Екатерина Белецкая - Верю, судьба! Страница 13

Абсорбент не спеша лакал молоко из своей чашки. Он уже понял, что хозяин завис тут надолго, поэтому растягивал удовольствие. Атис угостил его кусочком вяленого мяса (такого мяса - оно называлось "для ваших питомцев" - у него всегда был запас), а потом вновь придвинул кружку с молоком.

Первая сигарета пошла как-то не так, и Атис догадался, что все дело в водке, одно перебивало другое. "Водка, так водка, - решил он. - В принципе, какая разница?"

Народу в клубе между тем прибывало. Пришедшие рассаживались, забегали официантки, и Атису пришлось посадить Абсорбента за шиворот. К его столику снова подошла давешняя девушка.

- Если вы хотите продолжать сидеть, вам придется взять еще что-то, - вежливо сказала она. - У нас сегодня клубный день, будет концерт, и поэтому…

- Я как раз хотел попросить еще водочки, - улыбнулся Атис. - И холодного чая. Кислого холодного чая, ну там шиповник, или брусника.

- Конечно, - официантка расцвела. - Сейчас.

"У меня внутри атомная бомба, - подумал вдруг Атис. - И мне кажется, что она сейчас взорвется, что-то сейчас будет". Принесенную девушкой водку он, однако, сразу пить не стал, ограничился чаем. Концерт. Интересно. В Кремове таких вольностей заведено не было - только радио. Даже в клубах. Только в клубах оно погромче, а дома приемник маломощный, поэтому тихо. И все одно и то же: "Гимн руке помощи", "Золото разного цвета - белое, черное, сладкое", "Дети, пойте эту песню", "Мне семнадцать, я на фабрику иду, и на фабрике я милого найду"… Все до боли одинаково, и поэтому особенно скучно.

Атис любил танцевать. Умел он это делать не то, чтобы очень, его никто никогда не учил танцам, но он столько эмоций и души вкладывал в этот процесс, что знакомые считали его специалистом. Даже под такие народные хиты, как "Мне семнадцать", он умудрялся что-то изобретать.

В общем, Атис ждал концерта. Вторую сигарету и водку он решил поберечь на потом - кто знает, сколько еще придется тут сидеть?… Вообще, он был рад, что все так интересно сложилось.

Атис отлично понимал, что впереди его ничего не ждет. Впервые за все время (после памятного поджога и своего поспешного бегства из Кремова) он задумался - а что же дальше? Ясно, что прожить у бабы Фаны всю жизнь он, конечно, не сможет. Старуха жалостлива, но все же корыстна - а деньги у него закончатся месяца через два, и это с учетом сегодняшней продажи грибных папирос… и что дальше? Документов у него нет, рабочей карточки нет… значит, работы не найти. Можно, конечно, пойти сдаться стражам. Вот только последствия (особенно в свете прочитанных недавно книг) представлялись Атису печальными. Вероятно, его казнят. А если даже не казнят… о том, что еще может с ним произойти, Атис не имел ни малейшего представления.

Люди в зале вдруг оживились. Несколько человек, привстав, начали хлопать, кто-то залихватски засвистел, некоторые начали аплодировать. Раздались выкрики:

- Касси, врежь, давай!

Атис перевел взгляд на сцену. Кто-то невидимый осветил ее несколькими довольно мощными прожекторами, свет в зале стал приглушенным. На сцену вышла женщина. Атис сразу понял, что это не девушка, а именно женщина примерно его возраста. Небольшого роста, довольно стройная, с очень коротко постриженными светлыми волосами. Она уверенно встала в круг света, поправила микрофон на стойке, помахала рукой залу.

- Здорово, народ! - крикнула она в зал. В зале захлопали. - Сегодня Касси с Песков проживет этот вечер вместе с вами.

- Можно и ночь! - крикнул кто-то.

- Ты еще про утро не забудь! - парировала она.

А потом она запела. Как-то внезапно, не готовясь. Секунду назад в зале было множество голосов, и внезапно остался один. Её. Нет, он не был каким-то особенно красивым, просто… Атис вдруг понял, что впервые видит человека, поющего правду. Дело было не в том, что песня была хороша, а лишь в том…

…и тут Атис понял, что его догнала сигарета. Пришла пора немного поразмяться. Он сунул Абсорбента за шиворот, решительно застегнул молнию на куртке и пошел к сцене. Его слегка шатало, рядом кто-то заулюлюкал. Сначала он просто постоял у края сцены, наблюдая. Песня была медленная, красивая, но для танцев она явно не годилась. А потом…

Сначала грянули барабаны. Именно грянули, взорвались звуком, заполнили собою зал. Потом певица крикнула в микрофон:

- Вперед!

И врезал бас. Да так, что у Атиса, стоящего неподалеку от колонки, на секунду заложило уши. Как-то незаметно в ритм вошли другие инструменты - и сама певица.

И тут Атиса пробило. Он вылетел на середину пустого зала, упал на колени, раскинул руки, потом вскочил - и понеслась!

Он говорил, что ялегкокрылый серафим,И что мои минутыравны его векам.Он говорил, что яНачало всех начал,Что я как светлый ангел,Порхаю в облаках.Он говорил, что онбесконечно слаб,И что его представленье о миреложно,А у тебя девять жил, и четыре крыла,Ты сможешь!

При всем желании Атис не сказал бы, о чем была эта песня. Не сумел бы. Даже не потому, что не мог в грохоте инструментов разобрать слов, а лишь потому, что в этот момент к нему пришел танец - сродни самой песне. Эта была какая-то дикая, бешеная пляска, уже не Атис танцевал, а танец владел им, повелевал, крутил и вертел, бросал по залу вверх, вниз… Что-то, что оказалось больше самого Атиса, овладело им - и он растворился в танце без остатка.

И вдруг все кончилось. Смолк звук, тишина ватой заткнула уши, и Атис снова упал на колени - от изнеможения. Потом он встал, и, нетвердо ступая, пошел обратно к своему столику.

Концерт потек дальше. Танцевать сил уже не было, и теперь Атис просто слушал, потягивая свою водку. И думал, что, наверное, не стоило курить вторую сигарету. Она была в том виновна, или водка, или то и другое вместе, но тело совсем уже расслабилось, и совершенно не хотелось выходить куда-то, наружу, в темноту и зимний холод. Абсорбент, похоже, разделял это мнение - он пригрелся за пазухой и теперь старательно мурлыкал, изображая вечный двигатель. Атис перестал воспринимать смысл песен, ему было тепло, хорошо и спокойно, рядом горел огонек свечи, на него можно было глядеть, и когда музыка стихла - он осознал это не сразу.

Зал постепенно заполнили человеческие голоса, музыканты на сцене собирали инструменты, певица сняла со стойки микрофон и ушла куда-то за сцену, кинув прощальный взгляд в зал. Кто-то свистнул ей вслед, откуда-то раздался недовольный женский голос "маньяк, при живой-то жене".

Атис вздохнул. Не будет у него жены. Никогда. Как-то странно резко на него вдруг накатило отчаяние. Ничего не будет. Он вне закона, чужак везде и всюду, и нет ему спасения, осталось доживать свой век в бабкином доме, потому что от корпорации не убегают, не было прецедентов.