Владимир Михайлов - Вариант "И" Страница 12

М-да, вон какой букет проблем сразу возникает: кто, где, когда? И каким способом? Не вызывает сомнений только желаемый результат: совершенно устранить претендента в зеленой повязке на лбу — потому что это сразу же приведет к разочарованию владык исламского мира в большой игре — и ко всему с этим связанному. Жаль только, что все дураки, стремящиеся подставить ножку Претенденту-2, надеются на чудо: ислама не будет, а деньги его останутся, равно как и все проистекающие из их наличия блага. Нет, все-таки не останутся, в том-то и дело…

Ибо сказано в суре «Пчелы», айяте пятьдесят пятом: «И какая есть у вас милость, то — от Аллаха. Потом, когда вас коснется нужда, вы к Нему вопите». Но потом окажется скорее всего поздно. А я-то думал, что буду тихо сидеть, читать, писать кое-что, редактировать… Встречаться с умными людьми и вести неторопливые беседы с ними в ожидании больших событий.

Но — «И на Аллаха пусть полагаются полагающиеся!»

Глава вторая

На этом все мои резервы времени иссякли. Не оставалось ничего иного, как переодеться в неглаженое; впрочем смокинг, даже извлеченный из чемодана, выглядел совсем неплохо, и это меня несколько успокоило.

Переодеваясь, я размышлял на тему: кто смог уже — за считанные часы пребывания в Москве — поставить на мне свою отметину? Человек на вокзале, Липсис-Седов, таксист, гостиничный люд, а сколько таких, кого я не успел заметить? Хотя это и маловероятно, однако все же… Значит ли это, что сезон охоты на меня уже открыт? Вроде бы никаких поводов для этого не было. Но чего не случается в этом мире, да еще в его минуты роковые? Однако пора дела делать; переживания и гипотезы пусть остаются на ужин. Целую кучу не ожидавшихся мною дел придется перелопатить.

Я не успел еще арендовать машину, и, чтобы прибыть в посольство вовремя, то есть до появления главных лиц, пришлось, как говорят киношники, гнаться за уходящей натурой. Натурой в данном случае послужило такси. Однако гнаться — еще не значит догнать; к счастью, Неопалимовские переулки, куда мне и следовало попасть, находились неподалеку, в четверти часа хорошего хода. Так что, не совсем отвыкнув от Москвы, я предпочел этот примитивный — и надежный, как все примитивное, — вариант.

Я не большой любитель бывать на официальных торжествах — может быть, потому, что сам я — персона сугубо неофициальная; однако нередко это бывает связано с работой — и тогда выбирать не приходится. Конечно, посол, я думаю, не принял бы близко к сердцу, если бы я не появился; он вообще вряд ли имел представление о моем существовании. На подобных приемах всегда бывает полно всякого народу — в основном это гости атташе по культурным связям, хотя и не только его, — о многих представителях которого посол никогда не слыхивал и не услышит впоследствии. Вот и я относился к этому «всякому народу» — или, точнее выражаясь, сброду; меня можно называть и так, это меня только радует, а почему — о том пунктов на сей раз не последует. Однако, помимо посла, там были и другие люди, которым встреча со мною казалась достаточно важной.

Кувейтское посольство помещалось там же, где и в мои годы, — в Третьем Неопалимовском переулке, неожиданно тихом, несмотря на близость вечно гудящего своими нынешними тремя ярусами Кольца; правда, за минувшие годы учреждение расширилось, хотя по сравнению с представительствами других исламских государств — весьма умеренно. Однако сейчас у меня не было времени разглядывать, что к чему; передо мною почтительно отворили дверь, и я, стремительно вырастая в собственных глазах, проследовал внутрь. Экс-каперанг Седов-Липсис вдруг возник рядом, материализовался из ничего; я кивнул, и он пристроился мне в кильватер. Мне пришлось сказать пару слов, чтобы претензии к нему исчезли; медики из «Реанимации» своевременно подсуетились. Едва успев войти, Липсис растворился в воздухе — или в иной среде, может быть; во всяком случае, исчез из виду. Но дальнейшее относилось уже к его собственным проблемам, а у меня хватало и своих.

Здесь все было, как и полагается на приемах: играл оркестр, разносили дринки, среди которых не было, правда, виноградных производных, не одобрявшихся Пророком; хозяева дома любезно встречали прибывающих, гости болтали, разбившись на группы, дамы делали мгновенные и безмолвные оценки друг друга — ну и так далее.

Поздоровавшись и произнеся все необходимые слова, я стал протискиваться поближе к лестнице, что вела в бельэтаж, и попутно ловил обрывки разговоров то в одной, то в другой кучке собравшихся. Я заранее знал, что обмен мнениями будет вертеться вокруг одной главной темы, тесно связанной с приездом шейха Абу Мансура. Так оно и получилось.

— …Нет, барон, вы ошибаетесь. Современная история России начинается вовсе не с перестройки, но с владычества godfathers, по-русски это называется pakhans. Царство паханства вначале; но оно не производило, оно богатело лишь на грабеже и торговле — и поэтому довело страну до полного экономического краха…

— Простите, не могу с вами согласиться. Насколько я помню, в начале этого века к власти пришла многочисленная партия средних предпринимателей…

— Разумеется, так оно и было. Но они не в силах оказались выйти из-под пресса криминалитета. И при внешнем благопристойстве возникла анонимная диктатура паханов. Поиски выхода постепенно привели к диалогу монархистов и исламистов, который вот уже на наших глазах может закончиться их тесным союзом и победой…

Я миновал эту группу без сожаления: они пережевывали давнюю информационную жвачку, которая у меня давно в глотке комом стояла. Кто-то слегка толкнул меня. Я обернулся, нахмурившись; то был официант явно не из посольского персонала: гладкое, белое, словно напудренное лицо без признаков ума. Прием, как обычно, обслуживал какой-то из московских ресторанов высшего класса. Парень смущенно извинился; я кивнул и продолжил путь, размышляя с том, что неожиданно много самого разного народу со бралось на незначительной, казалось бы, дипломатической тусовке.

— …Но, mein Herr, не забудьте: в России вождизм в свое время пытался противостоять смуте. Жесткая диктатура, сумевшая постепенно, с кровью выкорчевать уголовщину, но еще менее, чем экспортерь сырья, импортеры шоколадок и скороспелые банкиры, способная экономически поднять хоть что-либо…

— Однако, вы, consigliori, должны воздать гене ралам должное: они уже во втором деценнии возвысили армию едва ли не до того уровня, на котором война становится внутренней необходимостью. Вождизм был обращен и против богачей, он явился популистским по своей сути подобием нацизма…

— Но это же естественно! Усиление армии стал с единственным способом сохранить авторитет нации в мире. Этим и обусловлено было такое правительство такая система, которые соответствовали этой задаче задача выбирает правительство, а не наоборот…