Яцек Дукай - Пока ночь Страница 13

В груди сперло дыхание.

Он увидал.

Справа от лестницы, перед продырявленной пулями Седого стенкой.

На высоте глаз.

Это.

Словно обнаженное сердце какого-то чудовища. Словно кулак с пальцами из драконьих кишок. Будто клубок гниющих жил. Словно паразитирующий полип. Пульсирует. Дышит. Меняется, шевелится, гримасничает, вращается, колышется, деформируется, резонирует глухим звуком голода. Вовнутрь и наружу. Пространство вокруг этого, а не это в пространстве. Сразу видать: слишком тяжелое, слишком плотное. Почему земля должна притянуть его к себе, почему оно должно свалиться на пол? Ведь оно может торчать вот так, подвешенное на самом себе, целую вечность. Оно реальнее, чем все окружающее. Солнце собственной планеты, планета собственного солнца. Живое. Меньшее большее - меньшее - большее - меньшее - большее - меньшее - большее меньшее - большее. Это не ритм, это отсутствие ритма. Словно обнаженное сердце какого-то чудовища. Словно кулак с пальцами из драконьих кишок. Будто клубок гниющих жил. Словно паразитирующий полип. И вовсе не мягкое. Если бы коснулся его (Боже, только не это!), то наверняка почувствовал бы под пальцами камень. Это кружится, переливается само в себя, пучится из одной формы в другую; выпускает щупальца, свертывается в ничто и развертывается из этого ничто во все стороны. Делится и объединяется; пожирает пространство и тут же пожирает само себя. В последовательных тактах симфонии смертельной тишины все более внушительное и резкое во всех своих изменениях. Словно обнаженное сердце какого-то чудища. И в конце концов, пожирает себя с такой жадностью, и с такой силой вжимается само в себя - что исчезает полностью, чтобы уже более не появиться.

Пустота.

Стенка с дырками от пуль; окно, решетка за окном, лестница на второй этаж, лаз на чердак. Пустота.

У Трудного отказали ноги. Он вытянул руку, чтобы опереться о дверной косяк, но каким-то чудом не попал. Поэтому его повело дальше. Дрожь в коленях, широко открытый рот. Вот глаза закрыть не удается, а хотелось бы.

Виолетту он перепугал до смерти. На кухню влетел смертельно бледный и тяжело свалился на стул. Перегнувшись вперед и оперев локти на колени, он тяжело дышал и с упорством кататоника всматривался в пол между своими ногами.

Виола наморщила брови.

- Что-то случилось?

Ян Герман не отвечал. Только дышал тяжело.

Жена подошла к нему, присела на корточки.

- Янек... Что такое?

Он медленно поднял голову. Никогда еще она не видала у него столь побледневшего лица и столь расширенных зрачков. Она коснулась его пальцев. Холоднющие и дрожат.

Тогда она попробовала обернуть все в шутку.

- Ты что, духа увидал?

Ян Герман облизал сухие губы, мрачно глянул прямо в глаза.

- Мясо, - только и ответил.

