Максим Волосатый - Все прелести Технократии Страница 13

Система, помимо Алидады включающая в себя еще пять условно обжитых планет, носила название, которое сразу сообщало любому ею заинтересовавшемуся о пристрастиях и государственном устройстве занявших ее людей.

«Технократия». Барок покатал на языке, попробовал произнести слово вслух. Ничего. Никаких эмоций и ассоциаций. Только значение. Вот это-то и настораживало. Почти полное отсутствие каких-либо эмоций.

С момента попадания в тело Рудольфа, Барок был настолько занят решением насущных физиологических проблем, что не придал этому никого значения. Просто не увидел этого. А вот сейчас, начав копать конкретную проблему и выстроив сравнения, Барок тут же наткнулся на тот факт, что почти все эмоции, которые он испытывал, были его собственными. Принесенными из полумрака. За ре-едким исключением.

Писк автомата, сообщающего, что до дома остается менее десяти минут полета, заставил Барока отложить аналитическую деятельность. На время.

Совершать второй подвиг за день, в одиночку разгружая бот, было полнейшим идиотизмом. И Барок, наплевав на скоропортящиеся продукты (выискивать их среди прочего хлама было делом безнадежным), выдернул из груды первую попавшуюся коробку с чем-то, судя по надписям, съедобным, и потащился в дом. Поесть, попить, сходить в туалет и засесть за обдумывание проблемы. Похоже, миляге Рудольфу в этот раз не отсидеться в теплом уголке.

Все намеченные процедуры заняли у Барока меньше часа. Еда приятно тяготила желудок, усталое тело просило отдыха, но все, на что расщедрился Барок, была большая чашка напитка, название которого он случайно подцепил в ревизуемой памяти. Сказать по правде, если бы напиток не обладал тонизирующими свойствами, то не было бы и его. Барок послаблений ни себе, ни своему новому телу делать был не намерен. Их и так до его прихода сюда было более чем достаточно. У всех. Хотя память четко показывала, что Рудольф в прежней, добароковской, жизни выпивал не менее четырех чашек этого самого «кофе» в день. Ну, это туда же, к послаблениям….

Всё, естественные потребности выполнены, технические условия соблюдены, пришла пора размышлений. Усевшись на так ни разу за все эти дни и не заправленную кровать (старец был прав: мыться и поддерживать чистоту необходимо, но это позже, не сейчас), Барок сделал большой глоток обжигающего напитка, скривился от горечи и отставил чашку в сторону.

Так, теперь попробуем разобраться, что происходит. Барок посмотрел внутрь себя. Все, что он смог понять из своих наблюдений, говорило об одном: похоже, серенький тихоня Рудольф поделился с ним только физиологическими ощущениями. Ну, еще знаниями, голой информацией. Но взамен оставил себе…. Что? Пришла пора детального анализа.

Барок прислушался к себе и начал вытаскивать изо всех дальних уголков памяти старательно запрятанные воспоминания, которые там, в полумраке, между бесконечных волн струящегося бытия, могли его убить, освободи он их хоть на минуту. Тогда он бы не выдержал груза памяти. Сейчас – другое дело. Сейчас все остатки воспоминаний были более чем кстати. Потому что сравнивать ему его новые ощущения больше не с чем.

Начали. Он вертел эти осколки так и эдак. Сравнивал, фильтровал, сегментировал. Пытался моделировать различные ситуации с их применением. Вспоминал примеры из последних дней. Время от времени прикладывался к чашкам с кофе, который уже не казался таким противным. Час, два, три…. И, наконец, нашел. Понял, в чем проблема.

Смотрите, господа. Вот он видит, например, стул. Видит? Видит. Ощущает? Без сомнения. Осознает? Конечно. А что именно он осознает? А осознает он только черно-белую картинку. Факт существования физического объекта с набором определенных функций. Для него стул – это предмет мебели. Интерьера. Предмет, на котором сидят. А еще? А, пожалуй, и все.

Вот. Вот оно. Он не понимает, хорошо это, или плохо, не чувствует ничего, что может быть связано с этим предметом. Этот стул, он красивый? А что это такое? Информация об этом слове была, а чувств, чувств самого Рудольфа, не Барока, – не было. Хорошо, попробуем по-другому. Крепкий? Барок покачал заскрипевшую конструкцию. Пожалуй, да. А удобный? Опять не с чем сравнивать. И голова молчит. Барок даже немного ошалел. Ну ничего себе. Вот так засада. Вот так Рудольф. Это что же ты, паразит такой, лишил меня столького…. А, самое интересное, что он, Барок, об этом даже не подозревал. Жил себе и жил все эти дни. Как тупой механизм вроде автомата в боте. Конечно усатый Тиллоев испугался, когда увидел перед собой начисто лишенное эмоций тело, монотонным голосом повторяющее его слова. Испугаешься тут….

Э-э-э нет, дружок, растянул губы в плотоядной усмешке Барок, так не честно. А личностные ощущения и оценки где? Где эмоции? Все, а не только те, которые Барок с трудом вытянул из своих загашников, или на которые наткнулся самостоятельно, изучая свой новый мир. Всё, прятки кончились. Пришла пора, «соседушка», рассказать немного больше о том мире, где мы с тобой собираемся жить. Он опять заглянул себе в голову и почти сразу наткнулся на большой кусок, как будто стеной огороженный от «его» территории. Стена дрожала от напряжения: Рудольф не собирался отдавать то немногое, что у него осталось. Барок вздохнул. И жалко этого бедолагу, и жить как-то надо. Старец-то, судя по всему, с живого с него не слезет. А то, что Рудольф приготовился к драке? Стена, не пускающая его дальше? Барок вздохнул еще раз. Это было бы серьезно, если бы он не видел мира полумрака. Если бы не плавал в волнах его отчаяния. Если бы не бился не так давно как раз в эту же стену. Только огораживающую всю личность целиком, а не кусок сломленного и оглушенного сознания.

Даже не думай, мысленно посоветовал Рудольфу Барок. Он взялся за «стену» и начал медленно, чтобы не вызвать шока, еще сам себя угробишь, поднимать ее. Стена затрепетала. Рванулась вниз. Барок нажал. Стена не поддалась. Ну, что же….

В борьбе прошло несколько минут. В итоге Барок разозлился. В его голове отчетливо вспыхнул растянутый узор, и воля Барока полыхнула в унисон с ним. Двойного напора Рудольф не выдержал. Стена треснула, подалась в стороны. Барок уверенно схватился за ее края.

Но надо отдать должное Рудольфу. Он не сдался. Края «стены» вывернулись из «рук» Барока и отступили. Не разлетелись клочьями – Рудольф тоже не хотел умирать – отодвинулись. Подались назад все еще охраняя, сберегая что-то.

Барок скривился: голову пронзила резкая боль, как будто ее было сегодня мало. Да уж, нелегко бороться со своим собственным сознанием. Но боль прошла, и Барок рванулся вперед, жадно роясь в ворохе отвоеванных эмоций. Моё, ура! Несколько секунд, и его губы растянулись в довольной улыбке. Есть. Наконец-то. То, что просили. Вот теперь он знает что, к чему. Огромная куча чего-то, представляющегося Бароку горой ярких осенних листьев, рухнула на него, закружила, заставила задохнуться от восторга обладания новой, неведомой, но прекрасной жизнью. Вот это да…. Вот это счастье….