Джон Де Ченси - Космический дальнобойщик Страница 13

– Так мы сэкономим время, – сказал Сэм.

– Куда мы едем?

– Этот ручей идет параллельно грунтовой дороге чуть подальше. Дорога должна привести нас к просеке, которую расчищают в лесу, где мы найдем еще одну дорогу, а она приведет нас прямиком к Космостраде. Так можно надеяться.

– Откуда ты все это знаешь?

– Просто следую указаниям Читы. Сам ее спроси.

Я оглянулся. Кучка мягкого черного меха поглядывала на меня из угла большими влажными глазами, ожидая моего одобрения.

4

Ручеек извивался по сводчатым, словно собор, джунглям, его берега заросли плакучими лозами. Мы пристегнулись и дали тяжеловозу возможность везти нас, а Сэм пер вперед, подскакивая и покачиваясь на камнях и проваливаясь в полуметровые ямы и выбоины. Ехать было страшно трудно и тряско, но не так трудно, как продираться сквозь дождевой лес. Постепенный скат вниз вскоре выровнялся, и ручей стал глубже. Потом стал просто очень глубоким.

Когда уровень воды, булькая, повысился до моего обзорного иллюминатора, я сказал:

– Я же знал, что эти жабры на вентиляторах в один прекрасный день пригодятся – не зря же их запроектировали.

– Мне кажется, глубже эта речушка не станет, – ответил Сэм.

Он был прав. Впереди вода уже мелела. Сэм на миг остановился, чтобы решить, куда идти, потом рванулся туда, где было помельче. Мы прокатились по гладкой гальке и выбрались на мель, словно атомное животное, которое приливом выбросило на мелководье.

Однако в этом была и своя хорошая сторона – тяжеловоз, наконец, получил давно полагавшуюся намывку. Чуть подальше ручей расширялся, и Сэм остановился, чтобы Дарла могла помыть треугольную рану на ноге у меня и перевязать ее. Я вдруг почувствовал какое-то странное ощущение.

– Тебе еще повезло, – сказала она. – Чита говорит, что Виига, то существо, которое тебя укусило, для людей не ядовито. К сожалению, яд этого животного по химическому составу напоминает хлорпромазин, если я правильно помню, это транквилизатор. Ты скоро ляжешь баиньки. Наверняка ты получил хорошую дозу.

– Я чувствую странное спокойствие, и все. А ты откуда все это знаешь?

– О, просто мимолетный интерес к ксенобиологии, особенно к экзотической зоологии.

– Если я умру, я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделала. Отправляйся в мою квартиру и убей там все растения.

– Как красиво звучит!

Но мой гнев стал абстрактным, когда меня охватило ощущение полной нирваны. Боль в ноге и лодыжке утихла до случайных покалывании, и я откинулся на спинку кресла, предоставив Сэму самому везти нас.

Примерно через полчаса мы выбрались на грунтовую дорогу, но чуть-чуть не влипли, выбираясь из воды. Мы царапали дно с тошнотворным звуком повреждаемого металла, потом добрались до ухабистой дороги, которая вывела нас от ручья и чуть выше по холму.

Мне страшно захотелось спать. Я велел Дарле принести стимулирующую таблетку из медаптечки, но она мне отсоветовала, утверждая, что взаимодействие яда той твари и таблетки может быть непредсказуемым, поскольку биохимия Вииги была инопланетной. Я согласился. Что поделать, она была тут доктором.

Прошел еще час, и мы выехали на просеку. Это было для нас потрясением. Примерно на площади в двенадцать квадратных километров джунгли просто содрали с лица земли. Словно кучу сорняков. На их месте лежали кучи взрытой земли, горы древесной пульпы и ряды за бесконечными рядами аккуратных вязок: кора, бревна, листва, семена, стручки, плоды и овощная масса – последняя в металлических контейнерах. Все полезные продукты в натуральном виде или подготовленные к дальнейшей обработке. Та штука, которая это проделала, стояла в отдалении.

Это был огромный Землескреб. Это была платформа примерно в километр длиной, передвигалась она на гигантских гусеницах, выкусывая своим ведущим концом огромные куски джунглей, сортируя, перерабатывая, переваривая огромные массы материала в своих металлических кишках, вываливая свои отходы позади. Когда-нибудь фермы, дома, фабрики последуют за нею. Очищенная земля на Деметре была драгоценностью (Деметрой по-настоящему и звали эту планету, хотя большинство людей игнорировало это название и прозвали ее просто Оранжереей).

Чита скорбно взирала на эту сцену, и я не мог удержаться от чувства жалости и стыда. Она смотрела на развалины своего единственного дома.

Дорога обходила край просеки примерно на клик или около того, прежде чем углубиться обратно в джунгли. В этот момент мы следили за тем, не появится ли кто по нашу душу с воздуха, но никаких летательных аппаратов не было.

Новая секция дороги была покрыта густой растительностью в некоторых местах, она извивалась по берегам болот и впадин, пока, наконец, не влилась в другую дорогу.

– Сюда! – взвизгнула Чита.

Сэм повернул влево, и под слоем густого покоя, сонливости и благодушия я подумал, насколько же это абсурдно, когда тебя выводит из опасности существо, чей коэффициент интеллекта вообще не удается измерить – настолько он мал, по слухам. Но обычно мы пользуемся той помощью, которую нам удается получить.

Я заснул, все время просыпаясь, когда Чита выкрикивала новое указание, куда ехать, но в конце концов не осталось такой необходимости, и дорога перед нами бесконечно развернулась.

