Сергей Чекмаев - Носители Совести Страница 12

Можно, конечно, получить разрешение на обыск квартиры Круковского – благо наследников в Североморье у него нет, и в конце концов она перейдет в собственность государства. Надо будет написать запрос. Вот и еще работа для Вебера: наверняка получив такое предписание, он, уже не скрыываясь, выматерится в голос. Ясно и ежу, что никаких наркотиков в квартире нет.

Просто кое-кому надо поменьше телевизор смотреть.

Показания домохозяек оказались бесполезными. Плохо. Обычно от них больше всего пользы. Люди работающие слишком спешат и мало внимания обращают на то, что происходит вокруг, юное поколение вообще не интересуется чужими проблемами. Своих хватает. Вот и сейчас, кроме обычных фраз, опера ничего не смогли добиться от шестнадцатилетней Карины и девятнадцатилетнего Дэна. Правда, знакомый Дэна, некий Клим Таласин, упомянул «невредность» Круковского, заметив, что «старик никогда к ним не цеплялся, не то, что другие реликты». Дэн согласился: «А ведь точно!»

Прямо хоть пиши монографию «Как добиться популярности у тинейджеров?» Проще простого: проходя мимо, не доставай поколение пепси вопросами. Не жури за сигарету и пиво, не вспоминай свою молодость. «Когда мне было столько же лет, сколько вам, я…» Возможно, был героем. Поднимал Империю, крушил врагов, освобождал Ойкумену. Но времена изменились. Теперь в цене другие умения. Просто другие. Хорошо это или нет – уже поздно спорить.

Кстати, в отличие от пенсионерок, которым больше хотелось удовлетворить свое больное любопытство, ребята вполне искренне жалели о смерти «невредного» соседа Богдана Владиленовича. И плевать им было, пил он, варил ли наркотики, за что его убили. Просто жаль хорошего человека. Еще совсем недавно он учтиво пропускал Карину вперед, шутливо здоровался с Дэном, ходил, дышал, жил… А теперь его больше нет. Просто нет. И разве так уж важно, почему его убили? Ему самому уже все равно.

Сосед по лестничной площадке, бывший инженер Яков Леонардович Батхен, с которым Круковский иногда разыгрывал партию-другую в шахматы, рассказал некоторые подробности из жизни Богдана Владиленовича. С ним явно беседовал другой оперативник, не тот, что опрашивал старух-всезнаек, – показания Батхена были записаны сухим, канцелярским языком, в отличие от дословных стенограмм монологов скучающих домохозяек.

По словам инженера-шахматиста Круковский жил бобылем. Жена умерла от какой-то редкой болезни много лет назад, а дети уехали в Ойкумену сразу после развала Империи. Гости у соседа бывали не часто, сидели тихо, чинно, обходилось без эксцессов. Даже известная склочница Валя Морнер никогда на него не жаловалась. Богдан Владиленович сорок семь лет проработал в медицине, при Империи успел побывать академиком, ни в чем плохом замечен не был, не только в связи с криминалом, но даже и в местных коммунальных масштабах.

Лишь один раз балтийский опер отошел от казенного языка. Попросил Батхена рассказать поподробней о гостях соседа и записал все слово в слово:

…Студенты иногда за книжками заскакивали. У Богдана библиотека была знатная, вот молодежь и прибегала попользоваться. Друзья не приходили – не было у него друзей, все на Востоке остались. Так, знакомые, коллеги бывшие… Нет, особенно никого не запомнили, хотя погодите-ка… Чаще всего бывала Алина, женщина возраста неопределенного – по виду чуть старше сорока. Точнее не скажу, господин лейтенант, вы же знаете этих баб, что в тридцать, что в пятьдесят – все время одинаково выглядят. Да, господин лейтенант, именно Алина, я сам слышал, как Богдан ее так называл. У нас тут кое-кто говорил, что она ему вроде как домработница. Про кого другого слухи бы пошли самые непристойные, но не про него. Даже бабье наше, что больше всего на свете любит языки почесать, и то молчало. Богдан прослыл однолюбом, верным памяти жены, потому и не нашлось почвы для таких пересудов. А я вам скажу, нашим старухам только дай косточки перемыть. Как выглядела? Да как обычно. Росту среднего, черты лица самые обычные, сейчас даже и не вспомню. Одевалась скромно, неброско. Даже несколько консервативно, знаете, как школьные учительницы. Волосы, по-моему, темные… черные или коричневые, точно не скажу. Глаза? Нет, простите, господин лейтенант, глаза не вспомню. По фотографии бы, наверное, узнал, да только где ее взять-то?

И все же Арсений наткнулся на одну интересную деталь. Сначала, поддавшись интуиции, просто выписывал отрывки в блокнот. Потом прочитал их все сразу и задумался. Почти все опрашиваемые в один голос подчеркивали кристальную честность Круковского.

…Пока он на пенсию не ушел, я лет десять вместе с ним с работы возвращался. Так совпало, что мы в одно и тоже время заканчивали. Нет, ну конечно, не каждый день, и он, бывало, задерживался, и я, но обычно вместе ехали. Тогда еще ходил из столицы в Балтийск триста второй маршрут, экспресс. Так вот – каждый раз, войдя в автобус, Богдан Владиленович тут же пробивал талончик. Даже при страшной толкучке, когда ни одному контролеру ни в жизнь внутрь не пробиться…

…Говорят, Круковский портмоне кожаное, дорогущее, на улице нашел, нет бы себе взять, – Богдан Владиленович отыскал внутри визитку, позвонил владельцу и вернул кошелек. В полицию, сказал, не понесу: себе возьмут, а хозяину – отдал. Вот, лопух, да? Хотя, может, и не лопух – владелец настоящим дипломатом оказался, может, и отстегнул чего за находку-то. Как думаешь, лейтенант?

…Он в Движении кассиром был, тем из наших, кто постарше – им трудно ходить каждый месяц в контору, – сам пенсию приносил прямо домой, всю, до последнего гроша. Ни разу не обманул. Хотя раньше, когда почтальон разносил, все время, то десять кредитов, то двадцать себе брал. Вроде как за услуги. А что сделаешь? Начнем возмущаться, а он тогда вообще приносить откажется. Теперь вот снова так придется, Богдана-то Владиленовича нету больше…

«Странная особенность», – подумал Арсений, подчеркнул в блокноте несколькими линиями слова «в полицию не понесу», отложил ручку и с силой потер виски.

Почему Круковский не хотел идти в полицию? Почему всегда брал билет в транспорте? Может быть, тоже не хотел конфликта с контроллером, скандала, вызова полицейских? И пенсию приносил грошик к грошику, чтобы никто не возмутился. Мало ли, что раньше беспрекословно отдавали малый процент почтальону? А вдруг на какую-нибудь склочницу нарвешься? Из тех, что до президента дойдут, лишь бы их три кредита вернули? Опять же – скандал, полиция, ненужное внимание…

Говорят, при Империи были подпольные миллионеры, их еще цеховиками называли. Так они всю жизнь вынуждены были скрывать свои доходы, опасаясь всесильной Имперской Службы Контроля, ходили в протертых штанах и дырявых носках. При развале из них много воров в законе понавыходило, да только где они все сейчас… Молодые волки, не признающие законов, разогнали и перерезали всех патриархов организованной преступности.