Оксана Аболина - Подмастерье Страница 13

— Как это называется? — с набитым ртом спросил он свою спутницу.

— Яйца это называется, — сообщила она. — Ты ещё скажи, что никогда о них не слышал.

— Никогда о них не слышал!

— А-а-а… Ну, так я тебе расскажу сейчас, — с невинным видом заявила девчонка. — У нас на ферме несколько яичных деревьев посажено, вот на них и растут.

— На деревьях? — не поверил Ерёмин.

— Ну не птицы же их несут! Конечно, на деревьях. Придём на ферму, поручим тебе за яичными деревьями ухаживать. Ты только напомни мне, а то запамятую.

В час они не уложились, провели в Жаворонках вдвое больше. Уходить было неохота, ноги налились от усталости, и после сытного обеда клонило в сон, но, пересилив себя, Ерёмин впрягся в рюкзак и беспрекословно двинулся вслед за Соней. На самом краю белого облака он остановился и, обернувшись, вдохнул воздух полной грудью.

А потом снова была дорога, и столбы вдоль неё, и пара разрушенных старинных зданий в Вяземах, и тропа через лес, и долгий дорожный разговор — ни о чём, и обо всём сразу. О том, что было и о том, что будет, о прежнем и настоящем, и даже немножко о будущем: так, чуть-чуть, про самый краешек его — о завтрашнем дне.

— Мастер читал, что в давние времена пару себе выбирали не на год, а на всю жизнь, — рассказывала Соня. — Многие из иззвенов так и поступают, хотя мы тоже разные… И существовал тогда обычай: женщина забывала свою фамилию, а называлась фамилией своего мужчины. Красиво, да? Только не понятно, как им удавалось-то? Тут захочешь забыть, так, как назло, помнится. А Вовка говорил — он ведь и старые могилы раскапывал, и не однажды — Вовка говорил, копатели долго не понимали, почему у многих золотое кольцо на правой руке, на безымянном пальце. Сначала думали, покойникам его надевали. А потом Мастер в книгах отыскал, что нет: кольца мужчина и женщина друг другу дарили, когда становились парой на всю жизнь. Через год после этого женщина рожала…

— Брр… — поморщился Сергей. — Я слышал, у них инкубаторов не было: дети росли внутри своих матерей.

— Как у чечухов прямо.

— Я как представлю себе женщину с ребенком внутри…

— Ага, кошмар просто, — согласилась Соня. — Гляди-ка, уже к Ямщине подходим. Видишь, дуб кривой, засохший? Он тут один такой, словно сторож у овражины. За Ямщиной — та самая овражина, через которую в масках идти надо. Когда на лошади, мы в обход ездим, а пешком далёко в обход. Часа три потеряешь.

Она хотела сказать что-то ещё, но неожиданно схватила Ерёмина за руку и остановилась: на лесной тропе стояло крупное коренастое существо в длинном, ниже колен, тёмно-коричневом балахоне. Существо было совсем лысым: ни волос, ни щетины, отсутствовали даже ресницы и брови. Ото лба до затылка тянулись три грубые тяжелые складки, средняя из которых убегала за ворот серо-коричневого балахона вниз по шее, а боковые спускались к ушным раковинам, огибая их и прикрывая двумя короткими болтающимися кончиками. Существо часто моргало: толстое верхнее веко стремительно падало, защищая глаза, и также быстро возвращалось на место. Заметив людей, оно замерло, и, два круглых коричневых зрачка уставились на Ерёмина и Соню.

— Чечух, — одними губами прошептала Соня.

9

Чечух, не шевелясь, настороженно следил за людьми. Не двигались и они. Прошло, наверное, секунд тридцать, прежде чем толстые губы существа вытянулись, и оно издало резкий короткий свист. Почти сразу же прозвучал ответ, и не один, а несколько. Озираясь по сторонам, Ерёмин и Соня стали медленно отступать по дороге, с испугом наблюдая, как один за другим появляются новые чечухи. Невысокие, но тяжелые, массивные, они были похожи друг на друга — тёмно-коричневыми балахонами и одинаково угрюмым выражением лица. Обуви чечухи не носили. Ступни у них были крупными, гораздо крупнее человеческих, пальцы торчали в разные стороны, а подошва казалась загрубевшей и твёрдой. Их одежда, сшитая из цельного куска грубой и толстой ткани, была подпоясана широким куском кожи, к которому крепился небольшой кожаный карман. Из него виднелась рукоятка ножа и с десяток тонких коротких прутьев — скорее всего, нечто вроде охотничьего метательного оружия.

— Они понимают по-нашему? — тихо спросил Ерёмин.

— Редко, — голос у Сони дрогнул, она по-прежнему не отпускала руки Сергея.

В несколько мгновений дикари окружили путников и тот, первый чечух, отодвинув своих товарищей, подошёл к Ерёмину. Главный, догадался Сергей. Ноздри дикаря широко раздувались, он неторопливо оглядел-обнюхал путников и что-то коротко приказал. Тут же чьи-то крепкие жилистые руки сорвали с Ерёмина рюкзак и передали вожаку.

— Послушайте, — попытался заговорить с ним Сергей. — Мы…

Острый металлический прут уткнулся ему в горло, и Сергей смолк. Чечухи подтолкнули пленников в спину, и повели вперёд по тропе. Хмурый вид дикарей не предвещал ничего хорошего, от них омерзительно пахло, казалось, просто физически невозможно человеку находиться рядом. Пересилив отвращение, Ерёмин прислушался к разговору: речь их оказалась почти человеческой, только грубой и хриплой. Отдельные слова были не то, чтобы знакомы — скорее созвучны знакомым. «Человек» звучало как «чвек», «солнце» как «санца», «смерть» как «мертвь». Он выхватывал их из медленной речи, но даже приблизительно не мог угадать, о чём говорят дикари. Хотел было сказать о том Соне, но неожиданно почувствовал, что девчонка дрожит.

— Ты чего? — прошептал он.

— Они едят людей, — отозвалась та. — У нас знакомый торговец пропал, говорят, его чечухи поймали и съели.

Услышав шёпот пленников, главарь бросил на них грозный взгляд, и Сергей с Соней примолкли. Шли не быстро. Ноздри чечухов постоянно шевелились, принюхиваясь, зрение у них оказалось слабее человеческого, и нос помогал выживать в лесу. Неожиданно позади послышался громкий лай, Соня испуганно вскрикнула, и не успел Ерёмин повернуть голову, как возле них оказался большой чёрный пёс. Абсолютно бесшёрстный, с длинным хвостом и широкой мордой, он угрожающе скалил зубы и рычал. Никогда ещё Сергей не видел так близко собаки. Сердце отчаянно забилось, словно кто-то грыз его изнутри, упорно пробиваясь к сердцевине — месту, где покоится укрытый до поры до времени животный страх. Вслед за первой собакой появилась вторая — такая же голая, но поменьше — самка. Вожак коротко окликнул их, и собаки послушно догнали его, неспешно затрусив рядом. Время от времени они оборачивались, проверяя, не подевалась ли куда добыча. Внезапно подумалось: если чечухи едят людей, то и своих собак они кормят человечиной, и от этой мысли стало ещё более жутко.