоть ругайся, хоть сочувствуй этим высокообразованным и опытным профессионалам! Алексей добился лишь того, что Клим вслух обругал почитаемого им Анта Гролля, на которого он, кстати говоря, был похож своим характером. Обругал за то, что Ант довел своей неуместной деликатностью дело до того, что Лена вынуждена была напроситься. Анту следовало не разыгрывать джентльмена, а прямо предложить Лене место в экспедиции. Тогда Лена не была бы вынуждена "напрашиваться", а за "Денеболу" можно было бы беспокоиться куда меньше, чем теперь. Что тут поделаешь! Каждый человек, если он не совершенный остолоп, в особенности тот, который занят рискованным делом,- всегда немножко ребенок, любящий не только работать, но и играть в ходе самой работы, сколько бы серьезной эта работа ни была. Клим любил играть в интуицию, а стало быть и в суеверия, Алексей любил играть в логику, а стало быть был противником суеверий. Что касается Ивана, то он занимался обеими этими играми сразу, потому-то он и был пилотом экстра-класса с карт-бланш в руках на инициативные действия и с персональным позывным два нуля первый. С этим следовало примириться, и Алексей примирился.