Алексей Калугин - Мятеж обреченных Страница 13

– Так, значит?.. – Андрей запнулся, не закончив вопроса. Вид у него был настолько растерянный, что невольно вызывал улыбку. – Получается, что вы заранее знали, что я соглашусь остаться?

Ответ Алексея Александровича прозвучал легко и непринужденно:

– Если бы я в этом сомневался, то отправил бы вместо себя кого-нибудь другого. Ты думаешь, у меня нет других дел?

Глава 3

День лояльности

К чему Андрей никак не мог привыкнуть, так это к пронзительному, дребезжащему звонку, раздающемуся каждый день ровно в восемь утра в спальном помещении казармы. Кто уж там придумал именно таким образом поднимать по утрам солдат на ноги и какими мотивами он при этом руководствовался, наверное, уже никто никогда не узнает. Но истошное дребезжание безумного звонка, две большие чашки которого висели в конце прохода между рядами двухъярусных кроватей, врывающееся в самый сладкий предутренний сон и превращающее прекрасные грезы в месиво кровавых потрохов, вывернутых наружу увлеченным своим делом патологоанатомом, могло успешно и благополучно испортить настроение на весь последующий день. Буквально на третьи сутки пребывания в части у Андрея выработалась привычка просыпаться за несколько минут до подъема и, лежа с закрытыми глазами под колючим шерстяным одеялом, ожидать звонка и той неизбежной суеты, которая возникнет в казарме следом за ним. Хотя, вполне возможно, что это была привычка не самого Андрея, который никогда прежде не мог проснуться в точно заданное время, а Дейла, у которого звонок утренней побудки тоже вызывал состояние повышенной нервозности.

Приоткрыв глаза, Андрей посмотрел на часы и убедился, что до подъема осталось ровно одиннадцать минут.

Казарма еще спала, хотя в окна с восточной стороны уже проскальзывали первые лучи показавшегося из-за здания штаба большого оранжево-красного Борха-1. Окна были настежь распахнуты, но все равно с ночи в казарме стоял тяжелый дух. С левого края верхнего яруса коек доносился раскатистый храп Шагадди. Внизу, возле телемонитора о чем-то перешептывались трое солдат. Голоса их звучали так тихо, что Андрей не мог их узнать. На широком табурете, стоящем в проходе между коек, сидел, позевывывая, не спавший почти всю ночь дежурный по роте.

Лежа на спине и глядя на то, как ползают по потолку казармы большие серые жуки, похожие на тараканов, Андрей пытался сложить воедино обрывки сна, который он видел незадолго до пробуждения. Ему снилось, что он идет по утреннему лесу. Широкие полосы лучей Борха-2, пробившиеся сквозь густой полог листвы, касаются травы. В лучах света кружат, переливаясь и все время меняя цвет, какие-то незнакомые Андрею насекомые с прозрачными радужными крыльями. Сделав два шага навстречу свету, он наклонился, чтобы сорвать цветок. На тонком стебельке сидят два узких листка и соцветие из шести пурпурных лепестков, каждый из которых был похож на стилизованное изображение сердца, вырезанное из воздушного шелка. А потом…

– Рота, подъем!!! – во все горло ошалело завопил дежурный по роте.

Вторя ему, ударил по барабанным перепонкам пронзительный дребезжащий звон.

Одновременно с разных сторон в адрес дневального раздалось несколько цветистых проклятий. Но все их перекрыл могучий вопль Шагадди:

– Выключи звонок, придурок!

Дабы подтвердить слова делом, он еще и запустил в дежурного чьим-то подвернувшимся под руку сапогом.

Благополучно увернувшись от сапога, дежурный все же счел за лучшее выключить звонок.

Теперь казарму наполняли крики, ругань, скрип коечных пружин да хлопки голых пяток по пластиковому настилу пола.

Солдаты из нового пополнения торопливо натягивали на себя форму. Те же, кто спал на своих койках уже не первый год, все еще лениво потягивались. А те из них, кто все же соизволил спуститься с верхнего яруса коек, топали в умывальник как были – в трусах и майках.

– Рота, смирно! – заорал от входа дежурный.

Крики и шум на мгновение стихли.

– Вольно.

По проходу между рядами коек быстро прошел майор Прист, бросив на ходу:

– Через пять минут общее построение.

Командир роты скрылся в своей комнате, а в казарме завертелась еще большая неразбериха, чем была до его прихода. Два встречных потока – в умывальник и обратно – сталкивались где-то на середине центрального прохода, превращаясь в водоворот, затягивающий в себя все, что попадало в сферу его влияния: сапоги, армейские куртки, листы старых газет, куски серого солдатского мыла, щетки для обуви, табуреты и самих бойцов, как одетых, так и все еще полуголых. Казалось, из воцарившегося в казарме хаоса не может быть создано ничего упорядоченного. Тем более за пять минут. Но, как ни странно, ровно через пять минут рота стояла в центральном проходе, выстроившись в три шеренги, а в казарме царил если и не идеальный, то вполне удовлетворительный порядок.

Выйдя на середину прохода, майор Прист довольным взглядом окинул своих бравых солдат.

– Майор! Разведрота танкового батальона «Кейзи» на утреннюю поверку построена! – вытянувшись в струнку, доложил командиру роты дежурный.

Взгляд внимательных глаз майора Приста еще раз быстро прошелся по первой шеренге бойцов, скользя с правого фланга на левый.

– Поздравляю вас с Днем Лояльности, бойцы! – рявкнул майор.

– Да здравствует Пирамида! – грянула в ответ рота.

– Рекины драные, – едва слышно прошипел не разжимая губ стоявший в строю слева от Андрея рядовой Гроптик. – Наверное, это рефлекс. Каждый раз, когда наступает очередной День Лояльности, у меня начинаются спазмы внизу живота.

– Не дрейфь, Гроп, – в той же манере ответил ему Андрей. – Не в первый раз – прорвемся.

– Сегодня у меня дурное предчувствие, – прошипел Гроптик. – Всю ночь снились кошмары. Будто я еду на мотоцикле, а за мной несется стая рекинов. У всех пена изо рта падает – не иначе как бешеные…

Поймав на себе недовольный взгляд командира роты, Гроптик умолк, не закончив своей истории о бешеных рекинах.

– Рекины тебе снятся потому, что Лысый все время у тебя в ногах спит, – едва слышно ответил Гроптику стоявший позади него рядовой Лантер.

Услышав имя Лысого, Андрей машинально посмотрел вниз. Лысый, как всегда, крутился под ногами Гроптика. Приблудный рекин, прижившийся в казарме разведроты примерно года полтора назад, отличался от большинства своих сородичей покладистым и незлобивым нравом, за что пользовался ответной любовью как солдат, так и командира роты. Однако совершенно особые отношения сложились у ротного рекина с рядовым Гроптиком, который постоянно баловал Лысого, таская ему из столовой всевозможные вкусности и даже позволяя спать на своей койке.