Ноэми Норд - Власть Зверобога. Выживание Страница 13

Маленькая Лилия закричала:

– Врешь! Врешь! Врешь! Даже попугаи кричат о вранье!

Дубинка Крученой Губы со свистом пронеслась мимо моего лица. Но я не отшатнулась. Дубинки скрестились. Потом разлетелись и снова ударили друг друга. Дубинка лгуньи несносно визжала, не обрывая сплошную линию издевок. Уж в чем-чем, а в искусстве унизительных фигур Крученая Губа превзошла великих мастеров.

Но я тоже не уступала:

– Клоака стервятника, ты, как всегда лжешь! Отец не причинит боли тому, кто ради меня разбил омельгонов. Погляди: какой пояс он подарил ко Дню Новобрачных. Значит, празднику – быть!

– Дерьмо ленивца, – не унималась Крученая Губа, – теперь посмотри на мой пояс. Мне его тоже отец подарил. Смотри-смотри! Пусть лопнут глаза от зависти!

Крученая Губа убрала побрякушки с живота, и потрясла бедрами, обхваченными неприглядным пояском из крокодильей кожи.

– Фу, без камней! – скривила губы Маленькая Лилия.

– В этот пояс вшиты зубы мертвой омельгонки. Отец сам у нее вырвал для меня.

Подруги бросились рассматривать чудо. Крученая Губа позволила им потрогать руками острые красноватые резцы.

– Я буду плодовита, как дикарка, и подарю мужу двенадцать сыновей, – хвасталась она.

Подруги цокали языками, проверяя на свет вырванные клыки.

– Настоящие, омельгонские, – постанывали они, мечтательно закатывая глаза.

– Значит, у дочери жреца будет двенадцать сыновей.

Маленькая Лилия, скорчив рожу, пропищала:

– Не забудь приплоду после рождения омельгонские хвостики оторвать, иначе дерьмо наметут.

Дубинка Крученой Губы снова со свистом взлетела. Крошка с визгом спряталась за моей спиной.

– Подняла дубинку на сестру? Драться – так драться. Биться будем насмерть!

– Да! – ответила Крученая Губа. – Будем драться, пока твои мозги не брызнут на землю. И я растопчу их пятками, вот так!

Я или она. Жизнь или смерть.

Дубинки скрестились

Раздался крик:

– Девочки! Охотницы! Пора! Хвост зажарен. Все ждут Победительниц Большого Хвоста.

– 12-

Орхидеи спадают с ветвей и стволов,венки и подвязки, ожерелья смял,камни в ушах с зубами смешалв неистовой пляске страсти.

Сплошная музыка любви…

Наверно, ребра богов, написавших древние книги, были специально выпилены, чтоб обнаженные сердца клокотали, сотрясая планету.

Каждый тысячный воинсгреб в охапку нежную плотьсиневласых укуренных дев…

Или это:

Мы любим – пока живы…Нас любят – когда умрем…

Боги страдали как мы. Но разве они люди? Прекрасные крылатые существа. Они улетели в хрустальные замки, уснули и ждут, когда люди перестанут воевать, и на всей земле начнется праздник большого перемирия.

Мать научила меня читать. И словно второй раз меня родила, но только в другом, ярком и неповторимом мире.

Прожить жизненный срок землеройкой или брехливым койотом, значит что-то на своем пути пропустить. Мир вокруг мелких тварей пуст. Он холодная река. Но по заброшенному руслу через сотни поколений в пустыню прилетит бесстрашный герой на летящем корабле. Это будет не тот дикарь, изображенный на скалах с кривой дубинкой, пронзающей драконов и птиц. Герой из будущего будет силен и смел, а глаза его сумеют на лету различить полет стрелы.

Но если у героя в голове не найдется места ни для одной мечты, его судьба уподобится судьбе говорящего какаду. Болтливый язык способен перемалывать лишь пустой воздух у костра. Мудрецы говорят: «Чириканье не изменит в этом мире ничего. Зато любопытство годовалого ребенка передвинет с места горный хребет».

Древние художники не изображали книг. Табу. Такое же несокрушимое, как запрет заглядывать в глаза богов.

Принято лица небожителей рисовать лишь сбоку, скрывая вторую половину в тени заповедных тайн. Древние художники подглядывали за божествами украдкой, скрываясь за скалами в густых кустах. Возможно, лишь по этой причине они уцелели и смогли поведать миру правду о всесильных крылатых существах.

Древние мудрецы хранили и берегли рукописи от дурного глаза, как колыбель высокородного ребенка. Они хотели предупредить потомков о возможной опасности. Ожидаемый Конец Мира – вот что могло навсегда смести следы человека с нашей планеты. Можно сказать, что древние книги, как таинственные сосуды, заполнены криком: «Люди, спасите себя от себя!»

Точная дата Конца не обозначена. Это, говорят, случится не скоро, в том будущем, где нас нет, но отсчет начат с тех пор, как знание о нем высекли в камне.

