Максим Курочкин - Аниськин и шантажист Страница 12

Комаров же сам не мог понять своего отношения к Калерии. С одной стороны, ему постоянно требовалось ее присутствие. Когда Калерия была рядом, он чувствовал себя чем-то вроде цыпленка под крылом курицы. Тепло, сытно, безопасно. Костя еще помнил: такое чувство он испытывал рядом с матерью в далеких, смутных картинках детства. В этих картинках мама была чем-то вроде прекрасной, доброй богини. Она была огромна, она с нежной улыбкой на лице могла поднять Комарова на руки, и голос ее при этом даже не дрогнул бы, а на лице не появилось бы и тени физического напряжения. С высоты своего гигантского роста наклонялась мама к Костику и говорила что-то очень хорошее, умное и значительное, например, отправляла мыть руки или есть кашу. И Комаров послушно шел в темную ванную и мылил руки ромашковым мылом, потому что ему и в голову не приходило, что приказания богинь могут повергнуться сомнениям.

С годами картинки из детства становились уже не такими размазанными, голос мамы начинал походить на голос обычного человека и звучал уже не гулко, а вполне чисто и звонко. А сама мама становилась все ниже, все человечнее. Пока не стала обыкновенной, доброй, умной, любящей мамой, а не богиней.

А вот Калерия… Костя часто ловил себя на мысли, что она очень напоминает ему богиню из детства. Когда Комаров ловил себя на этих мыслях, он злился, негодовал, пытался с помощью самовнушения избавиться от навязчивого ощущения. Ему было неприятно, что он, взрослый, самостоятельный мужчина ощущает себя желтым цыпленком рядом с обыкновенной сельской медсестрой. Но чем больше он общался с Калерией, тем больше попадал под обаяние этой девушки-спрута, как однажды назвал ее Костя.

Народное же мнение Но-Пасарана быстренько «просватало» Комарова и Калерию в своих лавочных разговорах, посплетничал, пословоблудил и успокоился. А чего беспокоиться, если в отношениях молоденького участкового и зрелой медсестры не предвидится никакой динамики? Пусть уж живут, как им нравится. Если и мелькнет в этой дружбе что-то новенькое и душераздирающее, село узнает об этом чуть ли не раньше их самих.

Но даже вездесущий Но-Пасаран не догадывался, что то место в сердце Комарова, которое было отведено под нежные чувства к противоположному полу, было занято почти с первого дня работы Кости в Но-Пасаране. И занято оно было отнюдь не образом Калерии.

Впрочем, в своем рассказе о Анфисе Белокуровой Костя ни словом не упомянул о дочери ее Калерии. Попади эти сведения Кириллу на язычок – засмеет. Не запутанный узел этого треугольника волновал сейчас Комарова. Его волновала встреча с Анфисой Белокуровой, как с предполагаемым автором анонимного письма. Конечно, маловероятно было бы, если бы неуловимый хакер оказался бы жителем Но-Пасарана. И не просто маловероятно, а забавно, как заметил Кирилл. Маловероятно так же, чтобы в затерянное в российской глубинке село просочились сведения о ограбляемых столичных банках. И все же, все же, все же…

Костя уже совсем было собрался к Анфисе Афанасьевне, как мимо окон его дома с лязгом и грохотом протащился трактор грешного Толика. Голова и рука несчастного белели стерильными повязками, сделанными еще Калерией, выражение лица было напряженное и несколько испуганное. Рядом с трактором, немного левее, семенила Людмила. И не просто бездейственно семенила. В правой руке ее воинственно расположилась скалка-наголо, древнее и безотказное оружие против сильного пола, выдержавшее даже конкуренцию бейсбольной биты. Биту, конечно, удобнее держать в руке, но зато она несравненно дороже и не всегда бывает в сельпо. Откуда, скажите на милость, может взяться бейсбольная бита в совхозе имени Но-Пасарана, скромно приютившемся на границе России и Казахстана? И последний, главный аргумент в защиту скалки тот, что не существует женщины, в доме которой не было бы скалки. А тех, на кухне которых не наблюдается биты, сколько угодно. Пальцев на руках не хватит.

Скалкой Людмила пыталась разбить стекло кабины трактора, но дальше бесполезных смешных подскоков дело не шло. Один из редких минусов скалки против биты – ее неудобно бросать. Да и жалко. Не в каждом доме есть несколько скалок! Попадет под колеса трактора – и нет ее. А без скалки в доме никак нельзя, в отличии от биты.

Свои подскоки Людмила сопровождала нелестными комментариями в адрес супруга. В чем заключались эти комментарии, Костя не слышал по причине закрытых окон, но то, что они были нелестными, понял, применив дедуктивный метод. На этот факт указывали действия скалкой и выражение лица. В отличии от напряженного и испуганного лица мужа, лицо Тамары было расслабленным и храбрым. С таким лицом обычно комплименты не говорят.

– Начинайте обедать без меня, – на ходу скомандовал Костя, – вернусь через пару минут.

Через пару минут он не вернулся. Оказалось, что Толик признался жене в покупке компьютера. На признание последовала адекватная реакция, Толик, зная невоздержанный нрав любимой, попытался скрыться на своем стальном мустанге, а Людмила требовала выдать ей конспиративную квартиру, на которой скрывалось яблоко семейного раздора, хорошенький, серенький, умненький, но не умеющий стирать белье «Пентиум -3».

Предотвращал смертоубийство Костя до вечера. Сошлись на том, что жена не будет пытать мужа на предмет местонахождения компьютера, а Толик за это сдаст машину обратно. После того, как окончательно выздоровеет конечно. Естественно, обещание избавиться от желанной покупки не было дано Толиком в трезвом уме и твердой памяти. Скорее это был небольшой стратегический маневр, шаг назад – два шага вперед, как сказал бы классик марксизма-ленинизма. Мужчины не отличаются быстрым реагированием в семейных разборках, в отличии от женщин, слывущими мастерами высшего пилотажа в этом деле, но дайте только им время! Они обведут вокруг пальца даже самую проницательную супругу. И даже могут сделать так, что она почувствует себя виноватой. Хотя и не признается.

Так что вернулся Костя уже к вечеру. Дома он застал прелюбопытнейшую картину: за столом, красиво уставленным всякой всячиной, сидели напротив друг-друга Кирилл и Печной. Оба они молчали, лишь звучно тянули из блюдец чай цвета темного янтаря и уминали пирожки размером с добрый лапоть.

Колоритный дед в валенках, довольный Кирилл, самовар на столе – все это смахивало на ярко размалеванную лубочную картинку. Завершением сюжета послужило копыто, выглядывающее из-за длинной скатерти.

– А это еще что?

– Козлик замерз, вот я и пустил его погреться, – объяснил Кирилл, – никогда не думал, что козлы так пироги любят!

– Да ты что? Кто же это козлов в дом пускает?

– Да ведь это не обычный козел, а разумный! – не согласился Кирилл, – ему должно быть унизительно стоять в стойле. Тем более, что стойла я у тебя во дворе так и не нашел.