Виталий Вавикин - Желание верить Страница 13

Отдав последние силы спасению вагона, я упал на пол, наблюдая, как другие заканчивают то, в чем я недавно принимал участие. Я уважал их. Уважал их силу и упорство. Несмотря ни на что, они продолжали стоять, самоотверженно спасая то, что было для нас приютом… И вагон уцелел.

Изнемогая от усталости, спасители раздавали нуждающимся еду и воду. Я утолял жажду жадными глотками, чувствуя, как ко мне возвращаются силы. Мы были нужны друг другу, и это было тем, что нас объединяло. Ведь все могло повториться в любой момент. Но никто ни о чем не жалел.

– Смотрите! – закричал я, увидев, как ветер вырвал одну из досок.

И снова суета. И снова пилы, молотки, гвозди. Бежать! Бежать еще быстрее! Бежать из последних сил! Боясь, что меня остановят, я бросился к выходу из вагона. Навалившись на дверь, я, падая, пролетел в тамбур.

– Тише ты! – услышал я недовольный женский голос.

Вспышка света ослепила меня.

– Кто ты? – спросила женщина. – Что тебе надо?

Она толкнула меня в грудь, убирая с дороги.

– Подожди! – закричал я, пытаясь остановить ее.

– Некогда!

– Да подожди ты! – я схватил ее за руку. – Куда ты бежишь?

– Вперед.

– Вперед? Там ничего нет!

– Хочешь сказать… – она смерила меня задумчивым взглядом. – Хочешь сказать, что ты такой же, как я?

– Не знаю. Просто мы оба бежим.

– Да, но бежим-то мы в разные стороны!

– За мной ничего нет.

– Как это нет?

– Все не то.

– А что ты ищешь?

– Выход.

– Выход? Может, ты его просто не заметил?

– А может, это ты его не заметила?

– Я не могла.

– И я не мог.

Сердце сжалось.

– Что же тогда? – спросили мы друг друга в один голос.

– Стоять нельзя! – решительно заявила она.

Я согласился.

– Туда идти нет смысла, – она указала на дверь, из которой пришла.

– Туда тоже, – я указал на дверь, откуда пришел я.

– Нет, ты врешь! – замотала она головой. – Я уже вижу, как это происходит!

Я вспомнил яркую вспышку света.

– Что ты видишь?

– Жизнь! – сказала она. – Другую жизнь. Там все иначе. Там светло.

Еще одна вспышка. Рождение. Беспомощность. Лица. Свет. Воздух.

– Ты это тоже видишь, да? – женщина схватила меня за руку. – Скажи, что это прекрасно!

– Это великолепно. – Мои видения рассеялись, уступив место полумраку. – Нам нужно торопиться.

– Торопиться? – женщина зарыдала. – Куда? Ты же сам понимаешь, что отсюда нет выхода! Этот поезд сожрет нас всех!

– Или сделает сильнее.

Я предложил ей бежать вместе. Ведь теперь, зная о пройденном каждым из нас пути, страх перед неизвестностью новых дверей стал меньше. За одними были тупики, другие предстояло только открыть.

– А что если выйти сможет только один? – спросила она. Но сомнений уже не было. И не было ответов.

– Давай сначала найдем выход, а там посмотрим.

Она согласилась. Оставалось лишь определиться, в какую сторону идти.

– Какая разница куда, – сказала она. – Главное – не быть одной. Главное, что рядом есть человек, с которым нас объединяет общая цель.

Поезд продолжал отсчитывать отведенное нам время ударами колес на стыках рельс. Мы не знали, откуда мы пришли, но теперь, с еще большей уверенностью, знали, куда нам надо. Времени оставалось все меньше, поэтому нужно было бежать… Не думать… Не сомневаться…

История шестнадцатая. Подвешенные за волосы

Быть материальным. Иногда Анна смотрела на Константина, и ей хотелось поверить во что-то большее. Нет, она не была философом. Она даже никогда не писала стихов, чтобы выразить свои чувства. Просто считала порой, что ужин может быть чем-то большим, нежели утоление голода, и цветы можно срезать и подарить кому-то, а не только любоваться ими. Вот об этом думала Анна. Об этом она и пыталась сказать своей матери в этот вечер.

Она ушла в одиннадцать, оставив на столе фату и список гостей.

Была весна. Молодые листья шумели на ветру.

– Не стоит кричать, – мать Анны с сожалением смотрела на Константина. – Ее здесь нет.

Она пригласила его в дом, посадила за стол и настояла, чтобы он выпил с ней чашку кофе. Константин молчал. Говорила лишь мать Анны. Она стояла у плиты, спиной к нему, так, чтобы он не мог видеть ее лица. Это была история об отцах Анны.

