Филип Фармер - Плоть [ Авт. сборник ] Страница 13

Питер проворчал:

— Кто-то еще заплатит за это. Здесь замешана эта Виргиния! Как только увижу ее, разорву на части. Мне надоели ее пинки.

Кальторп с беспокойством следил за ним.

— А сейчас ты чувствуешь себя хорошо?

Стэгг раздул ноздри и ударил себя в грудь.

— Нет. Но чувствую, что мог бы покорить весь мир. Единственное — голоден, как медведь после спячки. Сколько я был без сознания?

— Почти тридцать часов. На дворе темнеет. — Кальторп приложил ладонь ко лбу своего капитана. — У тебя жар. Не удивительно. Тело бурлит, как доменная печь, создавая новые клетки, насыщая кровь гормонами. Для твоей печи нужен уголь.

Стэгг ударил кулаком по столу.

— Пить я тоже хочу! Весь пылаю!

Он стал бить кулаком в гонг, пока весь дворец не наполнился звоном. И, как бы ожидавшие этого сигнала, в дверь ринулись слуги, держа в руках подносы со множеством тарелок и бокалов.

Забыв все хорошие манеры, Стэгг вырвал поднос из рук слуги и начал нагружать быстро работающие челюсти мясом, останавливаясь только для того, чтобы запить съеденное громадными глотками пива. Пища и пиво попадали на его голую грудь и ноги, но он, хотя раньше ел всегда очень аккуратно, не обращал на это никакого внимания.

Раз рыгнув так, что чуть не сшиб слугу, он прогремел:

— Могу всех перепить, перебить, пере…

Затем еще раз рыгнул с такой же силой и снова набросился на еду, как изголодавшийся боров на лохань.

Кальторпа тошнило не только от самого этого зрелища, но и от его подтекста. Он отвернулся. Очевидно, гормоны вымывали из психики Стэгга все ограничения и обнажали животную часть человеческого естества. Что же будет дальше?

Наконец Стэгг поднялся, выпятив живот вперед, словно горилла, ударил себя кулаком в грудь и заявил:

— Ух, вот теперь мне хорошо, даже очень! Эй, Кальторп, ты обязан раздобыть себе пару рогов. Ах, да. Я забыл, у тебя уже есть пара. Именно поэтому ты и покинул Землю, не так ли? Ха! Ха!

Лицо антрополога вспыхнуло и исказилось, он вскочил и бросился на Стэгга. Тот рассмеялся, схватил его за рубаху и удержал на вытянутой руке. Кальторп ругался, беспомощно размахивая руками. Затем неожиданно почувствовал, как пол уходит из-под его ног, и ткнулся во что-то твердое сзади. Раздался громкий звон и до него дошло, что он угодил в гонг. Какая-то огромная рука обхватила его за талию, ставя на ноги. Испугавшись, что Стэгг собирается прикончить его, он сжал кулак и ударил смело, но беспомощно. Затем опустил кулак.

В глазах Питера стояли слезы.

— Великий Боже, что же со мной? Должно быть, я совсем тронулся, если позволил себе такое с тобой — моим лучшим другом! Что-то не так! Как я мог?

Он заплакал и с чувством прижал к себе Кальторпа. Тот вскрикнул от боли в ребрах. Стэгг виновато отпустил его.

— Ну хорошо, ты прощен, — сказал. Кальторп, осторожно отодвигаясь от него подальше. Только сейчас он понял, что Стэгг уже не отвечает за свои действия. В чем-то он стал ребенком. Но ребенок не всегда абсолютный эгоист, он может быть добрым и мягкосердечным. И ему сейчас на самом деле было стыдно.

Кальторп подошел к окну.

— На улице полно народу и факелов, — сказал он. — Сегодня вечером у них еще один праздник.

Эти слова ему самому показались неискренними. Он знал точно, что жители Ди-Си сегодня собрались на церемонию, где почетным гостем и участником будет его капитан.

— Не задумали ли они содрать с кого-нибудь кожу? — спросил Стэгг. — Когда эти люди собираются повеселиться, они не останавливаются ни перед чем. Запреты отбрасываются, как прошлогодняя змеиная кожа. Их совсем не волнует, если кого-то покалечат.

Затем, к великому удивлению Кальторпа, он заявил:

— Надеюсь, праздник начнется вот-вот. И чем скорее, тем лучше.

— Почему, ради Бога? — выкрикнул Кальторп. — Разве твоя душа не натерпелась вдоволь всяких страхов?

— Не знаю. Но во мне сейчас есть что-то такое, чего раньше не было. Я чувствую такое влечение и такую силу, настоящую силу, какой не знал прежде. Я ощущаю себя… ощущаю себя… богом! Богом! Во мне кипит мощь всего мира! Я хочу взорваться! Не дано тебе знать, что я чувствую! Ни одному простому человеку не дано!

Снаружи донесся крик бегущих по улицам жриц.

Стэгг и Кальторп прислушивались. Они стояли, окаменев, слушая шум мнимой схватки между жрицами и Почетной Стражей. Затем схватка переросла в битву, когда в бой против жриц пошли Лоси.

И вот — шаги в коридоре, с грохотом Лоси срывают двери с петель, берут Стэгга на плечи и выносят наружу. Всего мгновение он, казалось, понимал, что происходит. Потом обернулся и закричал:

— Помоги мне, Док! Помоги!

Кальторпу оставалось только всхлипывать.

IV

Их было восемь: Черчилль, Сарвант, Ястржембовский, Лин, Аль-Масини, Стейнберг, Гбве-Хан и Чандра.

Они, да еще отсутствующие Стэгг и Кальторп, составляли десятку уцелевших из тридцати, покинувших Землю 800 лет назад. Они собрались в большой гостиной здания, где их держали узниками шесть недель, и слушали Тома Табака.

Том Табак не было настоящим его именем. Как звали его на самом деле, никто не знал. На этот вопрос он отвечал, что не имеет права называть свое имя и откликаться, на него. Став «Томом Табаком», он уже не был больше человеком. Для жителей Ди-Си он был полубогом.

— Если бы все шло как положено, — говорил он, — с вами разговаривал бы не я, а Джон-Ячменное Зерно. НО Великой Седой Матери Было угодно прервать его жизнь до Праздника Посева. Состоялись выборы, и я, как глава великою братства Табака, занял принадлежавшее ему место правителя Ди-Си. И буду им, пока не состарюсь и не ослабею, и тогда, чему быть, того не миновать.

В то короткое время, когда экипаж звездолета был в Вашингтоне, его члены изучали произношение, грамматику и словарный состав языка Ди-Си, хотя от акцента им избавиться было практически невозможно. Английский язык изменился сильно, появились многие звуки, которых никогда не было не только в английском, но и в древнегерманском, много новых слов пришло из других языков, ударения и интонации стали играть важную роль в значении фразы. К тому же, незнание культуры Ди-Си было серьезной помехой для понимания языка. Да и сам Том Табак плохо говорил на основном диалекте. Он родился и вырос в Норфолке, в Виргинии — самом южном городе Ди-Си. Язык его соплеменников отличался от языка жителей Вашингтона так же, как испанский язык от французского или шведский от исландского.

Том Табак, как и его предшественник Джон-Ячменное Зерно, был высок и очень худ, но в отличие от того, вся его одежда была коричневого цвета. Такими же были его длинные волосы, из коричневых зубов торчала толстая коричневая сигара. По ходу разговора он вытаскивал из кармана юбки сигареты и вручал членам экипажа. Кроме Сарванта никто не отказывался, и все находили их превосходными. Том Табак выпустил густое облако зеленого дыма и продолжил: