Ольга Грибова - Водоворот Страница 12

Осторожно обхватив запястье Амаранты, я убрал её руку и отодвинулся к краю кровати.

— Спокойной ночи, — мой голос, полный затаенной обиды, разрезал ночную тишину.

Амаранта застыла на несколько секунд, а потом переместилась на свою половину постели.

— Приятных снов, — в тон отозвалась она.

Утреннее солнце настойчиво вторглось в мой сон. Но еще до того как его первые лучи пробрались под полог кровати, несмолкающее щебетание птиц, врывающееся в комнату через распахнутое настежь окно, сделало своё дело. Заметив отсутствие Амаранты, я даже не удивился, а скорее вздохнул с облегчением. Еще одного выяснения отношений я бы не вынес.

Ржавая вода произвела на меня этим утром куда меньше впечатления. Ко всему можно привыкнуть. Даже к рукам, пахнущим старыми трубами. Из зеркала на меня глядел угрюмый субъект: каштановые волосы торчат после сна в разные стороны, карие глаза смотрят сурово из-под нахмуренных бровей, а поджатые губы говорят о недовольстве жизнью. С другой стороны чему мне радоваться? Денег нет совсем и это притом, что на моей шее сидит брат со своей девушкой. Хорошо хоть Амаранта в состоянии сама о себе позаботиться.

Я спустился на первый этаж и нашел остальных на кухне. В отличие от меня они выглядели вполне счастливыми. Дима с Ксюшей ворковали как голубки. Ночь словно забрала с собой все их тревоги и печали, с тем чтобы вернуть их вновь лишь с заходом солнца. Даже сквозь плотно закрытые шторы на кухне чувствовалось благотворное влияние утра.

— Доброе утро, соня, — движения Эмми были легкими и непринужденными. Она как бабочка порхнула мне навстречу и осторожно поцеловала в небритую щеку. Отступив на шаг, Амаранта заискивающе заглянула мне в глаза, ища там подтверждение тому, что она прощена. Она пыталась быть милой и приветливой, но меня её поведение еще больше насторожило. На память неожиданно пришла аналогия с провинившимся супругом, делающим подарки, чтобы успокоить собственную совесть и бдительность второй половины.

— Что на завтрак? — спросил я, игнорируя порыв Эмми.

Через час мы тряслись по проселочной дороге в сторону областного центра. Из-за жары в машине нечем было дышать. Липкая испарина покрывала лоб, футболка намертво прилипла к спине. Справа от меня сидел Димка. Он тоже маялся от зноя. Даже открытые настежь окна не спасали от адского пекла.

— Убил бы за кондиционер, — вяло пробормотал брат, подставляя лицо под струи теплого воздуха, врывающегося в салон автомобиля. В такую жару у него не осталось сил на полноценное возмущение.

— Документы в архиве хранятся при определенной температуре, — откликнулась Ксюша с заднего сиденья. — Там всегда прохладно, — мечтательно добавила она.

— Никогда не думал, что скажу это, но я хочу поскорее оказаться в архиве.

Я усмехнулся словам Димы. Работа с документами — последнее дело, которое могло вызвать у него прилив энтузиазма. К тому моменту как мы добрались до дверей государственного архива, одна лишь Эмми все еще была свежа. Мы же напоминали подтаявший на солнце пломбир. Такой же расплывшийся и бесформенный.

Амаранта первой зашла в прохладный холл и тут же освободилась от пальто с перчатками, оставшись в одном коротком платье. Тряхнув головой, она позволила тяжелым и черным как ночь волосам рассыпаться по плечам. Взгляд васильковых глаз скользнул по длинному коридору в поисках работников архива.

— Лучше не вмешивайся, — остудил я пыл девушки. Амаранта удивленно посмотрела на меня, но спорить не стала. Она привыкла, что её внешность всегда срабатывает в нашу пользу: большинство людей не в состоянии устоять перед очарованием вампира. Но когда речь идет о затерявшихся среди архивных документов, озлобленных низкой зарплатой и неудачной личной жизнью женщинах Амаранте лучше не вмешиваться. Здесь вступаем мы с Димой.

В этот раз пришлось потратить уйму времени и почти весь запас нашего обаяния, чтобы уговорить одну такую особу допустить нас к необходимым материалам. Нам попался на удивление стойкий экземпляр работницы архива. В итоге мы сошлись на том, что она подберет для нас выпуски газет, где встречаются упоминания об особняке. Пояснив, что на это потребуется некоторое время, женщина выставила нас из архива и попросила вернуться через пару часиков.

Тяжелая, железная дверь хлопнула за нашими спинами, и мы остановились на пороге в нерешительности.

— Айда в кафе, — предложил Дима, указывая на разноцветную вывеску на противоположной стороне дороги.

Мы заняли места за дальним столиком от огромного во всю стену окна, заказали прохладительные напитки и приготовились ждать. Время в пропахшем жареными котлетами и уксусом помещении тянулось особенно медленно. Сонные от жары мухи апатично летали под потолком, то и дело попадая в капкан клейкой ленты. Мы как две капли воды походили на этих мух: такие же безучастные и флегматичные, словно увязшие в ленте-ловушке.

Когда подошло назначенное время, мы вздохнули с облегчением. Больше не было нужды сидеть в этой душной забегаловке и через силу поддерживать никому неинтересный разговор.

Воздух в архиве действительно кондиционировался. Он приятно холодил кожу и даже вернул мне утерянную способность мыслить. Заполучив в распоряжение огромные кипы газетной макулатуры, мы с головой ушли в их просмотр. Шелест старой, пожелтевшей бумаги наполнил помещение, а вместе с ним разнеслись запахи пыли и пропитки от сырости.

Довольно быстро нам удалось найти первое упоминание об особняке. Дворянин Гладков, построивший дом в 1875 году, пользовался немалым уважением в округе. Он являлся владельцем процветающего завода и известным меценатом. Мы также нашли в газете одну из тех фотографий, что стояла на печной полке. На ней было изображено семейство Гладковых. Под фото значился 1881 год.

Дальше периодически попадались статьи о процветающем семействе, о развитии предприятия, о бескорыстии и щедрости хозяина особняка. И все в том же духе вплоть до 1886 года. Огромный заголовок на первой полосе оповещал о раскрытии убийства, к которому оказался причастен младший брат мецената Гладкова. Судя по всему дело было громким. В результате расследования Гладкова-младшего признали виновным в убийстве молоденькой дворянки и казнили.

— Вот он наш не упокоившийся, — уверено заявил Дмитрий. — Неестественная смерть плюс нечистая совесть ровно злобный призрак.

— Почем бы и нет, — охотно согласился я. Теория брата выглядела вполне жизнеспособной. — Надо узнать, где его похоронили.

— Я бы все-таки хотела выяснить, отчего умерли те дети, — вмешалась Эмми. — Это может быть важно.