Предсказание стало частью мира и вечным приговором, так как написанное на скалах не поддается тлению. Знаками предначертаний украшены стены рассыпанных мегалитов. Они давно предупредили, что по земле идет никем не остановленная смерть.

У нее может быть лицо плодовитой омельгонки, мечущей из бездонного лона людоедов. Они легко сметут со своих троп любителей шоколадных лепешек. А может быть, Конец Мира начнется, когда любители печеных початков увидят смерть с лицом Засухи. Она зажарит на раскаленном песке последних кайманов, превратит корни леса в пыль и навсегда сметет с каменных троп следы человека.

Также Конец принесут миру знания древних, случайно попавшие в руки жестоких племен.

Книги помнят о том, что смерть однажды явилась в виде высокой волны. Ревущий поток слизал жадным языком тысячи городов, леса, миллионы чудесных птиц и зверей. Бездонная глотка выпила прекрасный мир богов. От них остались книги и предупреждения: «Спеши, человек, уйти».

Уйти? Куда? О кого? Почему?

Мать нюхом учуяла спрятанную книгу под набедренной повязкой.

– Постой, Синевласая Лань, – ласково прохрипела она. – Не в том месте и не слишком надежно ты прячешь краденое. Эта книга – наследие храма Уснувших Богов. Бесценное сокровище.

Она бесцеремонно извлекла нагретое животом сокровище. Дунула на обложку, тронула ногтем петельку зажима, раскрыла веером пластинки.

– Не бойся. Взбучки не будет. Если б ты знала, как я рада, что книга нашлась!

Странно, что мать не надрала мне задницу. С воровками в деревне обходились очень строго. Однажды Жабий жрец поймал на краже браги раба, который за долги месил на дворе глину для стен. Жрец собрал народ на большой сход и показал, какое придумал наказание для вора. Он засунул руку раба в высохший тыквенный кувшин, полный кротокрыс, и грызуны по локоть содрали с нее мясо.

Мать обняла меня.

– Как ты выросла! Стала красавицей, такой же, как я пятнадцать лет назад. Но, не в пример мне, ты умница и знаешь цену вещам. Не браслет и не серьги украла, а невзрачную на вид книгу. Она с виду неприглядна, кожа затерта до дыр, лишь мышам пришлась бы по вкусу, но твои зоркие глаза разглядели среди сокровищ именно ее. Мимо глаз не ускользнуло главное. Разговор с прошлым дороже побрякушек из нефрита. Тайна этого мира – сам мир. Владеть знаниями – значит владеть судьбой.

– Я взяла книгу, чтобы разгадать рисунки на развалинах храма, прости, мама.

– Садись, милая, рядом, расскажу, что спрятано внутри знаков, и как легко можно распутать спирали, сотканные из древних тайн. Посмотри. Всего таких книг шестнадцать. В каждой – жгучие секреты прошлого. Дай пальчик. Знаки можно не только видеть. Прикоснись – и навсегда запомнишь рисунок рельефа. Смотри, этот знак означает – «бог – добрый». А этот: – «бог – злой». Видишь хитрый крючочек? Словно крылья орлана взмахнули вдали. По нему ты узнаешь символы неба, ветра и птиц, а по «волне» догадаешься, что книга повествует о море, о бездонных загадках глубин. «Овал» – туловище рыб и кайманов. «Острые зигзаги» – зубы зверей, игуан, ягуаров, тварей, внушающих страх даже храбрецам. Знак воина ты запомнишь по знаку «глаза на стреле». А это – женский знак: «сосуд с запечатанным горлышком» – еще одна заповедь Дерева Мира…»

Я быстро освоила азбуку и погрузилась в чтение. Мать позволила брать книгу в любое время, и я, спрятавшись в заброшенном гнезде синепера, уложив книгу на колени, отправлялась в страну мечтаний. Читала с утра до ночи, качаясь в ветвях среди пленительной музыки слов.

Россыпи зла золотого мы обошли,спрячь, земля, кровавые тайны в скалах,даруя народу инну-нон-чиу иные ценности…

В последнее время я пропускала мимо сердца рассказы о гибели древних племен в котлах вражды. Меня интересовала только Любовь. Горячее неистовое чувство, однажды пробудившись, сжигает душу дотла.

Осы дикие – чин-чили плавили губы в поцелуях

(здесь не смогла разобрать)

 искусством запредельных чувств?

Волшебницы грез, феи четырех стихий!О, Север, О, Запада млеко…Беги, членозем! (кто это, кто?) —впейся в вену, вкушая до днастрадания человека.Лори, кетсали кричали:– О, Боа! О, царь ветвей, задуши сумрачных негразум младенческий, он человек!

Двое. Он вздохнул полной грудью —пуха колибри ком горло забил.Чуть дыша, она извлекла пушинок шумиз трахеи острием нефритового ножа.А потом, под лопатки вогнав,чтоб не мучился милый долго,О, племя инну-анончей!

(Дальше тоже не понятно, с угла отломился кусочек пергамента)