Виталий Забирко - Войнуха Страница 12

— А там никого нет. Все ушли в Войнуху играть. — Она высвободила руку и нажала ему пальцем на нос. — Вот так!

На Войнуху… Снова все приблизилось, весь сегодняшний день. Он вздохнул и отпустил Айю.

— А Доновена нашли! Нашли! Дылду тоже нашли!

Она замолчала.

— Нет, — сказал он вяло, — никто нас не посещал. И мы никого больше не нашли.

— Никто? — спросила она.

Он помотал головой.

— И никого?

— Нет.

Она снова затихла. Затем спросила:

— А мы?

— Вы — первые.

Айя подумала.

— Тогда знаешь что?

— Что?

— Ты все равно расскажи о Других. Ну, их сейчас нет, но ты расскажи о них, как на самом деле. Ну, словно они есть. Хорошо?

Донован улыбнулся, погладил ее по голове. Выдумщица…

— Хорошо?

Он кивнул, и тогда она села в гамаке, обхватила колени руками и, уткнув в них подбородок, приготовилась слушать.

Он подумал. Закинул руки за голову. Что же тебе рассказать?

— Ну?

И тогда он начал.

«Жили-были на далекой-далекой планете люди. Были они веселыми и дружными, ласковыми и добрыми. Они не знали ни зла, ни унижения; ни лжи, ни жадности; ни подлости, ни трусости. Планета не была сурова к ним, климат ее был мягким, земля плодородной. Люди были трудолюбивы и жили счастливо».

Идиллия, подумал Донован. Боже мой, какую идиллию я нарисовал… Впрочем, там и на самом деле была идиллия.

«Но однажды на планету прилетел пришелец. Ему, как и полагается гостю, оказали высокие почести, устроили пир горой и поселили в лучшей, самой просторной хижине у резчика Аола. И он остался.

Ему все было интересно, он обо всем расспрашивал, везде совал свой нос. Когда Аол вырезал какую-нибудь фигуру, он спрашивал:

„Зачем ты это делаешь?“

„Мне нравится“, — отвечал резчик.

„А для кого ты ее делаешь? Тебе ее кто-то заказал?“ — не унимался пришелец.

„Нет, мне ее никто не заказывал“, — отвечал резчик.

„Тогда зачем ты ее делаешь?“ — снова спрашивал пришелец.

„Я делаю ее для себя, — отвечал резчик. — Для себя и для людей“.

„Как это?“ — не понимал пришелец.

„Для себя, — разъяснил Аол, — потому, что мне это нравится. Для людей — если понравится и им. Тогда я отдам свою работу людям“.

„И ты что-нибудь за это получишь?“ — спрашивал пришелец.

„Да“, — отвечал резчик.

„Что именно?“ — спрашивал пришелец.

„Уважение и одобрение“, — отвечал резчик.

„Как это?“ — снова не понимал пришелец.

„Уважение, — терпеливо объяснил Аол, — если моя работа им понравится и они ее оценят. Одобрение за то, что не бездельничал“.

Пришелец хмыкал и качал головой.

Когда Аол ловил рыбу или собирал плоды, он спрашивал:

„Зачем тебе так много?“

„Это для людей, — отвечал Аол. — Для людей и для себя“.

„Как это?“ — не понимал пришелец.

„Я отдам все людям, — разъяснял Аол, — а себе оставлю лишь необходимое“.

Глядя на хижины в деревне, пришелец удивлялся:

„Почему у вас нет дворцов?“

„А зачем?“ — спрашивал Аол.

„Чтобы жить лучше!“ — восклицал пришелец.

„Мы живем хорошо“, — отвечал Аол.

Глядя на пустую площадь в центре деревни, пришелец удивлялся:

„Почему у вас нет памятников?“

„А зачем?“ — спрашивал Аол.

„Чтобы увековечить память ваших выдающихся людей!“ восклицал пришелец.

