Иван Беляев - Галобионты Страница 13

– И откуда же ты, такой красивый, взялся? – спросила быстро оправившаяся от испуга дамочка.

– Я уже сказал – с вокзала.

– Тебя что, и родили на вокзале? – съехидничала она, усаживаясь на соседнюю койку и закидывая ногу на ногу.

Короткая юбка не скрывала ее обтянутых черными колготками костлявых колен.

– Почти, – процедил он, неотрывно следя на движением ее ножки в черной лакированной туфельке, которой она кокетливо болтала.

– А где баба Маня?

– В магазине.

– А почему ты в таком виде, можно узнать?

– А чем плох мой вид? – парировал он, поведя плечом.

– Видок у тебя, конечно, что надо, – хихикнула женщина, – мне очень даже нравится. Правда… – он интригующе примолкла.

– Что?

– Мне кажется, что без этого рванья ты выглядел бы намного лучше.

Всем своим существом он ощущал исходящее от женщины жгучее желание. Оно находило отклик в нем, но что-то мешало ему поддаться этому новому чувству. Скорее всего, то, что женщина не в полной мере отвечала его эстетическим притязаниям.

– Меня зовут Елена, – произнесла она, видя, что незнакомец не торопится представляться.

– Елена, – повторил он, продолжая задумчиво разглядывать дамочку.

– А тебя как? – не выдержала она.

Он чуть помедлил с ответом, потом медленно произнес, наблюдая за ее реакцией:

– Герасим.

– Ого! Ну и имечко! – хохотнула она. – А где же твоя Му-му?

Он по-прежнему смотрел на нее, на лице не отразилось никаких эмоций. Между тем дамочка спохватилась, что ляпнула глупость и мгновенно посерьезнела.

– А можно я буду звать тебя Германом? Так, по-моему, красивее звучит.

– Можно.

Он подумал о том, что мог бы и сам догадаться назваться этим именем.

– Спасибо за подсказку, – сказал свеженареченный Герман, – теперь так и буду представляться.

– Видишь, какая я умная.

Он промолчал, не оспаривая, но и не подтверждая ее самодовольного утверждения.

– Ты всегда такой? – дамочка капризно надула губы.

– Какой? – не понял Герман.

– Молчун такой.

Он пожал плечами, действительно, не зная, что на это ответить. Наука говорить ни о чем была для него пока недостижимой. Герман привык относиться к речи, как к средству передачи необходимой информации. Каждое слово в его представлении было не просто набором определенных звуков, но неким символом, обозначающим конкретное понятие. Хозяин любил говорить. Иногда его заносило так, что он не мог остановиться в течение нескольких часов, самозабвенно ораторствуя на интересующую его тему. Герман слушал Хозяина и удивлялся этой способности, которой он сам был совершенно обделен. В такие моменты особенно остро ощущалось различие между ними, и это приносило ему боль.

Нечто похожее он испытывал сейчас, в разговоре с этой вульгарной дамочкой. Но на сей раз вместо ощущения неполноценности в Германе возникло раздражение. Женщина была слишком глупа.

– Иди сюда, – сказал он, положив руку на кровать рядом с собой.

– Зачем это? – Елена подняла тонкие подведенные брови.

– Я тебя хочу.

– Ого! – женщина снова захихикала, усиливая его раздражение. – Вот тебе и молчун. Вот молчит, молчит, а потом, как скажет, так хоть стой, хоть падай…

Герман, не вставая с кровати, схватил ее за плечо и рывком притянул к себе. Женщина вскрикнула. В ее лице отразился слабый испуг.

– Ты что! Мне же больно!

Она не кривила душой. Но обнажившемся плече в том месте, за которое Герман схватил ее, появился кровоподтек. Он отпустил женщину.

– Зверюга! – всхлипнула Елена, потирая ушибленное место.

В ее глазах появились слезы, лицо исказила обида.

– За что ты так со мной?

Герман слегка дотронулся до кровоподтека, ему стало не по себе.

– Извини меня, я не рассчитал свою силу.

– В следующий раз будь добр, рассчитывай, – потребовала Елена, порываясь подняться.

– Постой, – он заставил ее сесть, – если будешь себя хорошо вести, я тебя вылечу.

Елена немного успокоилась и вновь приняла кокетливый вид.

– Вылечишь? Это как?

Ни говоря ни слова, он наклонился к поврежденному плечу и слегка коснулся его губами. В нос ударил тяжелый запах плохих духов. Он поморщился и отпрянул. Кожа женщины была бархатистой и приятной на ощупь. Ее дыхание чуть заметно участилось, глаза заволокло пеленой. Герман снова наклонился к ней и, стараясь не вдыхать, осторожно лизнул ушибленное место. Елена шумно перевела дыхание и откинула назад голову. Кровоподтек, смоченный слюной, стал бледнеть. Он больше не ощущал запаха ее духов, теперь он чувствовал лишь трепещущее женское тело в своих руках. Удары его сердца отдавались в ушах, руки начали подрагивать. Елена потянулась к нему и поцеловала в губы. Она и думать забыла об ушибе, боль разом отпустила ее. Герман ощутил ее теплые руки на своих плечах.

В глазах потемнело, в голове все смешалось, его поглощала яростная животная страсть…

– А-а-а! – раздался вдруг дребезжащий старухин голос. – Молодежь уже спелась, как я погляжу!

Герман поднял голову и так посмотрел на стоящую в дверях возвратившуюся бабку, что она в испуге отшатнулась и попятилась назад. Собрав последние остатки благоразумия, он сумел взять себя в руки и не наброситься на старуху. Герман резко поднялся, бесцеремонно бросив Елену на постель.

– Купила?

Голос был сдавленным, словно он говорил из-под одеяла.

– Купила, касатик, все купила. Останешься довольным.

Она показала на авоську с несколькими свертками.

– Посмотришь?

– Конечно, посмотрит, баб Мань, что ты глупости спрашиваешь, – встряла в разговор Елена.

Ободренная этими словами, старуха просеменила в глубину спальни и выложила на кровать свертки.

– Вот, – говорила она, распаковывая вещи, – это рубашка, это брюки, вот исподнее и носки…

Герман, не сбрасывая халат, рассматривал принесенные покупки. Они походили на новые, видимо, старуха не решилась обманывать его.

– Ну что же ты, – подзадорила его Елена, – примерь, а мы с баб Маней посмотрим, как сидит.

– Я сам посмотрю, – решительно заявил он, недвусмысленно давая понять, что хочет остаться один.

Елену это слегка задело.

– Пойдем, баб Мань, не хочет нам показывать свои прелести, да нам не больно-то и хотелось.

Она встала и с видом оскорбленного достоинства направилась к двери. Старуха засеменила следом.

Оставшись один Герман прежде всего позаботился о том, чтобы в комнату никто на заглянул, для этого он пододвинул к двери одну из ближайших кроватей. Затем открыл платяной шкаф и встал между двумя створками так, чтобы его не видно было от двери. В шкафу висело большое, но помутневшее от времени зеркало.