Вадим Бочкарев - Кладоискатель Страница 13

Олигарх демонстративно отвернулся от публики, давая понять, что больше информации не будет. Он снова обнял Владимира и потихоньку шепнул ему:

— Водолазы уже расковыряли одну траншею. Подняли образцы.

Каганович протянул Владимиру маленькую, но увесистую золотую монету. Она была неправильной формы, напоминала обмылок с тонкими краями.

— Испанская осьмушка. Двадцать семь граммов. На одной стороне — крест, на другой — старый герб Испании. Если переплавить в чистый металл, то почти тысяча евро. А если оставить как есть… Первая монета из залива Виго… Думаю, можно и сто тысяч за неё поиметь.

— Мы должны поговорить о делах?

— Нет, — весело рассмеялся олигарх. — Никаких дел, всё к чёрту! Вино и женщины! Развлекайся! Кстати, составь компанию Яфе. Она ни слова по-русски не понимает, так что можешь рассказать ей что-нибудь нудное. Главное — взволнованным голосом…

Каганович манерно поклонился и соединил их руки. А после легко подтолкнул Владимира коленкой под зад и засмеялся, поднимая бокал с шампанским.

Владимир понял, что Яфа — подарок, и весьма ценный. И почувствовал, что благодарен весело ржущему олигарху.

Нет на свете ничего глупей, чем влюбленная парочка. Причем дуракам непременно везёт — Владимир убеждался в этом сто раз.

За Женей он готов был и головой в омут, и на танки грудью, и даже в ЗАГС, хотя последнее, пожалуй, было всего страшней. Он вырос без матери, приглядывать за ним было некому. Дед изредка гладил по голове и совал в карман денежку — на мальчишеские забавы. Отец кормил, покупал какие-то шмотки, но ни учёбой, ни личной жизнью никогда не интересовался. Само собой, при такой жизни главной ценностью для Владимира стала свобода, и ему странно и страшно было предлагать едва знакомой девушке руку и сердце. Но он сделал это.

Женя вроде бы и отказала, и в то же время сказала «не брошу». А через неделю потащила к родителям — знакомиться.

Её родители жили в маленьком городе Шуя, в 30 километрах от Иванова. Знакомство прошло успешно и очень быстро: отец-алкаш был рад поводу выпить, сходу хлопнул три стопки и начал валиться набок. Измученной матери было не до гостей. Даже толком не перекусив, они с Женей убежали из родительского дома и отправились гулять по городу. Бродили по старинным улочкам с вековыми липами, любовались широким разливом реки с высокого берега. И здесь, на берегу, Владимира вдруг накрыло, яркая весенняя картинка развалилась, показались сероватые контуры, прочертилась глубь земли: остатки свай, срубов, черепки, обломки инструментов и — горсть монет.

— Женя, мы сможем найти лопату? — спросил он.

— Здесь нельзя копать, это же древний крепостной вал, — напугалась она.

— Не бойся, мы совсем чуть-чуть.

Они выпросили лопату в Доме детского творчества, где у Жени были знакомые: школьницей занималась тут в драмкружке. Вернулись на горку. И в самом деле, Владимир копнул всего пару раз и вместе с песком выбросил под ноги девушке горсть монет. Яму аккуратно зарыли, засыпали прелой листвой, затоптали. Лопату вернули в Дом творчества и там же, в туалете, вымыли руки, отмыли монеты.

Владимир завернул их в платок, все, кроме одной двухкопеечной денежки, на которой хорошо был виден год — 1788-й.

— У вас в городе есть антикварная лавка, магазин какой-нибудь, ломбард?

— Не знаю даже… Я никогда в таких местах не бывала.

— А валюту кто-нибудь продаёт с рук?

— Да, около банка всё время сидит мужик, предлагает валюту.

— Идём туда.

Около банка дежурил молоденький скупщик, худенький, гнусавый, чуть косоглазый. Он заметно побледнел, увидев, что ему предлагают. Долго крутил монету так и эдак, рассматривал шрифт, насечки. Начал знакомиться:

— Меня зовут Димон, я тут один работаю. Никто кроме меня в таких вещах не понимает, даже не ищите. И деньги нормальные только я дам.

Димон задал сотню вопросов — кто такой, как зовут, где живёшь, где нашёл, есть ли ещё монеты или, может, иконы? Владимир отвечал уклончиво. В конце концов попытался забрать монету из цепких лап перекупщика — или возвращай, или гони деньгу.

— О чём ты говоришь? Заплачу.

— Сколько?

Димон быстро огляделся и, не увидев вокруг никого подозрительного, достал из-за пазухи пачку тысячных. Отсчитал пятьдесят штук и протянул Владимиру:

— Больше не могу. И так в убыток беру. Просто для коллекции нужна.

Владимир быстро сунул деньги в карман и, не прощаясь, пошёл прочь.

— Телефон оставь! — гнусавил вдогонку перекупщик.

Они с Женей тут же взяли такси и уехали в Иваново. Всю дорогу она молчала, и только по широко открытым глазам можно было понять, как ей страшно.

На «Пифагоре» бушевал праздник. Гремела музыка, по палубе сновали официанты с подносами. Каганович, обнявшись с Архаровым, пел про есаула и коня. А Владимир водил девушку за руку и безостановочно говорил. Они изрядно выпили, и язык его развязался не на шутку. Яфа внимательно смотрела на своего спутника, но ни разу не кивнула — не понимала ни слова.

«А это и в самом деле увлекательно», — думал Владимир. Он тащил её за руку по палубе, брал у очередного официанта два бокала шампанского: окей, Яфа, дриньк, за тебя, красавица… И горячо шептал ей в ухо все подряд — про Россию, про себя, про свой неудавшийся роман, даже, кажется, читал стихи Есенина, сбиваясь на каждой строчке.

Владимир провёл девушку на самый нос яхты, поставил за фальшборт, имитируя сцену из «Титаника». Она догадалась, подняла руки, как крылья, и в первый раз улыбнулась ему. Он обнял её сзади, прижался к ней. Кровь моментально ударила в голову. Владимир буквально захлебнулся желанием, пробрался рукой под полосатую блузку, нашарив небольшие крепкие грудки с острыми сосками, твёрдый плоский живот. Он медленно сходил с ума и шептал ей на ухо: «Если ты прыгнешь, то и я прыгну, слышишь, красавица, я обязательно прыгну за тобой».

Небо над заливом неожиданно вспыхнуло и раскололось пополам. С «Петра Столыпина», стоящего в полумиле от яхты, грянул салют. Это был грандиозный салют, достойный своего заказчика. Огромные цветы распускались в ночном небе, меж ними змеились лианы, ракеты расчерчивали черноту, разлетались тысячами искр, отражаясь в тёмном молчаливом море. Публика аплодировала.

— Господа, у нас — день Нептуна! Наптьюн дэй! Кто не знает, что это такое, тому не повезло! — кричал в микрофон Каганович.

С правого борта спустили небольшую платформу — она оказалась в метре над морем. Неожиданно появился вертолёт, прожектор прошил тьму, высветив борт и висящую над волнами площадку. Стало шумно, по воде пошла грозная рябь от винтов.