„Память о людях должна всегда храниться в сердце“, — отвечал Аол.

„Но вы же так можете многих забыть!“ — восклицал пришелец.

„Если они достойны — их не забудут“, — отвечал Аол.

— Это ты про нас, — задумчиво сказала Айя. — Про нас и про Кирша…

Донована охватила тихая ярость. „Не ей я это рассказываю, подумал он. — Это я им говорю. Это я должен им всем рассказать!“

— Нет, — сказал он вслух, — это не про вас. Это сказка.

И продолжил.

И тогда пришелец спросил:

„Ты знаешь, что такое власть?“

Аол удивленно поднял брови.

„А хочешь ее иметь?“

„Я не знаю, что это такое“, — отвечал Аол.

Пришелец загадочно улыбнулся.

„Я научу тебя, как ее добыть“, — предложил он.

И Аол согласился…

И тогда пришелец сказал Аолу:

„Видишь, идет Мона?“

„Да“, — отвечал Аол.

„Побей ее“, — сказал пришелец.

„Зачем?“ — удивился Аол.

Пришелец снова загадочно улыбнулся.

„Ты побей — увидишь“.

Аол долго не решался, но пришелец все настаивал и настаивал, и тогда он как-то у ручья все-таки отважился и толкнул ее. Она отодвинулась, уступая ему место. Тогда он хлопнул ее по щеке.

„Что тебе, Аол?“ — удивленно спросила она.

И он ушел.

„Избей ее, — говорил пришелец. — Избей и возьми“.

„Она невеста Эло“, — отвечал Аол, но на следующий день он-таки избил ее, а потом сделал своей женой.

Он издевался над своей женой, рвал волосы, избивал до кровавых синяков… И чувствовал при этом удовольствие.

Но пришелец сказал:

„Это еще не власть“.

И дал Аолу оружие.

„Убей Эло“, — сказал он.

И тогда Аол на мгновение проснулся.

„Вчера я отнял у него невесту“, — сказал он.

„Да, — сказал пришелец. — Это власть“

„Сегодня я хочу убить его самого“.

„Да, — сказал пришелец. — Это власть“.

„А завтра кто-нибудь захочет мою жену“.

„Нет, — сказал пришелец. — Ты не понял. Обожди“.

„А послезавтра кто-нибудь захочет убить меня“.

„Обожди, — сказал пришелец. — Ты не понял“.

„Ты болен“, — понял Аол.

„Обожди“, — сказал пришелец.

„Ты заразен“, — сказал Аол.

„Ты заразил меня“, — сказал Аол.

„Обожди“, — сказал пришелец.

Но Аол убил его.

Затем он убил Мону — она знала, что такое рабство.

Затем он убил себя. Он знал, что такое ВЛАСТЬ.»

Айя сидела тихо-тихо, не шелохнувшись. Ее огромные глаза светились в темноте.

— Страшно, — наконец сказала она. — Ты рассказал плохую, страшную сказку. Да и не сказку вовсе…

Она зябко передернула плечами и, вытянувшись, нырнула к нему на грудь. Тело у нее было холодное, просто закоченевшее.

— Я сама виновата, — прошептала она, прижимаясь тесней. Тебе было плохо, а я все настаивала и настаивала… И ты взял и рассказал такую историю. Страшную.

Страшную, согласился Донован. Бедный Аол. Он совсем не знал, ему даже невдомек было, что пришелец — это только разведчик, только первая ласточка чужого мира, и что к ним скоро нагрянет целая орава пришельцев со специально разработанной и хорошо отрепетированной методикой обучения цивилизаций с более низкой ступенью развития и начнет обучать аборигенов, как нужно жить, как порвать с этой рутиной, с этим топтанием цивилизации на месте, с этим бесконечным, бесполезным бегом по кругу, чтобы двинуться вперед, семимильными шагами к прогрессу… Беда только, что это будет чужой прогресс.