Юрий Брайдер - Стрелы Перуна с разделяющимися боеголовками Страница 11

Пряжкину показалось, что он где-то уже видел это лицо с широко расставленными задорными глазами и красиво вырезанным ртом.

— Стой! — гаркнул Шишкин. — Не пересекать рубеж!

— Стою-стою, — примирительно сказал хозяин самоходных нарт. Было ему от силы лет двадцать, а может, и того меньше.

— Что в мешке?

— Лекарства.

— Высыпай. Будем проверять.

— Эх! — огорчился парень. — Значит, опять все сначала.

— Не твое дело, — осадил его Шишкин, оглядываясь в сторону каравана.

Министра здоровья уже сняли с нарт и под руки вели к месту приема дани. Сортировка лекарств была его обязанностью, поскольку под их видом враг мог подсунуть любую гадость. Некоторые давно испытанные средства вроде йода и касторки проходили контроль беспрепятственно, все другие подвергались тщательному и придирчивому изучению.

Официально министра называли Разумником Сидоровым, но он отзывался и на кличку Упырь. Свою нынешнюю должность он получил не по наследству, как все другие, а по указанию коллегии волхвов. Его предшественник скоропостижно скончался от чрезмерной дозы лекарства под названием «морфий», которое он регулярно принимал как средство против облысения, и при этом не оставил после себя преемника. Поскольку Сидоров неизвестно откуда знал всякие ученые слова (из-за чего, кстати, находился под постоянным надзором министерства бдительности), он оказался самым приемлемым кандидатом на должность министра здоровья.

— Принимай лекарства. Да только с полным вниманием, — наставительно сказал ему Шишкин. — Если какую-нибудь дрянь по ошибке возьмешь, сам же ее потом и жрать будешь.

Из пестрой кучи пакетов, коробочек и бутылей Сидоров трясущейся рукой извлек упаковку каких-то пилюль и по слогам прочел: — Ан-ти-би-о-тик… — Немного подумав, он не вполне уверенно объяснил: — «Анти» на научном языке обозначает против… А «био» — жизнь… Значит, какое-то снадобье против жизни. Яд, наверное…

— Яд нам без надобности, — сказал министр распределения. — Кидай в огонь.

— Слабительное, — министр здоровья уже рассматривал со всех сторон другой пакет. — Это, надо думать, средство для помощи ослабленным людям.

— Нужное лекарство. Оставляй. Будешь давать больным и раненым.

— Валидол, — Сидоров задумался. — Скорее всего, это означает «валить долу». То есть, сбивать с ног. Наркотик какой-то.

— Прочь его! Пусть они свои наркотики сами глотают, извращенцы.

— Горькая соль.

— Горькая соль не нужна. Обыкновенной некуда девать.

— Люминал. Чтобы это могло значить? Люм… Люм… Это что-то связанное со светом. Может, от него в глазах светло становится. Скорее всего средство против сна.

— Для караульных в самый раз подойдет. Одобряю.

— Пирамидон. Ну, это понятно… От слова «пиро» — огонь. Для согревания организма.

— Для согревания организма лучшего средства, чем спирт, нет. Выкидывай.

— Бесалол.

— Чур меня, чур! Никаких бесов! В огонь немедленно! Только руки себе испоганишь!

— Свечи глицериновые.

— Ну-ка, покажи. Что-то уж больно мелковаты. Попробуй зажечь.

— Не горят, едрена мать…

— Кидай в огонь. Нам такого дерьма не надо.

— Что же вы делаете! — крикнул парень, как раз в этот момент притащивший к рубежу второй мешок. — Эти штуки ведь не для освещения.

— А для чего? — поинтересовался любознательный Сидоров.

— Их в задницу положено засовывать.

— Ну вот ты и засунь, — хладнокровно сказал Шишкин, отправляя в огонь всю партию глицериновых свечей.

Все лекарства, названия которых не поддавались расшифровке, были также преданы сожжению. С уцелевших пузырьков содрали этикетки, а из пакетиков и коробок извлекли инструкции. Любая печатная продукция, вне зависимости от ее назначения, не допускалась в пределы государства.

Парень тем временем подтаскивал мешок за мешком. В одних были консервы, в других мука, в третьих — одежда, обувь, посуда. Работа нашлась для всех. Кто-то отскабливал надписи с бутылок, кто-то срезал их с мешков (дырявый мешок надежней, чем мешок расписанный всякой галиматьей), кто-то просеивал муку в поисках ампул с ядом и взрывных устройств, кто-то бил детскую посуду, на которой обнаружилась явно провокационная надпись «Ну, погоди!» Скоро в костре трещала, бухала, чадила и рассыпалась синими искрами добрая половина дани.

Солнце клонилось к закату, когда парень сделал последний рейс — прикатил бочку с керосином. Несмотря на мороз, пот градом катился по его лицу.

— Все, — сказал он, утираясь руками. — Пользуйтесь, дармоеды.

— А секиры за такие слова не хочешь отведать? — озлился министр распределения, также порядочно притомившийся.

— Ну, допустим, зарубите вы меня, а что дальше? Кто вам это добро будет доставлять? Дураков нет. Отощаете тогда.

— Ты нам своими подачками в глаза не тычь! Подумаешь, облагодетельствовал!

— Да мне не вас, а ваших детей жалко. Вы сами и так от пьянства передохнете. Зачем же лекарства жечь, посуду бить? Варвары вы!

— А ты дурак. Всякой лжи веришь. Одурманили тебя. Хочешь, переходи к нам. Узнаешь тогда, как надо жить.

— Может, я и дурак, но не до такой степени!

— Да к нам народ от вас толпами валит. Мы даже не всех принять можем. Вон, посмотри, — министр указал на Наташу. — Она уже неделю как здесь. Нарадоваться не может.

— Уж это верно, — с готовностью подтвердила Наташа и, отпустив руку Пряжкина, пошла к рубежу. — Ты слушай, что тебе умные люди советуют.

Пряжкину показалось, что она сказала еще что-то, уже значительно тише, но этих слов он не разобрал. Это ему не понравилось. Еще больше ему не понравилось поведение парня, взгляд которого остался делано-равнодушным, словно встреча с перебежчицей да еще с такой хорошенькой, ничуть не заинтриговала его. Сразу утратив полемический задор, он натянул на глаза капюшон своей странной одежды и подался назад к железному чудовищу, которое вскоре действительно взревело, как медведь, пустило тучу вонючего синего дыма, развернулось на месте и само собой покатило в тундру.

— Скажи, а как ты попала сюда? — спросил Пряжкин, когда Наташа вернулась к нему.

— Пришла, — ответила девушка, нахмурившись.

— Ногами, что ли? Да отсюда хоть месяц иди, никуда не придешь.

— Сначала меня один человек подвез, а уж потом я сама пошла, — разговор этот явно не нравился Наташе.

— Какой человек?

— Ну какая тебе разница! Ты его все равно не знаешь. Больше вопросов нет?

— Нет, — ответил Пряжкин, хотя один вопрос как раз имелся: каким это оружием Наташа смогла убить позапрошлой ночью напавшего на нее пса.