Роман Корнеев - Фронтир. Избранный. Книга вторая Страница 13

Развернувшись традиционной «восьмёркой», я успел внести свою лепту в тот океан огня, что обрушился на врага в центре нашей воронки. Роботы несли мощную силовую защиту, так что тут пригодилась бортовая установка «Игла», срезавшая силовым конусом целые куски их допотопных коконов. Радужные пленки полей сверкали ионизированным воздухом, облезая с корпусов обречённых FK. Их оголённая броня ничего не могла противопоставить залпам в упор из ЭМ-разрядников и мегаваттам ИК-лазеров наших «Баньши». К тому времени, как, увы, трудновосполнимая энергия «Игл» иссякла, последний из состава второго отряда роботов штурмовик уже падал на землю, потеряв управление.

Остальные пытались прорваться к попавшим в западню, но их наскоки покуда успешно отбивались двумя звеньями, оставшимися охранять фронт нашего построения. Теперь нужно грамотно, не понеся потерь, добить врага. Программируя систему наведения, я снова врубил форсаж, оставляя за кормой огненный дождь – всё, что осталось от сотни грозных машин.

На этом моя роль бойца фактически завершилась, поскольку столь массированных налётов на вверенный нам участок враг больше не совершал. Теперь задача Отряда сводилась к уничтожению разрозненных соединений врага, мелкими группами прибывающих из-за линии горизонта, а также остатков сил, потрепанных нашими соседями. Отряд, неспешный, как приливная волна, сметал всё на своем пути, а я с ребятами лишь должен был в этом всём осуществлять координацию наличных сил.

Препятствий нашему дальнейшему продвижению не было, однако от Капитана Алохаи последовал приказ строго придерживаться плана боя и вперёд не лезть. Согласно стратегическим данным, севернее нас шло серьёзное сражение с основными силами второй волны обороны врага. В огневом контакте были задействованы все силы Третьего Крыла и часть парка Пятого. Именно оттуда до нас докатывались совершенно изувеченные штурмовики врага, постоянно отвлекавшие меня от фронтального направления.

Мы оказались уже довольно близко к «пурпурной территории», ещё ни разу не страдавшей от наших ударов, и чем дальше мы продвигались, тем чаще нас встречали баллистические дуги пусков и разрывы заградительного зенитного огня, доставляя тем самым немало хлопот. Мешало отсутствие бронепехоты, которая могла эффективно погасить чужие зенитки, штурмовики вообще неплохо приспособлены для ведения поверхностной войны, но всё-таки – куда приятнее, когда каждый делает свою работу. Тем не менее, звено «B» в составе манипулов «Стар», «Терис», «Этир», «Нокхаус» и звеньевого манипула «Секира» справлялось со своей задачей, отрабатывая наземные цели на предельно низких высотах.

Жаль их. Отряд ослабел без своего лучшего звена.

Пока же мы с текущими трудностями справлялись вполне успешно, крупные же силы нас не тревожили, оттянутые другими участками фронта. Капитаны спокойно занимались командованием, не отвлекаясь на мелкие нападения. Спокойное, размеренное движение, две машины плечом к плечу, никогда не поймёшь, что происходит там, внутри… они, кажется, даже ни разу курса не поменяли с тех пор, как мы пересекли далекую уже горную гряду.

Я неторопливо брёл по одной из тех широченных пешеходных дорожек, что ведут к «Глобусу». Под ногами тихо похрустывал песок, налетал с озера порывистый ветер, и лавровые ветки с царственным шелестом покачивались под его неловкими ухаживаниями. Всё готовило тебя к встрече с высоким искусством. Но в тот раз последнее, что меня интересовало, были плоды чужого и почти чуждого мне творчества. Я вздохнул, оглядываясь. С каждым шагом вероятность встретить знакомого возрастала.

«Не хочу».

Вдоль дорожки по-прежнему были расставлены те могучие чугунные скамейки, на которых мы любили сидеть тихими вечерами. Воспоминания всегда непоследовательны. Ты всегда вспоминаешь то, куда уже не вернуться, а то, о чём можно думать сейчас, всплывает лишь в запоздалых воспоминаниях.

Они и раньше мне только мешали, дарёная безупречная память Кандидата была тем единственным, что я никак не мог контролировать, и сейчас я гнал, гнал проклятую память, почему все жалеют, что не помнят каких-то мелких деталей прошлого, а я не могу отринуть то, что банально не имеет больше никакого значения, то, что только и способно доставлять боль.

Никого не воскресить. Так почему они остаются со мной, как живые?

Я должен войти в это прекрасное здание, предназначенное для того, чтобы приносить человеку высшее эстетическое наслаждение. Мне это было абсолютно неважно. Просто инфоцентр Изолии Великой сообщал, что она должна быть на репетиции.