Один из них был нежен. Он осыпал свою возлюбленную цветами и подарками. Его губы были теплы, а глаза клялись в искренности чувств. Другой… Другой был груб. Иногда он бил ее. Иногда унижал, и унижения эти были еще страшнее побоев. Она приходила к нему, когда нежность превращалась в пытку, в пустыню, где жестокость была самым желанным оазисом. Грубость, которую хочется пить и пить, и кажется, что так будет вечно, но… жажда всегда проходила слишком быстро, и пустыня переставала быть пустыней. Она возвращалась к тому, кто дарил нежность. Его двери были открыты. Он всегда ждал ее, всегда готов был принять, исцелить страдания. Его руки лечили ее тело. Его глаза и губы лечили ее душу. Казалось, что это и есть то единственное, что ей нужно. Тот, с кем она может остаться. Однако боль быстро забывалась. Их снова становилось двое – тот, кто был нежен, и тот, кто был жесток. И она снова ползла на коленях к одному из них и гордо позволяла любить себя другому…

– Не нужно искать ее, – сказала мать Анны Константину. – Если хочешь, оставь свою дверь открытой и жди. Может быть, она когда-нибудь вернется.

– Когда-нибудь?

– Выбор не может быть вечным. Я знаю это.

Когда Константин ушел, мать Анны вышла в сад. Смог ли он понять то, что она рассказала ему? Наверное, нет. Она и сама понимала немногое. В тот вечер, когда дочь ушла от Константина, она видела их – ее отцов. Ничего не изменилось, лишь одежда и выражения. Они были все так же молоды и красивы – один в своей нежности, другой в жестокости. Они вернулись, чтобы забрать то, что с рождения принадлежало им, – свою дочь. В ее жилах течет их кровь. В ее глазах горят их глаза. Они научат Анну быть женщиной так же, как когда-то научили ее мать, а затем… Затем она вернется к Константину. Войдет в его жизнь, уставшая от нежности и жестокости. Снимет одежду и ляжет в постель. Прижмется своим телом к его телу и будет что-то шептать ему о своей любви, которую он так и не сможет понять. Никогда.

История семнадцатая. 120 миллиардов

Солнце садится. Марина плещется в бирюзовых водах Тихого океана. Моя жена с завистью пялится на экран. Поворачиваю голову и смотрю на Марину. Она держит мужа за руку. Ее глаза блестят. Радость и грусть. С одной стороны, ей удалось вырваться из ненавистных железобетонных клеток, с дрогой, это был ее первый и последний раз. Скорее всего, последний, если, конечно, она не сделает что-то полезное для общества или не найдет себе нового мужа.

Полезное для общества. Я улыбаюсь. Разве есть в этом мире общество?!

Мы провожаем Марину и ее мужа к телепорту. Они раздеваются и закрывают за собой дверь. Сначала муж, потом Марина. Отправляю жену на кухню. Марина целует меня в губы и говорит, что на следующей неделе я смогу телепортироваться к ней на пару часов.

Дверь закрывается. Слышу, как гудят протонные ускорители. Пара минут – и Марина с мужем выходят на связь и говорят, что телепортация прошла нормально. Они уже оделись. Собираю их одежду и складываю в шкаф. Маринина кофточка пахнет цветами. Жена открывает жалюзи. За окнами поют птицы. Все это такая же синтетика и химия, как и цветочный запах от Марининой кофточки.

Жена говорит, что сегодня небо особенно красивое.

Небо. Я улыбаюсь. За этими окнами есть лишь толщи железобетонных конструкций.

– Когда-нибудь мы тоже отправимся к морю, – говорит жена.

Я смотрю на окно. Какой идиот решил создать картинку такого красного неба? Где-то вдалеке летают птицы. Жена хлопает в ладоши и говорит, что вчера здесь летали другие. Снова улыбаюсь.

«Это всего лишь экран, на который подают определенную картинку в зависимости от времени суток и года», – хочу сказать я, но молчу.

Жена и без меня знает об этом, но продолжает притворяться, что ни о чем не догадывается. Достаю из холодильника пиво и включаю телевизор.

«Нас уже 120 миллиардов!» – с гордостью объявляет диктор.

Жена хлопает в ладоши и говорит, что скоро мы тоже пополним общество своим сыном. Смотрю на ее живот, на псевдоокно. Знает ли моя жена, что такое солнечный свет? Знает ли, что такое свежий ветер? Психологи не рекомендуют разговаривать об этом. Когда-нибудь каждый гражданин отправляется в отпуск к морю или в джунгли. Удивляюсь, что в мире еще есть места, где нет железобетонных клеток. Когда-нибудь телепорт перестанет действовать и все мы окажемся похороненными заживо. Уж я-то знаю.

– Не стойте как истуканы! – кричит на нашу рабочую группу прораб.

Дует сильный ветер. Смотрю на железобетонные блоки, которыми устлана земля до самого горизонта. Где-то там, в одной из этих клеток, ждет меня жена. Сегодня мы строим не так далеко. Всего в одном телепорте от дома.