Сергей Снегов - Тридцать два обличья профессора Крена Страница 13

– Вы помните тех двух – высокого и маленького? – торопливо пищал О’Брайен. – Они всюду ходили вдвоём и на других смотрели вот так… неужели не помните? Боже мой, Крен, вы не знаете, кто они такие? Маленький – Дик! Да, Дик, единственный Дик, сын президента. Дик председательствует в сорока трёх компаниях и держит у себя в кармане ещё семьдесят шесть независимых фирм, он стоит больше своего великого отца ровно на четыреста восемьдесят девять миллионов – круглых миллиончиков, сэр! А второй, здоровила, – наклонитесь ближе, Крен! – Джонни Поппер. Да, да, великий Поппер, вы угадали, самый знаменитый из политических деятелей. И на этих достойнейших людей наш безрассудный Роуб… Вот что получается, когда взамен величественной возможности всё сделать увлекаются мелочным пошлым делом!

– Роуб накатал донос? Ха-ха!

– Не вижу ничего смешного, профессор. Я лично в голом факте… гм… доклада в уважаемое учреждение ещё не открываю преступления, нет, Крен, не открываю! Но в чём он их обвинил – вот подлинное безумие! Сегодня за ним пришли двое. Он вырывался и кричал на весь «Эдельвейс»: «Я вам покажу, не на таковского напали! Я притяну Министерство общественного дознания к уголовному суду. Вы у меня наплачетесь!» У меня сердце разрывалось, я не мог слышать его горестных воплей. Такого сотрудника потерять!

– Вам теперь будет трудновато, О’Брайен. Министерство общественного дознания постарается заменить провалившегося Роуба и не доложит, кто вместо него.

– Роуба заменить невозможно, этот гений клеветы незаменим.

– Одного гения заменят десятками талантов – сойдёт.

– Откуда у вас такой цинизм, Крен? Даже мысль о том, что кто-то претендует заменить титана, мне глубоко противна. Жить под тайным взглядом лишённых фантазий механизированных сексотов – ужасно, ужасно, Крен!

– А вы сами замените Роуба, – посоветовал я.

Он окаменел с выпученными глазами, потом сделал движение, словно заглатывал что-то, засевшее в глотке.

– Вы шутите, Крен?

– Ничуть. Я уверен, у вас неплохо получится. Но надо поторопиться, чтоб не перебежали дорогу. Там теперь такой конкурс претендентов!

Он вскочил. Глаза его блудливо бегали. Только природная воспитанность не давала ему опрометью кинуться в дверь, размахивая руками и восторженно вопя. У него даже не очень дрожал голос.

– Я подумаю, Крен, над вашим советом, я подумаю. Нет, честное слово, у вас удивительно мощная мысль, железные логические мускулы, профессор!

Он засеменил к двери, потом вдруг вернулся и со слезами на глазах потряс мою руку. Нервы его не выдержали.

– И можете быть спокойны, Крен! – воскликнул он с горячей благодарностью. – На вас я…

– Доноса не напишете – во всяком случае, первого? Благодарю, О’Брайен. Я не сомневался в вашем благородстве.

Приход О’Брайена немного успокоил меня. В последние дни я плохо сплю, живу на лекарствах. Дружеский разговор с О’Брайеном подействовал на меня лучше душа. Он был неплохим человеком, этот О’Брайен – наивная увлекающаяся душа. Я долго смеялся, вспоминая слёзы признательности на его глазах. Недавно он потряс меня своей страшной философией абстрактной всевозможности. Он показался мне тогда титаном всеуродства. Он был и остался карликом. Он мигом отказался от формулы «всё могу, но не хочу» ради сладости мелкого доносительства. Он станет старательным клеветником, но на большее его не хватит. Даже Пьер Роуб был крупнее.

Я вызвал трёх роботов в двадцать киловатт мощности каждый и, когда они появились, отправился в гостиницу.

С некоторых пор без надёжной охраны я побаивался ходить в это гнездо скорпионов.

Теперь их было сорок восемь: сорок восемь живых, мыслящих, разгуливающих и скандалящих существ – полсотни бестий в образе человека. Тридцать два копировали меня, остальные шестнадцать воспроизводили гостей из парламента. И хоть все они меж собой были поразительно несхожи, каждый из тридцати двух в отдельности походил на меня, что-то во мне отражал. Я не мог бы назвать их своими детьми. Это были мои двойники, материализованные изображения меня в глазах окружающих и моих собственных, мои фотографические карточки, вынутые и оживлённые не из семейного альбома, а из мозга моих знакомых и моего. Я не уставал удивляться, до чего же у меня мерзкий вид на всех этих копиях. Ни один из них даже отдалённо не напоминал того, что я мечтал увидеть в себе. Единственное, что могло служить мне грустным утешением, было то, что остальные шестнадцать были ещё гадостней, чем те тридцать два – мои…

Два робота шагали по бокам, один прикрывал меня сзади. Я сказал механическим телохранителям:

– Сегодня придётся жарковато! Следите, чтоб с вас не сбили управляющие антенны.

У входа на меня набросился первый двойник, мой крохотный уродец, не устававший кричать, что гениальнее его на свете человека не существовало. Он вынесся из двери, только я вступил в коридор, и попытался укусить меня в руку. Робот легко отшвырнул его к стенке.

– Вы наглец! – надрывался первый двойник. – Вы троглодит! Вы неконституционны! Никто не дал вам права лишать меня человеческих прав! Отдайте мне земной шар! Я пожалуюсь на ваш деспотизм в Верховный Суд!

Его визг расшевелил остальных. Один за другим они выползали и выскакивали из номеров. Я прибавил шагу. Даже под защитой трёх роботов я не хотел столкнуться со всей их оравой в коридоре. Я шёл, а они торопились за мной – огромные и крохотные, широкоплечие и узкогрудые, вымахавшие до двух метров двадцати и не добравшиеся до метра сорока – народ, удивительно разнообразный по внешности и мёртвенно, уродливо-однообразный по существу.

В обширном холле я присел за столик у стены и открыл совещание своих и прочих двойников. Я вежливо попросил их рассесться. Три робота бдительно следили, чтоб никто не приблизился ко мне.

– Итак, джентльмены, начнём! – предложил я. – У вас, кажется, имеются ко мне претензии?

– Деньги! – прорычал второй двойник, от О’Брайена. – Вы обещали нарубить монет, профессор. Какого чёрта вы медлите?

– Здесь так мало слуг! – простонал третий, от Мартина. – Меня водит под руку один робот. Разве это можно вытерпеть? Я хочу, чтоб меня водили под обе руки.

– Внимание, джентльмены, внимание! – надрывался, ёрзая в кресле, юркий двойничок от Мак-Клоя, четвёртый по счёту. – Я сейчас вас всех объего… то есть успокою! Мы создаём компанию на один миллиард долларов под моим председательством и легко вытаскиваем…

Седьмой двойник, от Роуба, не вынес напора ожесточённых страстей и вскочил. Его дикие глаза зловеще фосфоресцировали.

– Я предложу уважаемому собранию изящненький заговорчик! – проскрипел он. – Удивительно красивая штучка, её можно носить в кармане. Мы берём государство, продырявливаем его посередине, потом закладываем, понимаете, такая штука…