Александр Гейман - Крюшон соло Страница 11

- ...и долбанут по башке кастетом! - бухнул Пфлюген.

Водовоз-вышибала недоверчиво перевел взгляд с одного на другого.

- Да меня не так-то легко долбануть,- ухмыльнулся амбал. - Тем более этому коротышке-аббату.

- А ты видел, какая у него заточка? - спросил Тапкин.

- А ты видел, какой у него кастет? - спросил Пфлюген.

- А пусть придет и покажет,- лениво отвечал вышибала. - Я и не таких обламывал, хоть на дубинах, хоть на перьях.

- Ха! ха! ха! - деревянно рассмеялся Пфлюген. - Ты думаешь, он с тобой в честную сойдется, перо против пера? Он тебя подкараулит где-нибудь в закоулке...

- ...да долбанет из-за угла кастетом,- закончил Тапкин.

Водовоз задумчиво поскреб голову.

- А вы, мужики, сами-то кто будете? - спросил он.

- Еще два пива! - крикнул Тапкин.

- Мы есть послы Британии и Германии, о да,- отвечал Пфлюген.

Синь Синь скривился.

- Еще четыре пива нам сюда на стол! - крикнул Пфлюген.

- И рыбки вяленой! - прибавил Тапкин.

Синь Синь принялся задумчиво цедить кружку за кружкой. После пятой он сказал:

- А это без булды, что аббат на меня злобится?

- Бля буду! - поклялся Тапкин.

Пфлюген поддержал:

- Я сам явился свидетелем того факта, что прошлый раз во дворце аббат имел беседу, на которой убеждал августейшего государя, что подданые, пинающие проповедников ниже пояса, представляют собой угрозу для законопослушного общества и подлежат искоренению как подрывные элементы. Какого же, извините меня, члена тут еще сомневаться!

Водовоз снова принялся скрести голову.

- Ну, и что делать? - спросил он наконец. - Мне что - на дно теперь залечь?

- Ха-ха-ха! - рассмеялся Тапкин. - От этого иезуита нигде не скроешься, у него руки длинные - везде найдет.

Пфлюген дополнил:

- Подкараулит ночью и...

- Долбанет меня по башке кастетом,- закончил Синь Синь. - Да, хреново дело. Может, мне его первому долбануть?

- Вот! - в голос воскликнули Тапкин и Пфлюген. - Сам теперь видишь, что другого выхода нет.

- Только по-умному надо,- наставлял Тапкин. - Ты его на сходняк позови, мол, отступного дать ему хочешь. Ужин обещай, выпивку поставить, девочек все как положено. Ну, он придет, а ты его попроси проповедь прочитать,хочу, дескать знать, как мне надлежит почитать священника моего - этого аббата хлебом не корми, дай ему проповедь об этом прочесть.

- Точно, забодал в корягу! - сверкнул моноклем барон.

- В общем, он соловьем зальется, а ты знай кивай головой да винца ему подливай. А потом вскочи с места да ка-ак... - воодушевленный Тапкин сам вскочил при этом со скамьи и со зверским лицом показал это "ка-ак" ногой по пустой лавке напротив - ...ка-ак бац ему ногой по яйцам! Бац! И снова бац!

- И по башке кастетом! - Пфлюген, заразившись энтузиазмом своего друга, тоже не удержался на месте и свирепо оскалившись принялся рубить рукой воздух: - Вот так ему! Бац!.. Бац!.. А-а!.. Козлина! Вот тебе! А-а!..

- Эй, эй, господа! - закричал встревоженный хозяин. - У меня тут приличное заведение!

Шумно дыша, оба посла сели за стол. Синь Синь перевел глаза с одного на другого и покачал головой,

- Да, мужики, достал он вас... - протянул наконец водовоз. - А вы не думаете, что меня после такого бац-бац того... ну, вы поняли... Аббат-то, я слышал, нынче у нашего государя первый фраер, нет?

- Еще четыре кружки пива! - крикнул Тапкин.

- И закусить,- дополнил Пфлюген. - Жаркого сюда!

- Раков!

- Воблы вяленой!

Синь Синь съел и выпил все поданное, выдохнул "уф-ф!", похлопал себя по животу и сказал:

- Че-то, мужики, вы меня нынче напоили совсем, а? Я как воду-от буду возить? А?

- Поможем,- обнадежил Тапкин. - Сами все развезем.

- А вы сможете?

- Не боись,- успокоил Пфлюген. - Поросенка-аббата возили с этим боровом-итальяшкой, а уж воду-то! Увезем!

Так вот и получилось, что двое союзников, британец и германец, в этот день выдали две нормы извоза - одну водяную, другую - пассажирско-рикшную. Но душевный подъем и надежды двоих друзей на скорые перемены перевешивали эту нагрузку и делали их тяготы более выносимыми. В этот вечер рикша, подражающий Тапкину, даже дважды одолел весьма крутой склон, чем весьма поразил де Перастини и аббата. Они пришли к выводу, что некитайцы-рикши не такие уж задохлики, какими кажутся с виду, а с другой стороны, утверждал аббат, помогла пивная тренировка, устроенная ими рикше.

Но, увы, англо-немецкие надежды и чаяния евда не были похоронены уже на следующий день - при новой встрече Синь Синь решительно не мог вспомнить вчерашнего разговора, и лорду Тапкину и барону Пфлюгену все пришлось начинать сначала: пиво, задушевная беседа, франко-клерикальная угроза, "долбанет по башке кастетом" и все прочее, включая "че-то вы меня сегодня совсем напоили" и развоз воды двумя послами вместо отрубившегося вышибалы. Работа в две смены длилась целую неделю и порядком вымотала послов, а лечение водовозной амнезии что-то не продвигалось. В конце концов лорд и барон резко снизили количество пивных кружек при задушевной беседе, и Синь Синь как будто бы стал склоняться к плану двоих послов. Тапкин, меж тем, счел нелишним зайти и с другой стороны, а именно - вовлечь в игру уже и самого аббата. Здесь у британца был свой план, в котором важное место отводилось другу аббата де Перастини.

Дело в том, что пока британец и немец пестовали свой заговор, у аббата возникли определенные сложности со своим неизменным утешителем-итальянцем. Что-то странное творилось в последнее время с де Перастини. Надежды на скорую встречу с Верди, очевидно, все более ослабевали в его душе, и теперь, когда аббат посылал де Перастини поискать барона Пфлю вместе с Гринблатом, итальянец стонал уже не так экзальтированно, как в былое время. Он покидал дом прусского посла со скучающим и как бы разочарованным выражением лица, а Гринблат-Шуберт выглядывал из окна как-то надувшись и уже не махал вслед ручкой. В последний раз он даже повернулся к ним спиной, как бы сердясь невесть на что.

До аббата доходили какие-то нелепые слухи о каком-то якобы поясе верности, который одевал на Гринблата то ли какой-то загадочный немец, то ли какой-то неизвестный итальянец - и якобы, ключ от пояса выдавался Гринблату всего несколько раз в день по нужде. Но это, конечно, были самые несусветные домыслы. Аббат не сомневался, что нико из троих не стал бы терпеть ничего подобного, и уж де Перастини, во всяком случае, не задумался бы ошманать рикшу, похожего на Пфлюгена, чтобы изъять такой ключ.

Нет, это были дурацкие сплетни, а вот явью было непонятное поведение де Перастини. Он все назойливее пытался исповедаться аббату. Ехал в коляске, садился близко, дышал жарко, прижимался тесно и, наконец, стонал: