Алессандра Матрисс - Письмо Потомкам Страница 13

Ядовитый коктейль.

Крылья её становятся больше, нарастают мощью и уходящим теплом из тел, нависают над ней и защищают от пуль. Видя её, люди разбегаются в ужасе, чувствуя, как что-то чужое и злое проникает в их души. И они слепо падают на землю, царапают жадно кожу, до глубоких царапин распахивая грудь, пытаясь выскрести то, что забралось в них.

А она кричит, распахивая ажурные багряные крылья.

И крик её беззвучен.

Он уходит в кровь, в её память, вечную и нетленную. Он становится всем для живущих. Каждый чувствует её агонию и плачет вместе с ней.

А крик идёт дальше и, видя зло, неисправимое и неискоренимое, приказывает умереть.

В тот день не было больше слышно стрельбы и паники. В тот день повсюду горели погребальные огни…

А потом она избрала себе спутников и сделала их глаза золотыми.

Навсегда.

Усмехаюсь. Может быть, всё было и не так. Свидетели тех времен давно мертвы. У гемм другая история, а у меня лишь хорошая фантазия и обрывки чужих воспоминаний, я всего лишь пересказываю Истории начала Времен.

Урок подходит к концу. Все расходятся, в какой-то мере под впечатлением рассказа, и лишь Ума теребит меня за рукав рясы.

– Льюти, простишь меня, что я так сильно плакала? – С серьезным лицом говорит она мне.

Киваю в ответ. Хорошо. Геммы, кстати, утвердительно не кивают совершенно.

– А Кайн сделал тебе очень больно?

Наклоняюсь к малышке, улыбаясь как можно добрее:

– Ничего страшного, не волнуйся. Хорошо?

Девочка кивает (это она переняла мою человеческую привычку), её рот расплывается в улыбке, но через секунду она снова печальна:

– А если это сделаю я? Нечаянно… Ты же знаешь, хотя приступы и проходят, я всё равно до конца не могу сдерживать себя. Иногда падаю. И Ариан кормит меня, но редко. Почему?

– Тебе ещё нужна кровь и свежее мясо. Именно они дают геммам больше сил для изменения.

– Мы пока молчим про твой секрет, да?

– Тссс, – накрываю рот ладонью. – Никто не должен знать о нём, Ума. Пойдём обедать?

Взяв тёплую ладошку малышки в свою, я вдруг почувствовала её необыкновенное, родное тепло.

И я сжала её сильнее, боясь потерять.

***

Вечером, когда дети уходили в шифф, в мою дверь коротко постучали. Когда я открыла, никого уже за ней не было, а на полу лежали две исписанные тетради.

– Могут ведь, – сказала я, пролистав.

***

Прошло ещё дня три. В целом, я не замечаю, сколько времени я провела среди них. Я вообще не воспринимаю время. Переняла эту привычку от гемм.

– Дети меняются, хоть вы это и не замечаете, – заявил как-то вечером Стефан. Мы сидели на кухне, и он готовил мясо со специями.

Для меня.

Я облизнулась, глядя хищными глазами на мой ужин.

– Не принимайте на свой счет. Мне просто интересно готовить человеческую пищу. Она более разнообразна. – Пояснил своё желание повар, мелодично отбивая пласт мяса керамическим молотом.

– Святейшая, видимо, была плохим поваром, потому и оставила вам так мало рецептов, – съязвила я и тут же извинилась жестом, видя недобрый огонёк в золотых глазах геммы.

Минуты три мы молчали и смотрели, как шипит мясо на энергоплите, исходит ароматным соком. Затем Стефан касается моей руки, привлекая внимание. Это тоже жест гемм, направляющий вас на серьезный разговор.

– Мои родители просто продали меня в семь лет, на органы. Им не хватало на свадьбу моей сестры, они хотели повысить ее статус, а вместе с ним и свой. Я пережил это. Я был достаточно взрослым, чтобы понять всю жертвенность. Я смирился с этим. Когда меня признали негодным на донорство, я не знал, плакать мне или радоваться. Меня перевели в низшие слои, вы должны сами знать, что меня могло ожидать в Общинах. Рионн рассказала мне о вашей жизни в них. – Стефан поморщил нос, не в силах выдержать запах горелого мяса, и включил вентиляцию на полную мощность. – Но моему владельцу нужно было заплатить налоги, и ему предложили отдать меня. Потому что пришли геммы и им нужны были дети… Нам рассказывали три дня всякие ужасы, что никто не возвращался, что таких детей ждут кошмары похуже донорства и продаж. А потом нас выстроили в ряд и… И когда льорт, мой будущий отец, Святослав коснулся меня, я укусил его сильно. От страха, как животное… Его кровь проникла в меня тогда.

– Стефан… – я смотрела на него огромными глазами, ярко представляя картину.

– Но льорт Святослав уже сделал выбор до укуса. Потом он пояснил, что геммы наблюдают за детьми прежде, чем выбрать. Что они ищут тех, чье сознание еще можно спасти, потому что они умеют врачевать все, кроме души. А тогда он сказал шёпотом: « Ты замечательный мальчик, умный и сильный. Не бойся» Он сказал это с улыбкой. Но тогда я не понял, испугался ещё больше, я хотел убежать прочь от этих непонятных золотоглазых существ, в которых превратился сам со временем, – Стефан перевернул мясо и посмотрел мне прямо в глаза. – Мы многого не понимаем в человеческом обличье.

– Извини, Стефан… Я не хотела, – начала, было, я, но повар уже вновь коснулся моей руки.

– Мы принимаем шутки и сами можем пошутить на тему праматери. Святейшая, может, и была плохим поваром, но человеком она была замечательным. Так рассказывал льорт… Дальше мясо жарьте сами, мне уже дурно от этого запаха.

Я отошла к энергоплите и поставила её на режим запекания. Я не люблю плохо прожаренное мясо.

– Ульрианна, – Стефан отошел подальше и спросил. – Ты же знаешь о том… что нам больше не дадут детей?

– Госпожа Рионн сказала лишь, что люди больше не верят в Святейшую. Страх иссяк.

Старый гемма взъерошил седые волосы и устало облокотился на стол:

– И мы ничего не сможем сделать. Праматерь запретила нам вмешиваться в решения Империи. Рионн даже не приняли, не объяснили причин, но и так все понятно. Стоит ли бояться ту, о которой не слышно уже лет триста, после Афэриканшу. Даже своему народу она не является больше, считая себя нечистой… Измаранной в чужих смертях. Так что мы связаны обетом.

Афэриканшу.

Африканская резня.

Это было ужасное и в то же время величественное зрелище, видела я эти файлы на грейфах в монастыре. Тысячи людей по воле Святейшей кремировали себя, от мала до велика. Это был последний раз, когда она пользовалась своим могуществом и окутывала человеческие души, желая истребить зло. Несмотря на договор с Императором, она была не в силах вынести человеческую двуличность.