Александр Лоскутов - Кольца вероятности Страница 12

Я отвернулся. Перед глазами плыли ярко-красные пятна, постепенно сменяющиеся густой синевой. Во дворе весело кричали мальчишки. По дороге, тяжело громыхая, проехал грузовик. Прошли две девушки лет восемнадцати, громко цокая каблучками по бетонным плитам тротуара.

Мужчины, женщины, дети. Старые и молодые. Умные и не очень. Люди… Все мы люди… И чего это я так завелся? Накричал на Ольгу. А ведь она просто хочет мне помочь. Честно хочет, хотя и не знает, что можно сделать. И я тоже не знаю. Не знаю, и все тут. Может быть, она права? Возможно, лучше вырезать браслет, пока не стало еще хуже? Пойти в больницу. Согласиться на операцию…

Браслет будто бы слабо шевельнулся под кожей, откликаясь на эти мысли. По телу вновь прошла волна дурноты. Я поморщился. Чертова железка опять свое­вольничает. Вроде бы от нее ничего не требуется, а она что-то творит. Я вздохнул. Что бы это все значило?

Как это могло случиться? Сон… Это как будто сон.

Ольга сидела на кресле и немигающим взглядом смотрела на экран телевизора. На глазах слезы. Я на цыпочках прошел позади нее и остановился. Надо бы извиниться, но… Но я не знаю как.

Эх, дурак же я все-таки. Дураком был, дураком и останусь.

Потоптавшись по комнате, но так и не найдя подходящих слов, я снова вздохнул. Что же делать? Что делать?

– Оля… Оля, я… Я пойду прогуляюсь немного.

Ольга даже не обернулась.

Осторожно прикрыв дверь, я спустился по ступенькам и вышел во двор.

– Здравствуйте, тетя Клава. – Я машинально посмотрел на опухшее запястье и поправил рукав рубашки.

– Здравствуй, здравствуй, сынок. – Заботливая бабушка сидела на скамье близ подъезда и зорким взглядом следила за возившимися в кустах внучатами. – Как здоровьице-то?

– Не жалуюсь.

Я повернулся и побрел по улице. Мимо многочисленных магазинов и заполонивших все углы ларьков, мимо выстроившихся на стоянках машин, мимо прогуливающихся по городу прохожих. Я сам не знал, куда иду. Куда глаза глядят. Никто не обращал на меня внимания. Подумаешь, небритый, нечесаный мужик в помятой рубашке и с синяком под глазом. Ничего особенного.

В городском парке было многолюдно. На скамейках под кронами деревьев сидели старички и старушки, обсуждая свою нелегкую жизнь. Туда-сюда ходили молодые мамаши с колясками. Бронзовый Владимир Ильич так же, как и двадцать пять лет назад, когда я еще сам ездил в коляске, протягивал вперед руку, указывая в светлое будущее. Все так же, как и раньше, хотя кое-что все же изменилось – на постаменте памятника кто-то, используя баллончик с краской, изобразил нецензурное слово. Такого в советские времена быть просто не могло.

Я подошел к памятнику, хлопнул рукой по теплому камню пьедестала, вздохнул.

– Ну что, Ильич, стоишь все тут, стоишь. Сколько лет уже? Голуби не замучили?

– Голуби, конечно, проблема, – раздался вдруг чей-то голос. – Проблема, но не наша. У нас с тобой и других забот хватит.

Я чуть не выскочил из штанов. Удержался, только вовремя сообразив, что говорит со мной вовсе не бронзовый вождь мирового пролетариата.

– Держи руки так, чтобы я их видел. Не дергайся, а то пулю словишь.

Что-то холодное и твердое уперлось мне между лопаток. За спиной я услышал чье-то хриплое лихорадочное дыхание. Сердце колотилось, как сумасшедшее. В горле разом пересохло.

Вот это влип!

– Слушай, кто ты там, у меня и денег-то нет…

– А кто сказал, что мне от тебя деньги нужны? Повернись. Только медленно.

Я повернулся. Прямо передо мной стоял молодой мужчина в пиджаке и белоснежной рубашке. Волосы прилизанные, лицо напряженное, взгляд… Взгляд, как у мышки, которая взяла в плен кота. Ему бы темные очки, и получится самый настоящий шпион, вроде тех, что показывают в старом кино. Прямо-таки смешно – настолько незаметный, что люди оглядываются. Но вот в руках у него… О господи… Это что-то не наше. Не русское. Я, конечно, не настолько хорошо разбираюсь в огнестрельном оружии, но… Это походило на прославленный кинематографистами «узи». Бог ты мой! Я живо представил, что со мной случится, если этот парень нажмет на спуск, и нервно сглотнул.

– Стой спокойно. Не дергайся.

Голос незнакомца был несколько смазанным и не­уверенным. Почему-то казалось, что он сам меня боится. Как будто у меня в руках эдакая здоровенная пушка, а не у него. Вообще, картина была несколько комичная. Прилизанный разодетый хлыщ нашел в парке какого-то бомжеватого мужика с фонарем под глазом и, вытащив из кармана здоровенный пугач, наставил на того. А все окружающие старательно ничего не замечают. Хотя вон, кажется, какая-то бабулька смотрит…

Хлыщ повернулся и взглянул на стоящего немного в стороне мужчину с пакетом в руках. Тот едва заметно кивнул. Мамочки, да он здесь не один!

– Стой! Повернись! Иди вперед.

Я пошел. Деваться было некуда. Пришлось пойти, потому что упершийся между лопаток ствол другого выбора не предоставлял. Судя по звуку шагов, я понял, что позади меня топают не то трое, не то четверо человек.

Что интересно – я почти не испугался. Присутствовало какое-то разумное опасение, но не страх. По крайней мере, мокрое пятно на штанах у меня не появилось. Наверное, потому, что я так и не осознал до конца нависшую надо мной угрозу. Если бы у меня было время подумать, то… Но я просто шел.

– Не оглядывайся. Сворачивай направо.

– Тут же кусты…

– Сворачивай в кусты.

Пришлось отважно врезаться в заросли аккуратно подстриженного кустарника, пролезть сквозь неровную дыру в заборе и спуститься по ступенькам в подвал соседнего дома. Спускаясь в затхлую тьму, я мимолетно обернулся. За мной шагали двое: тот самый молодой парень, что подловил меня у памятника, и еще мужик лет пятидесяти, смотрящий на меня как на опасного сумасшедшего. У обоих в руках виднелись стволы, которые они даже не скрывали. Еще двое остались у забора, настороженно шаря глазами по окрестностям.

До чего докатились! Прямо на улице людей похи­щают. По городу бродят с автоматами. А завтра, наверное, сразу на танке припрутся.

– Стой! Садись!

– Куда садиться-то?

– Садись!

Осмотревшись вокруг, я пожал плечами и сел прямо на холодные грязные ступени. Подвал какой-то. Темно. Только из распахнутой двери на ступени падал тусклый свет уходящего дня. Двое бандюганов, держащих меня на мушке. Ой, мама-мамочка! Вот только теперь до меня начало доходить, во что я вляпался. Господи, спаси!…

– М-мужики… Что в-вам от меня над-до? Я н-ничего не зн-наю…

– Молчи. Не шевелись. Держи руки так, чтобы я их видел.

Говорил все время только молодой. И… если бы я мог оценить в этот момент всю иронию происходящего, то подумал бы, что он сам боится. Автомат буквально плясал в его руках. Парень поминутно сглатывал и морщился. И второй мой тюремщик тоже боялся. Пусть по его лицу этого и не видно, но руки-то дрожат!