Клиффорд Саймак - Заповедник гоблинов Страница 13

– Разумеется! – сказал Максвелл. – Ведь вы провели вечер в дурном обществе, вынуждены были терпеть грубости и…

– Нет, – сказала Кэрол, покачав головой. – Моя просьба бессмысленна. Да я и не имею права просить вас об этом. Мне остается только рассказать вам все и положиться на вашу порядочность. И я совершенно уверена, что это не пустые слухи. Институту времени предлагают продать Артефакт.

В хижине воцарилась напряженная тишина – Максвелл и его друзья замерли, почти не дыша. Кэрол удивленно переводила взгляд с одного не другого, не понимая, что с ними.

Наконец Дух сделал легкое движение, и в безмолвии им всем показалось, что его белый саван зашуршал так, словно был материален.

– Ведь вам неизвестно, – сказал он, – как нам всем троим дорог Артефакт.

– Вы нас как громом поразили, – объявил Оп.

– Артефакт! – вполголоса произнес Максвелл. – Артефакт. Величайшая загадка. Единственный предмет в мире, ставящий всех в тупик…

– Таинственный камень! – сказал Оп.

– Не камень, – поправил его Дух.

– Значит, вы могли бы объяснить мне, что это такое? – спросила Кэрол.

Но вся соль как раз и заключается в ток, что Дух не может ответить на ее вопрос, и никто другой тоже, подумал Максвелл. Около десяти лет назад экспедиция Института времени, отправившаяся в юрский период, обнаружила Артефакт на вершине холма, и он был доставлен в настоящее ценой неимоверных усилий и затрат. Его вес потребовал для переброски во времени такой энергии, какой еще ни разу не приходилось применять, – для осуществления этой операции пришлось отправить в прошлое портативный ядерный генератор, который пересылался по частям и был смонтирован на месте. Затем перед экспедицией встала задача возвращения генератора в настоящее, поскольку простая порядочность не позволяла оставлять в прошлом подобные предметы даже в столь отдаленном прошлом, как юрский период.

– Я не могу вам этого объяснить, – сказал Дух. – И никто не может.

Дух говорил чистую правду. Пока еще никому не удалось установить хотя бы приблизительно, что такое Артефакт. Этот массивный брус из какого-то материала, который не был ни металлом, ни камнем, хотя вначале его определили как камень, а затем как металл, ставил в тупик всех исследователей. Он был длиной в шесть футов и высотой в четыре и представлял собой сгусток сплошной черноты, не поглощавшей энергии и не испускавшей ее. Свет и другие излучения отражались от его поверхности, на которой никакие режущие инструменты не могли оставить ни малейшего следа – даже лазерный луч оказывался бессильным. Неуязвимый и непроницаемый Артефакт упрямо хранил свою тайну. Он лежал на пьедестале в первом зале Музея времени – единственный предмет в мире, для которого не было найдено хотя бы гипотетически правдоподобного объяснения.

– Но если так, – сказала Кэрол, – то почему вы расстроились?

– А потому, – ответил Оп, – что Питу кажется, будто эта штука в далекую старину была предметом поклонения обитателей холмов. То есть если эти паршивцы вообще способны чему-то поклоняться.

– Мне очень жаль, – сказала Кэрол. – Нет, правда. Я ведь не знала. Наверное, если сообщить в Институт…

– Это же только предположение, – возразил Максвелл, – У меня нет фактов, на которые можно было бы сослаться. Просто кое-какие ощущения, оставшиеся после разговоров с обитателями холмов. Но даже и маленький народец ничего не знает. Это ведь было так давно.

Так давно! Почти двести миллионов лет назад.

Глава 7

– Ваш Оп меня просто ошеломил, – заметила Кэрол. – И этот домик, который он соорудил на краю света!

– Он оскорбился бы, если бы услышал, что вы назвали его жилище домиком, – сказал Максвелл. – Это хижина, и он ею гордится! Переход из пещеры прямо в дом был бы для него слишком тяжел. Он чувствовал бы себя очень неуютно.

– Из пещеры? Он и в самом деле жил в пещере?

– Я должен вам сообщить кое-что про моего старого друга Опа, – сказал Максвелл. – Он записной врун. И его рассказам далеко не всегда можно верить. Эта история про каннибализм, например…

– У меня сразу стало легче на душе. Чтобы люди ели друг друга… Брр!

– О, каннибализм в свое время существовал, Это известно точно. Но вот должен ли был Оп попасть в котел – дело совсем другого рода. Вообще-то, если речь идет об общих сведениях, на его слова можно полагаться. Сомнительны только описания его собственных приключений.

– Странно! – оказала Кэрол. – Я не раз видела его в Институте, и он показался мне интересным, но я никак не думала, что познакомлюсь с ним. Да если говорить честно, у меня и не было такого желания. Есть люди, от которых я предпочитаю держаться подальше, и он казался мне именно таким. Я воображала, что он груб и неотесан…

– Он такой и есть! – вставил Максвелл.

– Но и удивительно обаятельный, – возразила Кэрол.

В темной глубине неба холодно мерцали ясные осенние звезды. Шоссе, почти совсем пустое, вилось вдоль самого гребня холма. Далеко внизу широким веером сияли фонари университетского городка. Ветер, срывавшийся с гребня, приносил слабый запах горящих листьев.

– И огонь в очаге – такая прелесть! – Вздохнула Кэрол. – Питер, почему мы обходимся без огня? Ведь построить очаг, наверное, совсем несложно.

– Несколько сотен лет назад, – сказал Максвелл, – в каждом доме или почти в каждом доме был по меньшей мере один очаг. А иногда и несколько. Разумеется, эта тяга к открытому огню была атавизмом. Воспоминанием о той эпохе, когда огонь был подателем тепла и защитником. Но в конце концов мы переросли это чувство.

– Не думаю. Мы просто ушли в сторону. Повернулись спиной к какой-то части нашего прошлого. А потребность в огне все еще живет в нас. Возможно, чисто психологическая. Я убедилась в этом сегодня. Огонь был таким завораживающим и уютным! Возможно, это первобытная черта, но должно же в нас сохраниться что-то первобытное.

– Оп не может жить без огня, – сказал Максвелл. – Именно отсутствие огня ошеломило его больше всего, когда экспедиция доставила его сюда. Первое время с ним, конечно, обходились как с пленником – держали не то чтобы взаперти, но под строгим присмотром. Но когда он стал, так сказать, сам себе хозяином, он подыскал подходящее место за пределами городка и выстроил там хижину. Примитивную, как ему и хотелось. И конечно, с очагом. И с огородом. Вам непременно следует посмотреть его огород. Идея, что пищу можно выращивать, была для него абсолютно новой. В его времена никто и представить себе не мог ничего подобного. Гвозди, пилы, молотки и доски тоже были ему в новинку, как и все остальное. Но он проявил поразительную психологическую гибкость и с легкостью освоил как новые инструменты, так и новые идеи. Его ничто не могло ошеломить. Свою хижину он строил, пользуясь пилой, молотком, гвоздями, досками и всем прочим. И все-таки, мне кажется, больше всего его потряс огород – возможность выращивать пищу вместо того, чтобы охотиться за ней. Вероятно, вы заметили, что он и сейчас еще внутренне не может до конца привыкнуть к изобилию и доступности еды.