– Рэд!!!

Я благодарно улыбнулся, увидев эту фигуру, как всегда живописно окруженную льнущими к его ногам «монтажниками малыми». Таков уж был он, дядя Вано, как его за глаза называли все знакомые, даже полуразумные автоматы по-своему любили этого странного человека. Порою мне казалось, что он более счастлив в обществе этих насекомоподобных механизмов, нежели в человеческой компании. А вот люди его любили, я его любил. За жизнерадостность, за глубокое, природное чувство справедливости в нашей жизни, за говорок, за неистребимый оптимизм, трудолюбие.

Впрочем, нет. Это мы его любили, Творцы его боялись. Хорошо, что я его встретил, теперь шансы встретить кого-то из них резко подошли к нулю.

Я как-то мельком слышал разговор двух Творцов, которые взахлеб друг другу рассказывали, что дядя Вано для них сотворил, и «это было просто оно, великолепное, истинное, однозначное оно!» Дядя Вано был их спасителем, но дай ему хоть повод на тебя рассердиться, и кара была беспощадна, дядя Вано просто переставал с таким разговаривать. Дня на три. Не меньше. Творцы каждый раз подходили к нему с трепетом, без лишней необходимости не беспокоя. Он же их всех раскусывал с полувзгляда. Если и был человек на Изолии, которого я действительно был не против сейчас повстречать, так это был дядя Вано.

Я помахал рукой, ускоряя шаг.

– Не ожидал тебя больше здесь увидеть, Рэд, ох, порадовал ты меня!

– Здравствуй, дядя Вано! И я не ожидал, иду себе по делам, а тут ты…

Он отогнал совсем уж захмелевшего от общения с ним «монтажника», протянул мне приветственно руку.

– Опять ты меня так называешь, а ведь знаешь, что мне не нравится! Нехорошо!

Его рукопожатие я тоже ценил – в меру крепкое, шершавое, ладонь широкая, теплая и уверенная.

– А как иначе, тебя так пол этого сумасшедшего мира называет!

– Ох уж… и на счет «не ожидал» ты всё врёшь, где же мне ещё быть, как не тут? Забыл просто про меня в своих скитаниях… я тебя сколько не видел, страшно подумать. Достали тебя Творцы вконец – разочаровался, да? Я же вижу, неспроста всё.

Вот вам пример.

– Нет, просто служба. Другая Галактика не ближний свет.

Дядя Вано знал, что раньше это нам не мешало. И взгляд его был твёрд, хотя и светился незаданным вопросом.

– Понимаю. Ну, пошли, провожу. Тебе ведь в «Глобус»? Поговорим по дороге, чего время терять. Хоть и отпущено его нам много, да только зачем зря транжирить?

Неуловимым движением дядя Вано распустил свою механическую свиту, и мы направились дальше. Снова подул ветерок, принесший легкий запах йода и соли, на этот раз со стороны залива.

– Как у тебя жизнь?

– Да как она может быть у погрязшего в делах с ног до головы. Меня все эти последнее время просто со свету сжить вознамерились.

И огляделся вокруг, словно кто-то вокруг уже принялся его «изживать», но люди проходили мимо, не оборачиваясь на нас, вели какие-то свои нескончаемые разговоры, задирали вверх головы, что-то разглядывали, изредка смеялись. Я не заметил поблизости ни одного Творца.

– Дядя Вано, как ты вообще здесь живешь? На моей памяти не было ни одного инопланетника, который был бы в здравом уме и смог бы при этом прожить здесь больше пары-тройки лет. Они же невыносимы.

И его дежурная ухмылка в ответ. Мы отнюдь не в первый раз вели этот разговор.

– Ой, Рэд, что мне тебе сказать. Творцы… это только так называется, а на самом деле их имя – Маленькие Дети, или Поставь Всё С Ног На Голову, или Что Мне С Вами Поделать… ну и я вроде как приглядываю за ними, космос знает, как они меня с ума не свели. В последнее время особенно. Этот, толстый такой… ну, ты его знаешь… Митрон! Вот. Этот рыжий стервец нынче всё время в депрессии пребывать изволит, то так ему не так, то сяк не эдак, как на душу положит. Бывает, с самого утра каждый день меня тиранит.

– Вот ты говоришь «космос знает». Внепланетники не любят это выражение. Космос ничего не знает, дядя Вано. Там пусто и холодно.

– А ты почём знаешь, вот ты облетал половину Вселенной, а такой простой вещи понять не можешь… Ты знаешь, значит космос знает.

Я похлопал дядю Вано по плечу. Не хотелось развивать старые дискуссии. Не до того. Вспомнили и ладно.