Энн Маккефри - Город, который боролся Страница 13

Пэтси посмотрела на огорченное лицо Чанны.

— Естественно, это сплошное вранье. Но вместо того, чтобы еще больше накручивать себя, отнесись к этому как к повышению квалификации. А возможно, ты хоть столько переймешь и у Симеона. — Ухмыльнувшись, она вытянула руку, в которой между большим и указательным пальцем был зажат микрометр. — Ну, а может быть, это хорошо и для него. Да, я искренне считаю, — Пэтси положила руку на грудь, — что мы обязаны компенсировать все, что мог дать тебе Сенегал. Я хочу сказать: Сенегал никогда не забудет тот, кто там побывал, ведь так? А станция вполне могла оказаться просто огромным устаревшим заводом с не самыми подходящими людьми, занимающими ведущие посты. Тебе не надо учиться у Иты Секанд мудрости и остроумию, ты уже обладаешь ими. А нам надо, чтобы все здесь было в порядке, мисс Хэп, — я не шучу.

То красневшая, то бледневшая Чанна отпила глоток вина, чтобы скрыть свое смущение.

— Спасибо тебе. Ну и задачу ты передо мной поставила, — пробормотала она и сменила тему разговора: — Кто тот крупный приятный мужчина с седыми волосами, с которым ты говорила прошлым вечером? Я почему-то никогда не встречала его раньше.

— Флориан Гаски?

— Флориан?

— Мы зовем его Гас.[10]

— О да, и я понимаю почему.

Пэтси почти по-детски улыбнулась.

— Он классный парень — отставной офицер Флота, великолепный навигатор. А какие у него истории… Я имею в виду, может рассказать такое… О да!

— Могу представить темы его разговоров, — заметила Чанна, ухмыльнувшись.

— Он совсем не такой, каким показался тебе с первого взгляда, — искренне заверила ее Пэтси. — Хоть я и люблю его подкалывать. Мне просто нравится слушать его рассказы. В детстве я мечтала заниматься тем, чем он занимается. Знаешь, вступить во Флот и бороздить Вселенную из конца в конец, как непобедимые герои голографических фильмов. — Она вздохнула. — Но теперь я живу здесь и занимаюсь только тем, что пасу одноклеточные водоросли.

— Пасешь одноклеточные водоросли? — изумленно переспросила Чанна. — Разве их надо пасти?

— Ну, ты поняла, что я хотела сказать. Вместо того чтобы участвовать в приключениях, я наблюдаю за этими цистернами с бурлящей массой. Можешь представить, как меня это вдохновляет. — Она вздохнула. — Иногда мне хочется, чтобы здесь произошла настоящая катастрофа. Что-то из ряда вон выходящее.

Чанна серьезно посмотрела на нее.

— Поосторожнее со своими желаниями, — сказала она. — Иногда они сбываются.

Чанна что-то напевала, страшно фальшивя, когда заполняла документы на усыновление, и при этом выглядела необыкновенно довольной и спокойной. Эти звуки страшно раздражали Симеона. По правде говоря, он мог «покинуть» этот район, отключив свои чувства, что и сделал. Но настойчиво возвращался сюда вновь и вновь, словно блуждал по замкнутому кругу, доходя до белого каления, а потом заходил снова, чтобы проверить, не изменилось ли хоть что-то.

Наконец он сказал:

— Кажется, ты счастлива. — «Счастливая Хэп[11]. Могу поспорить: это страшно выведет ее из себя».

— Я люблю заполнять бланки, — ответила она. — И чем они сложнее, тем лучше.

«Это можно как-то использовать, — подумал Симеон. — Когда ты решила стать «телом» для «мозга», Вселенная потеряла великого налогового инспектора».

— Заполнить все, что касается нас, — не проблема, — сказала она. — Вся твоя жизнь умещается в нескольких файлах. Но мне надо как можно быстрее поговорить с ребенком.

— Я могу сделать это, — настороженно сказал он. «К тому же могу и заполнить эти проклятые бланки в два раза быстрее тебя и без этого невыносимого шума».

Повернувшись, она посмотрела на колонну с его изображением.

— Симеон… мне кажется, мы должны вести себя как можно деликатнее. — Она замолчала, беспомощно разведя руками. — Мне придется… нам придется отвести его на медосмотр. Нам с помощью голографии сетчатки и генетического анализа придется доказывать, что он вообще существует. Ты хорошо знаешь нашу бюрократию: нет файла — нет и человека. Нам нужно предоставить комиссии его ответы на все вопросы. Поэтому ему придется поскорее появиться и переселиться из инженерных отсеков в реальный мир, — поспешила закончить она.

— Хорошо, я переговорю с ним.

— Симеон, — нерешительно спросила она, — а почему бы тебе не представить нас друг другу? Я хочу сказать, мы можем вместе обсудить проблему усыновления. Я могу оставаться где-нибудь поблизости, вне поля его зрения, пока он сам не захочет встретиться со мной.

«Она становится сговорчивой, — решил он. — Но меня это почему-то не обнадеживает». Симеон мысленно пригладил несуществующие волосы и ответил нейтральным тоном:

— Конечно, какие могут быть возражения?

Чанна слушала их разговор издали, сидя у открытого люка.

— Ты хочешь усыновить меня? — недоверчиво спросил детский голос. Но в нем слышалась и надежда.

— Да, — ответил Симеон, с удивлением обнаруживший, что теперь и его самого привлекает эта идея.

Голова Джоата неожиданно появилась в поле зрения Симеона словно из пустоты.

— Ты не сможешь этого сделать. Тебе не позволят усыновить ребенка. Ты не настоящий.

Симеон был попросту ошеломлен.

— Почему ты считаешь, что я не настоящий?

Теперь удивление отразилось на лице Джоата, и это было ужасно смешно.

— Конечно же, я не против твоего наполеоновского плана, но кто позволит компьютеру усыновить ребенка?

— А почему тебе пришло в голову, что я простой компьютер?

Чанна закусила кожу на руке. «Этот мальчишка не стесняется в выражениях, — подумала она. — Бедняга Симеон, такой удар по его самолюбию…» Сглотнув слюну, она с трудом подавила подступающий к горлу смех. Ее не должны были слышать. Подобная реакция была, мягко говоря, совсем неуместной.

— Ты сам сказал мне, — заявил Джоат, и в его голосе прозвучало раздражение. — Ты же говорил: «Я станция». Это значит, что ты машина. Мне доводилось слышать о системах направленной голосовой связи.

Обоим наблюдавшим за ребенком показалось, что его голос звучал ровно, но на лице явно было написано беспокойство: неужели этот компьютер окончательно потерял разум?

«И он наверняка думает, что это будет очень интересно — управляющий станцией компьютер ломается, — раздраженно подумал Симеон. — Ох уж эти дети!»