Филип Дик - Духовое ружье Страница 13

— Это из 202-го, — весело отозвалась Марен.

— Мой эскиз? — Он уставился на прибор. Внедрение. Эта штука была пущена в розничную торговлю по решению одного из сокомов. — А что он делает?

— Развлекает.

— Как?

Марен вышла из комнаты совершенно голая.

— Скажи ему что-нибудь.

Глядя на нее, Ларс ответил:

— Мне гораздо интереснее смотреть на тебя. Ты поправилась на два килограмма.

— Задай Орвиллу вопрос. Старый Орвилл — это страсть. Люди уединяются с ним на много дней и ничего не делают, а только задают вопросы и получают ответы. Это заменяет религию.

— В этом нет никакой религии, — сказал он серьезно.

Его общение с неизмеримым миром лишило его всякой догматической, безоглядной веры. Если кто-нибудь из живых и может быть определен как знаток «потустороннем мира», то им может быть только он. Но в этом Ларс не видел никаких выдающихся заслуг.

Марен сказала:

— Тогда расскажи ему анекдот.

— А может, просто положить его на место?

— Тебе действительно все равно, как внедряют твои разработки?

— Да, это их дело. — Тем не менее, Ларс пытался придумать какую-то шутку. — У кого есть шесть глаз, — начал он, — склонность к энтропии, км носит шапочку для верховой езды…

— Неужели ты не можешь придумать что-нибудь серьезное? — спросила Марен. Она вернулась в спальню и снова стала одеваться. — Ларс, ты полиморфный извращенец.

— Хм, — ответил он.

— В плохом смысле. Инстинкт саморазрушения.

— Лучше уж это, — сказал он, — чем инстинкт убивать.

Может, спросить об этом у Орвилла?

Он обратился к твердой маленькой сфере, которую держал в руке:

— Я ошибаюсь, когда чувствую за собой вину? Веду борьбу с городским советом? Разговариваю с советским официальным представителем во время перерыва для кофе? — Он подождал, но ничем не произошло. — Когда верю, продолжил он, — что сейчас как раз то время, когда те, кто делают машины, чтобы убивать, калечить и выбрасывать все в отходы, должны быть людьми этически цельными? Чтобы действительно создавать машины, которые убивают, калечат и выбрасывают. Вместо тех, что создают верные предпосылки для всеобщего небытия, декадентских новых веяний — таких, как ты? Он снова подождал, но Старый Орвилл молчал.

— Он сломан, — крикнула Ларс Марен.

— Дай ему время. В нем 14000 взаимосвязанных частей. Они должны все сработать.

— Ты хочешь сказать, в нем полная схема системы управления 202-го?

Он с ужасом посмотрел на Старого Орвилла. Да, конечно! Эта сфера была такого же размера и формы, что и система управления 202-го. Он начал думать о возможностях Орвилла. Он мог отвечать на заданные ему устно вопросы даже лучше, чем железооксидная или перфорированная лента из 60-ти составляющих. Ничего удивительного, что ему требовалось время, чтобы ответить на вопрос. Он активизировал свои оценивающие способности.

Возможно, больше ни в каком эскизе Ларс этого не превзойдет. Ведь уже есть он, Старый Орвилл, новинка, заполнившая свободное время и умы мужчин и женщин, работа которых дегенерировала в такой уровень психомоторной деятельности, что даже тренированный голубь справился бы лучше. О Боже!

Сбылись его самые худшие ожидания!

Ларс П., подумал он, вспомнив рассказы и новеллы Кафки, проснется однажды утром и обнаружит, что каким-то образом за ночь превратился в гигантского — кого? Таракана?

— Кто я есть? — спросил он Старого Орвилла. — Забудь мои прежние вопросы, ответь только на этот. Кем я стал? — Он зло стиснул сферу.

Одетая в голубые хлопчатобумажные китайские штаны, Марен стояла на пороге спальни и наблюдала, как он боролся со Старым Орвиллом.

— Ларс П. проснется однажды утром, чтобы обнаружить, что каким-то образом за ночь он превратился в… — Она замолчала, потому что в углу гостиной пискнул и включился телевизор. Сейчас должны были передавать сводку новостей.

Забыв о Старом Орвилле, Ларс повернулся к телевизору. Он почувствовал, что его пульс участился. Сводки новостей всегда сообщали только о плохом.

На телеэкране появилась надпись: «Сводка Новостей». Голос диктора зазвучал профессионально спокойно: «НАСБА, космическое агентство Запад-Блока в Чейенне, Вайоминг, объявило сегодня, что новый спутник, запущенный, возможно, Народным Китаем или Свободной Кубой, находится на орбите в…»

Марен выключила телевизор:

— Ну и новости!

— Я жду дня, — сказал Ларс, — когда уже запущенный спутник сделает сам себе еще один, для компании.

— Они уже и сейчас это делают. Ты что, не читаешь газеты? Ты не читаешь «Сайентифик Америкэн»? Ты ничего не знаешь? — Ее насмешка была серьезно-ироничной. — Ты просто идиот-ученый, такой же, как и те кретины, что запоминают номера всех лицензий, или номера видеофонов в районе Лос-Анджелеса, или индексы всех населенных пунктов Северной Америки. — Она прошла в спальню за верхом от своей пижамы.

В руке Ларса пошевелился и заговорил забытый Старый Орвилл. Жуткая штука! Он заморгал и со скрежетом произнес телепатический словесный ответ на вопрос, о котором Ларс уже забыл.

— Мистер Ларс.

— Да, — ответил тот загипнотизированно.

Старый Орвилл, покряхтывая, стал медленно разворачивать свои так долго готовящиеся ответы. Хотя он и был игрушкой, но не простой. Слишком много содержащихся в нем компонентов делали его чрезвычайно словоохотливым.

— Мистер Ларс, вы задали онтологический вопрос. Индоевропейская лингвистическая структура не дает возможности провести четкий анализ. Не могли бы вы перефразировать свой вопрос?

После минутного раздумья Ларс ответил:

— Нет, не мог бы.

Старый Орвилл помолчал, потом заявил:

— Мистер Ларс, вы — вилкообразная редиска.

Всю свою жизнь Ларс никогда не знал точно, когда нужно смеяться.

— Это Шекспир, — сказала Ларс Марен, которая, уже благоразумно одетая, присоединилась к нему и тоже слушала. — Он цитирует. — Конечно. Он основывается на огромном банке данных. А ты ожидал совершенно новом сонета? Он может только пересказать то, чем ем напичкали. Он может выбирать, а не придумывать. — Марен была искренне удивлена. — Честно говоря, Ларс, у тебя действительно не технического склада ум, и, по правде, нет никакого интеллектуальном…

— Замолчи, — сказал он. Старый Орвилл собирался что-то произнести.

Протяжно, как заигранная пластинка, тот промычал:

— Ты спрашивал, кем ты стал? Ты стал изгоем. Бродягой. Бездомным.

Если перефразировать Вагнера…

— Ричарда Вагнера, композитора?

— А также драматурга и поэта, — напомнил ему Старый Орвилл, — и перефразировать Зигфрида, для того чтобы обрисовать твою ситуацию, то «Ich hab nicht Bruder, noch Schwester, meine Mutter… ken ich nicht. Mein Vater…», — добавил Орвилл, подумав.