Спустилась ночь, что на Оранжерее наступает довольно рано, поскольку период обращения у нее только шестнадцать часов, и мы, как призраки, проскальзывали по лиственным коридорам, а наши фары играли в стволах деревьев. Пары крохотных глаз сверкали в тени, словно искры в замирающем огне, они пристально смотрели на нас. Время от времени раздавались звуки шороха и возни в кустах, ночные вопли зверей разносились эхом в чернильной тьме за нами. Я дремал, просыпался, снова плыл в сон, просыпался снова, а пейзаж передо мной был все тот же самый, сон и реальность слились. Я не знаю, сколько времени мы путешествовали. Тропа превратилась в бесконечную ленту Мебиуса, замкнутую саму на себя, словно Космострада, проложенная по поверхности шара.

Космострада. Парадокс. Причинность перевернута... живущие жизни, любящая любовь, умирающая смерть – все вне своей естественной последовательности... Мы рождаемся, проходим свои бессмысленные пути к могиле, но эти тропинки двусторонние... разрежь и наугад соедини линию жизни и получишь смерть прежде рождения, разочарование прежде надежды, исполнение до того, как наступило желание, результат прежде причины...

Дорога была долгой, и я ехал по ней, по Ветке Обратного Времени... назад на Терру, потерянную, голубую искорку в черноте, истощенную планету пятнадцати биллионов душ – невзирая на постоянный исход лишнего населения на путину миров, связанных Космострадой... Снова в детство, в вымирающий полудеревенский город в Северо-восточной Индустрии, некогда Пенсильвании, Федеративная Демократия Северной Америки... Маленький шахтерский городок, под названием Брэддок Крик, чьи шахты выдали последние капли битуминозной смолы примерно в конце четвертого десятилетия века, вскоре после того, как я родился... город полупризрак. Ряды домов, заколоченных досками, оставленных на растерзание грабителей и погоды, население, которого почти не осталось, и это в век переполнения планеты, жертвы Климатического сдвига... короткие жаркие лета, длинные зимы, от которых стыли щеки, и почти без сезона плодородия между ними... Карапуз, который проводил теплые месяцы босиком, играя на кучах каменного мусора возле шахт, горы этого серо-голубого шлака вечно лежали и дымились от самовозгораний, спекаясь в так называемого «рыжего пса», шлака, который очень хорошо себя зарекомендовал при мощении дорог... Мальчик, который плавал в ямах, наполненных водой и кислотными вымываниями из почвы под шахтами... Мы никогда не ходили голодными в те дни, потому что отец работал, где только мог, вымаливая фрукты и овощи у нашего садика на химической основе, когда у него не было работы. А когда ни одно из его занятий не могло оплатить счета, он делал таинственные вещи, пока я ждал его, он уходил по ночам, и тогда я спал на огромной двойной кровати с мамой, но я долго лежал без сна, прислушиваясь к тому, как в ветреной ночи лают собаки, я ждал, когда же придет отец, что он делает, думал я. Я ждал его, пока не засыпал, чтобы проснуться на следующее утро в собственной постели, в своем спальном мешке на старом матрасе в гостиной, смутно вспоминая, что отец принес меня туда, поцеловал и подоткнул одеяло... Смутные годы, проведенные в скуке и беспокойстве, когда я пропускал школу из-за недостатка топлива и отсутствия денег, дни без мяса, без хлеба, гордые счастливые дни, когда солнце выходило и согревало все вокруг и я мог визжать, кататься по земле и орать, играть сколько душе угодно, и не думать о мире, где миллионы, нет, биллионы голодали, и постоянные пожары в лесах разоряли землю, или думать о том, что очень здорово, что люди поселились на луне, сумели провернуть колеса своих повозок в космосе... Я помню, как мой отец говорил мне, что помнил, как при нем открыли первый портал на Плутоне, его открыл робот, и я тогда подумал: зачем они его построили, этот портал, на таком отдалении, на самом краю солнечной системы?.. Я смотрел видеопрограммы о том, как это произошло, слушал, как комментаторы говорили, какая это великая тайна: кто построил это все? Когда? Зачем? – годы пронеслись прочь слишком скоро, потому что, невзирая на лишения, это было детство не хуже и не лучше многих, обычное детство... А однажды отец рассказал нам, что надо бы переехать, что он подал заявление на эмиграцию, и что его приняли, и что как-то скопил 500.000 Новых Долларов, которые полагались всем североамериканским резидентам, как плата за эмиграцию, потому что экономически этот регион все еще считался одним из неплохих, если сравнивать с остальными... Путешествие гидросамолетом в Индию, невероятные массы народа там, мертвые тела на улицах, тела, которые еще не совсем умерли, но уже умирали, положенные, словно дрова, посыпанные каким-то химическим порошком, который делал их похожими на поленницу под первым снегом... Порт челночных кораблей в Кендрапаре на Бенгальском Заливе, окруженный палаточным городком брошенных там эмигрантов... Громовой полет на челночном корабле, моя первая звездная тошнота и вид ослепительной Терры, которая уменьшалась под нами... Потом путешествие на борту «Максима Горького», корабля дальних перелетов, который достигал Плутона за восемнадцать месяцев. Я провел эти месяцы по большей части вместе с остальными пассажирами в полусне, электрически созданных сумерках полусознания, которые делали путешествие переносимым... Примерно час мы провели на Плутоне, прежде чем сели на автобус, который Космострадой перевез нас на звезду Бернарда, а оттуда на Сигни-А-2, оттуда на Струве-2398, оттуда на Сигму Дракона-4, которую звали Вишну, где я провел остаток своего детства на ферме в долине, которая зеленела благодаря воде, которая вытекала из расселин в скалах, работая так, как я никогда не работал – ни прежде, ни потом. Где я наконец стал взрослым мужчиной – слишком скоро, когда моя мать умерла, рожая моего брата Дональда – мертворожденного...