Сергей Щеглов - Тень спрута Страница 13

— Может быть, — предложил чейн, — вы все-таки позавтракаете? Семен Петрович говорил, что у вас будет насыщенный день.

— Тогда надо поесть, — кивнул Макаров. Не успел он произнести эти слова, как чейн снова выхватил из воздуха поднос и вопросительно посмотрел на Макарова. — На ваш выбор, Второй!

Чейн мигом накрыл на стол. Присмотревшись, Макаров заметил, что человек-робот снимает блюда с пустого подноса. Присмотревшись еще внимательнее, он понял, что тарелки вместе с содержимым выдуваются у чейна из ладони, застывают в виде материальных объектов и только тогда оказываются на столе.

Приятного аппетита, подумал Макаров, поспешно отводя взгляд.

— Вот, — сказал чейн, протянув Макарову бокал с зеленой жидкостью. — Выпейте для аппетита.

Макаров с подозрением понюхал бокал. Спиртом не пахло.

— Как вы это делаете? — спросил он, повертев в воздухе ладонью. — Откуда тарелки берутся?

— Оттуда же, откуда и я сам, — ответил чейн. — Да вы присаживайтесь, Семен Петрович вернется только к полудню!

Макаров покорно сел и пригубил зеленый напиток, оказавшийся одновременно горьким и сладким.

— Вот смотрите, — чейн присел напротив, поставил перед собой пустую тарелку. — Все это, — он обвел рукой сервировку стола, — материальные объекты. Но в основе своей они состоят из одних и тех же элементарных частиц. — Чейн сложил левую ладонь лодочкой и то ли вылил, то ли высыпал на тарелку странную белую массу. Макаров сразу же вспомнил озеро «хроноквантовой пены», над которым оказался в первые минуты своего пребывания в этом мире. — Протоны, нейтроны, электроны — и немного порядка. В результате получаются атомы, молекулы, вещество, тарелки и даже хрустящая корочка вашего бифштекса. А у меня на тарелке — те же самые электроны, протоны и нейтроны. Но — безо всякого порядка. Специальное состояние материи, которое называется «исм». Исходный материал, — улыбнулся чейн. — Тоже сокращение.

— Это в него вы превращались, когда через пол просачивались? — спросил Макаров. Зеленый напиток уже подействовал, в животе заурчало, и Макаров, не дожидаясь приглашения, налег на далеко не легкий завтрак.

— Практически да, — кивнул чейн. — Исм был спроектирован для выполнения двух функций. Во-первых, он обеспечивает низкотемпературные ядерные реакции. Благодаря этому мы можем создавать любой материал, — чейн прикоснулся пальцем к белой поверхности исма, и тот мгновенно превратился в лужицу кетчупа, — или, напротив, уничтожать его, когда надобность в нем отпадает. — Чейн положил на тарелку всю руку, и та прямо на глазах у Макарова впиталась в стол. — А во-вторых, исм содержит в себе запасы энергии, требующиеся для такого рода превращений. Вот и все, — заключил чейн. — Не правда ли, просто?

Макаров отрезал кусок бифштекса, насадил его на вилку и тщательно обнюхал.

— Значит, — спросил он, признав бифштекс годным к употреблению, — мы с Калашниковым тоже созданы из этого исма?

— Совершенно верно, — почему-то обрадовался чейн. — Таранцев использовал стандартную технологию!

— Значит, — мрачно заключил Макаров, — я в любую минуту могу превратиться обратно в исм? Как только надобность во мне отпадет?

— Ну вот опять, — огорченно сказал чейн. — Вам же вчера уже все объяснили!

— Вчера? — покачал головой Макаров. — Не стоило даже пытаться. Я был слишком пьян.

— Вчера вы так не считали, — заметил чейн. — Пили на брудершафт с Шубниковым и кричали — все мы здесь точные копии! Все мы братья по исму!

3.

Макаров опустил голову. Очень на меня похоже, подумал он. Наверняка я не успокоился, пока со всеми не выпил. Как же, как же! Братья по исму, натуральные звездные русичи!

— А что я еще вчера делал? — спросил Макаров. — К женщинам приставал?

— Лучше я расскажу по порядку, — сказал чейн. — Закончим с исмом, хорошо? — Чейн на мгновение прикрыл глаза. — В вашем веке был афоризм про колбасу. Чтобы ее есть, нужно не знать, из чего она делается. Правильно?

— Правильно, — пробурчал Макаров, пережевывая бифштекс. Зеленый напиток вызвал у него зверский аппетит, достаточный для употребления синтетической пищи.

— Но колбасу вы все равно ели, — заметил чейн. — Вскоре вы привыкнете, а пока что поверьте на слово. Предметы, созданные при помощи исма, ничем не отличаются от естественных. Они точно так же могут быть разобраны на элементарные частицы, как окружающий нас воздух или песок под ногами. Будь вы программистом, я объяснил бы еще короче: какая из двух копий одного и того же файла настоящая?!

— Так то файлы, — усмехнулся Макаров. — А если скопировать человека?

— Будут два человека, — пожал плечами чейн. — Обычное дело.

Макаров поперхнулся, протянул руку к бокалу и сделал несколько глотков горько-сладкой жидкости.

— Ну ладно, — сказал он. — Так что же все-таки было вчера?

— Первые полчаса вы пили с Семеном Петровичем, — начал чейн. — За встречу, за Звездную Россию, за нашу победу. Потом пришел Николай Шубников, и вы снова выпили за встречу, уже втроем. Шубников стал задавать вам вопросы, а вы — отвечать.

— Какие именно вопросы? — спросил Макаров.

— Где и когда родились, как провели детство, где учились, кем работали, — перечислил чейн. — Чем занимались, когда сработала машина времени, как собирались жить дальше.

— И что я отвечал? — полюбопытствовал Макаров.

— Правду, — со вздохом произнес чейн. — Родились в городе Перми, детство провели в разъездах по так называемому «соцлагерю», окончили среднюю школу, работали в разных местах, нигде не прижились. В момент переноса в будущее пили чай.

— Действительно, правду, — кивнул Макаров. — Именно чай мы с Калашниковым и пили!

— Выслушав ответы, — продолжил чейн, — Шубников разволновался и принялся размахивать руками. Кого вы мне подсунули, кричал он Семену Петровичу. Разве это Макаров? Это кто-то другой!

— Ну слава Богу, — пробормотал Макаров и с облегчением навалился на десерт. — Поняли наконец!

Чейн проигнорировал его замечание и продолжил рассказ:

— Здесь подошли Артем Таранцев и Сандра Вуртц. Шубников разлил водку, и вы снова выпили за встречу. Сандра поинтересовалась, почему крики. Шубников объяснил, что вы совсем не такой, каким он вас себе представлял. Вообще никакой, добавил он в запальчивости. Тогда в разговор вмешался Таранцев. Он извинился за неполадки, с довольным видом сообщил, что сумел уберечь от разрушений ваш исторический подвал, а затем перешел на личности. Образ Макарова, сказал он, сложился на основании источников середины века. А перед нами — Макаров начала века, когда он и сам не представлял, что будет дальше. Так что вы не правы, Николай Григорьевич! Это самый настоящий Макаров, просто еще молодой и неопытный.