7

На следующий день Гречный принес деньги за пустые бланки. У его косоглазого приятеля левая щека раздулась как пузырь. Трудны попытался как-нибудь деликатно и тонко прозондировать Гречного по вопросу ночного видения Седого, но тот совершенно не желал об этом говорить. Он предложил новое дело, связанное с контрабандой оружия, но тут уже Трудны дал собеседнику крутой отпор, так что встреча завершилась довольно быстро. Около полудня прибыл транспорт коньяка, и ближайшие три часа, вплоть до того, как груз был в безопасности складирован в подвале, у Яна Германа было по уши работы по отгону от ящиков массы добровольных помощников с пересохшими глотками: здесь воровали все и вся. Позвонил генерал-майор с благодарностью за уже установленную сантехнику; он даже словом не упомянул про Хоффера, впрочем, Трудны тоже не стал о нем говорить. Сгущающаяся на дворе мрачная зимняя темень раннего вечера навела его на совершенно иные мысли. Мясо. Мясо. Что же это было, что за штука, какое создание висело перед моими глазами в воздухе, в моем собственном доме? Что я видел? Что это такое? А страх подшептывал ему все менее и менее логичные решения загадки. На самом же деле - логичных вообще не было. Он увидал невозможное, так что логикой здесь и не пахло. Тогда Трудны вспомнил про Коня, своего однополчанина времен битвы под Радзимином, когда они творили неразлучную парочку: двое самых молодых солдат в их взводе - из Коня потом сделался великий ученый, профессор; жил он где-то в пригороде. А вспомнил он о нем, потому что именно сейчас пригодилась бы приличная порция противоядия от карикатурности собственного воображения в виде дозы трезвого, ученого рационализма. Но, прежде чем выйти из фирмы, Трудны позвонил Яношу, и тут оказалось, что штандартенфюрер уже возвратился из своего ежемесячного паломничества в столицу Третьего Рейха. Он даже успел услыхать от кого-то про труп на чердаке. Сам Трудны о нем уже почти что забыл, пригруженный упорно возвращающимся перед глазами образом левитирующего и пульсирующего чудовищного сердца.

- Ну вот, и тут оказывается, что ты продал мне гораздо больше, чем я купил, - пробормотал Трудны в телефонную трубку.

По-видимому, с Яношем в Берлине случилась какая-то весьма приятная неожиданность, потому что он был в прекрасном настроении.

- Это, приятель, называется свободным рынком.

- И ты не в состоянии этого объяснить, правда?

- Ну, Герман, дорогой мой, в этом деле я всего лишь посредник. Впрочем, точно так же, как и ты.

- В таком случае, ты мог бы, по крайней мере, найти для меня предыдущих жильцов этого дома.

- Ха, ну у тебя и желаньица. На что они тебе?

Трудны попытался подойти с другого боку:

- Сейчас я тебе кое-что скажу, Янош, - начал он, вздохнув, откидываясь на своем стуле и тупо глядя в потолок: - Войди в мое положение. Только-только въехал в этот дом. Округа безлюдная, ни единой живой души, вы же всех вывезли. И тут на тебе - на чердаке труп. Жена мне долдонит, что их наверняка там больше. Понимаешь, будто мы живем под кладбищем. Согласись, не самая приятная ситуация.

Штандартенфюрер расхохотался так, что в трубке что-то начало петь.

- Парень, да это же проще пареной репы: тебе попался дом с привидениями! - И снова смех. - Не чувствуешь дрожи в коленках? Да такой лафы ни за какие деньги не купишь!

- Ты что, снова влюбился?

Разговор закончился взаимным обменом анекдотами на тему вампиров, белых дам, гремящих железками на стенах замков, оборотней, крадущих детей и затаскивающих их в пустые дома, а также - относительно сатанинских обрядов еврейских каббалистов.

Было уже поздно отправляться к давно уже не проведываемым знакомым времен молодости; поэтому Ян Герман вернулся домой. Успел он как раз к моменту отъезда повозки, доставившей запас угля для печки. Конрад с Казиком, что трудился с Горбуном, перекидывали его в подвал через открытое окошко. Работали они споро, захватывая лопатами угловатые куски мрака с ослепительно белого в свете наддверной лампы и толстого ковра снега. Трудны помахал Золотому Деду, который съежился на козлах удалявшейся повозки, так закутавшись в различные старые шубейки и шерстяные платки, что на морозе торчал только громадный, красный носище да седые кустистые брови. Ян Герман пообещал Конраду прислать им кого-нибудь для помощи, чтобы успеть с работой до комендантского часа, ибо совершенно глупо было оставлять на ночь уголь без присмотра - этот минерал отличается, особенно зимой, совершенно необъяснимой тенденцией к незаметной дематериализации.