Юрий Шпаков - Кратер Циолковский Страница 13

Да, я 'сейчас - единственный живой свидетель, если не считать, конечно, Платона. Но мне с трудом верится, что он может вернуться. И поэтому надо припомнить все мелочи.

...Итак, с чего же все началось? Пожалуй, с ночного боя под Ольховкой. Нет, еще раньше. Когда прибыл из города связной. Да, он и сыграл главную роль в судьбе Платона Журко.

Наш отряд стоял в глухом урмане. Жили в шалашах и зеамлянках. В селах старались не задерживаться. Командиром у нас был Игнат Лосев - светлая голова. Бывший омский железнодорожник. А я, прежний учитель, сделался комиссаром.

Народу в отряде было человек семьдесят. Не очень густо, но и не так мало. Беляков пощипывали. Даже о крупных операциях помышляли.

А теперь про Журко. Его в отряде любили. Знающий врач и боец неплохой. Правда, фантазер. Как начнет про будущее рассказывать - уши развесишь. Про города-сады, разные хрустальные купола, дворцы, про удивительные машины - о чем только он не говорил. И так подробно, словно все своими глазами видел. Как сейчас его вижу: сидит у костра, очки поблескивают, бородка растрепана, светлые волосы на лоб упали. Вид, прямо скажу, не воинственный. А в бою ведь совсем другой становился... Впрочем, опыт у него был. К нам он пришел не сразу, воевал сначала в другом отряде. Но потом был ранен, отлежался в деревне и к нам пристал.

Я хорошо помню ночь, когда прибыл связной. Шел дождь. Сосны шумели глухо и тревожно. И вдруг - свист дозорного. Я не спал, услышал сразу. Смотрю, ведут какого-то человека. Держится довольно уверенно.

- Мне бы командира, - говорит.

А Игнат только заснул. Не хотелось его будить.

- Я комиссар отряда, - отвечаю. - Можешь мне все выкладывать.

Зашли мы в землянку. Зажигаю фонарь, присматриваюсь. Молодой рыжеватый парнишка, вроде интеллигентного вида. Одет в крестьянское, но руки чистые, белые. Без лишних слов лезет за пазуху, достает пакет.

Что за бумаги были в пакете - не так важно. Во всяком случае, известия неплохие. Сейчас я думаю, что это обстоятельство и притупило мою бдительность. Когда у человека хорошее настроение, он не будет чересчур недоверчивым...

Связной - звали его Иваном Фоминым - оказался бойким пареньком. В доставленном им сообщении была приписка, в которой говорилось, что связной может быть оставлен в отряде. Посоветовались мы с Игнатом и решили принять его к себе. Парень охотно согласился.

На другой день разговариваю я с Платоном Журко и вижу, что доктор наш что-то слишком рассеян. Он и прежде был чудаковат, а тут совсем выглядит не от мира сего.

Спрашиваю его, в чем дело. Он мнется. Наконец, говорит:

- Кажется, где-то я видел этого связного. А где - убей, не вспомню. Второй день мучаюсь.

- Стоит ли голову ломать, - отвечаю ему. - Ну, Rидел где-нибудь на улице. Оба вы из Омска. Мало ли каким образом два человека могут встретиться.

- Нет, не в том дело, - говорит Платон. - Что-то тут еще есть. Какая-то заковыка... Но не могу припомнить.

Посмеялся я над доктором и занялся другими делами. А потом этот разговор совсем забылся. И снова я, как комиссар, оказался не на высоте.

Через несколько дней прибыли мы в Ольховку. Село бедное, жители поголовно сочувствуют партизанам. Ребята рады - можно отдохнуть, выспаться как следует, починить бельишко, помыться. И хотя о беляках тут ничего не слышали, держимся все равно настороже. Посты все время начеку.

Первая ночь прошла спокойно. А на вторую будят меня. Смотрю - один наш боец. Глаза страшные, встревоженные.

- Вот, - говорит, - какое дело. Доктор-то наш сбежал!

Я даже подскочил.

- Как так?

- А вот и сбежал. Лег я, значит, во дворе, на сене. Потом вдруг проснулся. Слышу - шорох какой-то.. Присмотрелся и вижу: идет наш доктор, вроде крадется куда-то. Между прочим, одет. Сам старается держаться в тени. Потом вышел на улицу, вое так же крадучись перебежал дорогу и пропал в кустах. Подождал я немного - никого. Потом заглянул в хату, там все спят. Эге, думаю, дело неладно. И прямо сюда...

- А ты хорошо видел, что это доктор?

- Еще бы! Ночь-то лунная. К тому же он у нас один очкастый. Я так полагаю, выдаст он нас белым....

Я задумался. Бойцу велел не поднимать шума. А сам разбудил Игната, рассказал ему все. И никак мы не можем понять, что именно заставило Платона пойти ночью в тайгу. В то, что он мог струсить - не верилось. Слишком хорошо мы его знали. Да и в боях он себя героем показывал. И в то же время последние слова бойца вертелись у меня в уме. Неужели все поведение Платона было только ловкой маскировкой? Может быть, он хотел войти в доверие, а потом навести карателей на след отряда? Я осторожно высказал эту догадку, но Игнат хмурится. Не верит.

- Хорошо, - говорю, - спорить не стану. Но факт-то налицо! Что делать будем?

- Подождем. Утро вечера мудренее.

- А может, лучше поднять отряд по тревоге?

- Людей смешить? Пусть спят. К тому же сейчас искать его - что иголку в сене. Урман все скроет...

- А вдруг белые близко?

- Ерунда. А если что - посты тревогу поднимут. Доктор же все равно не знает их расположения. Он был весь вечер у раненых, а посты Фомин разводил.

Я вспомнил о недоверии, которое доктор почему-то испытывал к расторопному связному из города, но вслух ничего не сказал. Если бы я знал в тот момент, что случится через каких-то полчаса!

Мне не спалось. Вышел я во двор покурить. Стою, на луну поглядываю. Вдруг слышу - вроде выстрела где-то вдали. Прислушался - тихо. Померещилось, думаю. Долго еще стоял, потом замерз, повернулся, чтобы идти. И в тот же миг застучали со всех сторон пулеметы, захлопали выстрелы. Случилось .самое страшное. В село ворвался отряд карателей.

Жаркий был бой. Но что могли мы сделать, если наши бойцы даже опомниться от сна не успели. А беляки совершенно точно знали, в каких избах спали партизаны. Подбегут к окнам - и гранатами. Не прошло и нескольких минут, как половины отряда словно не было.

Я и еще несколько бойцов залегли в канаве. Отстреливаемся кое-как. И вдруг меня словно молотом по голове. Перевернулся мир в глазах, и потерял я сознание.

Очнулся - ничего не могу понять. Лежу в какомто сарае. Голова гудит, в ушах звон. А надо мной какая-то старушонка склонилась.

- Ожил, касатик? - спрашивает. - Слава тебе, господи!

- Где я, бабушка?

- Молчи, молчи, сынок. Солдаты ваши тебя сюда затащили. Схорони, говорят, комиссара нашего. А сами обратно.

- А бой кончился?

- Кончился, родимый. Всех ваших побили. Почитай, никого в живых не осталось. А ироды-то вроде дале пошли...

Только много дней спустя удалось мне узнать, что от всего нашего отряда уцелело человек пять-шесть. С трудом добрались они до города, передали в подпольный штаб о гибели отряда. Был среди них и тот боец, который приходил ко мне ночью. От него и стало известно, будто Платон Журко предал отряд...