Анастасия Дубинина - Сказка про каштан Страница 13

Он хотел попросить воды: хотя вся боль его тела, оставшаяся от Четвертой Земли, прошла, жажда оставалась. Но никто здесь не обращал на него внимания. Когда же Айрик подошел к ближайшему шатру и подергал за рукав одного из троих сидящих у костра мужчин, тот досадливо отмахнулся от него, как от мухи, и даже не повернул головы. Тогда Айрик, внезапно разозлившись, взял стоявший рядом с ним дымящийся котелок и как ни в чем не бывало принялся пить. В котелке оказалась заварена мята, и мальчик, хотя и обжигаясь, выхлебал чуть ли не половину. Ни один из трех друзей не обратил на это внимания, и он, поставив котелок, где взял, отошел от них прочь.

У всех этих разношерстных людей, собравшихся здесь, на Пятой Земле, была одна особенность: они держались парами. Реже — по трое. И никто — по одному.

Айрик медленно прошел меж ними, держась на белой дорожке, прорезающей луг. Кто-то готовил еду на костерке, кто-то был занят разговором. Какие-то мужчина и дама, хихикая от нетерпения и раздеваясь на ходу, скрылись в шатре. Еще одна пара, помоложе, увлеченно целовалась, сидя прямо на белой дорожке. Айрик обошел их, стыдливо отворачиваясь. Он шел к Стене.

Стена была высокой и серой, и в ней были железные врата. Плотно сомкнутые, с кованым узором, которого издалека было не разглядеть. Стена была только с одной стороны луга и имела края, но Айрик был почему-то уверен, что если заглянуть за нее с края, то не увидишь ничего. Не то что бы тьму или ослепительный свет — просто ничего. Может, туман без цвета, а может, и того нет. Вход за Стену был только через врата, и возле врат обрывалась белая тропинка.

Айрик постоял у врат, рассматривая кованые узоры. Потом поднял руку, чтобы постучать.

И тут его окликнули.

Он обернулся, как ужаленный. Его отец спешил к нему через луг, раскрыв обьятья, и рыжая борода его поблескивала в красноватом закатном свете.

— Отец! — бешено закричал Айрик, бросаясь к нему навстречу, и чуть не споткнулся о тех двух влюбленных на тропе, которые, однако же, не прервали поцелуя.

Он влетел в обьятья к Хенрику Рыжему, вдыхая знакомый, самый любимый в мире запах пота и свежескошенной травы. Запах отца.

— Папа, — прошептал мальчик, прижимаясь к его широкой груди крепко, крепко, чтобы не оторваться от нее никогда. Всплыли все беды последних лет — беды ребенка, в которых может утешить только родитель. Теперь Айрик уже не был железным воином, вышедшим в опасный поход — он снова стал маленьким мальчиком, который так любим, что ему позволительно быть слабым, — и он облегченно заплакал.

Хенрик гладил его по голове, зарываясь пятерней в лохматые светлые волосы.

— Папа… Ты же умер? — неуверенно спросил Айрик, отрывая мокрое лицо от отцовской груди. Хенрик улыбнулся в колючую бороду и потрепал сына по спине.

— Ну да, Айрик, сынок, а с кем не бывает… Теперь вот здесь поселился, пока эти ворота не раскроются… Мы тут с Эдериком обосновались, после того как его подстрелили — здесь встретились, да так расставаться не хотелось — лучший друг все-таки… Вот и решили подождать, может, всех пускать начнут. А то по одиночке — это не для меня, мы и так уже однажды расстались — и ведь думали, навсегда, — да чтоб еще второй раз теряться?.. Ну уж нет! Кто его знает, что там, за воротами, а здесь мы зато вдвоем будем… Пошли-ка, сынок, — Хенрик потянул мальчика за руку, — нам еще о многом поговорить надо… Расскажешь мне, как там и чего… Со стариной Эдериком поздороваешься — во-он там наша палатка… Он ведь тоже о тебе волнуется. У нас как раз еда подоспела — рыбы наловили… Здесь рыба отлично ловится, я тебе потом покажу ручей…

— Нет, пап, подожди, — Айрик уперся и не двигался с места. — Ты мне сперва объясни… про эти ворота. Мне надо туда. По ту сторону.

— Да чего про них объяснять-то? — Хенрик досадливо махнул рукой. Известное дело, ворота… Пускают туда только по одному. А вместе — ни в какую. Некоторые уходят. Да только за ними-то, за воротами, непонятно, встретишься со своими-то, или нет, и когда это будет… Нет, сынок, пошли со мной, здесь тоже неплохо. Правда, все время вечер, — но не ночь все-таки, жить можно…

— Пап… пожалуйста, — Айрик замотал головой. — Я тебя очень люблю, очень… Но я спешу. У меня… умирает брат. Побратим.

— Велика печаль! — отец поднял лохматые рыжие брови. — Все умирают рано или поздно, и это только поначалу страшно, а потом — ничего, привыкаешь… Да ты сам-то еще разве не… Не того?..

— Нет, я пришел через Пять Земель.

— Коротким Путем, значит? — отец уважительно покачал головой. Молодец, сынище! Не всякий, говорят, это может. Я тобой горжусь… Недаром я тебя больше всех любил, даже с войны к тебе сбежал… Да поторопился. Эарл, собака, не простил… Да чего от них ждать, от благородных-то! Хенрик презрительно махнул рукой. Казалось, собственная кончина теперь не сильно тревожила его, оставаясь только некоторым досадным событием прошлого, которое теперь уже не имеет большого значения.

— Ты знаешь, пап… Я пойду. Мне надо идти.

— Если ты хочешь… — отец отпустил его руку и слегка отстранился, глядя на сына с грустным недоумением. — Держать тебя не буду. Но… сынок, может, хоть не сразу? Вот рыбы поешь, расскажешь, что да как… Про побратима своего, опять же… А потом иди себе, если уж решил…

— Нет, папа, — с трудом сдерживая новые слезы, прошептал Айрик. Знание, пришедшее ниоткуда, лежало на его плечах, как непомерная тяжесть. Знание о том, что чем дольше ты здесь остаешься, тем труднее тебе будет уйти. К тому же — кто знает, сколько пройдет земного времени, времени Эйрика за тот единственный час в безвременье, пока он будет говорить с отцом и есть жареную рыбу?..

— Нет, я сейчас пойду. Прости.

Отец пожал плечами и отступил на шаг. Глаза его были такими добрыми и всепрощающими, что Айрик чуть не закричал от тоски. Он отвернулся и словно против ветра сделал отчаянный шаг к воротам, когда отец сказал ему в спину:

— Ну, что же, иди с Богом, сынок… Может, когда и встретимся.

Это „может“ было так ужасно, что Айрик не выдержал и заплакал.

— Папа, я тебя люблю! — крикнул он, глотая слезы, и побежал к воротам. Он не оборачивался, потому что знал — если он обернется, то уже никуда не пойдет. Просто бросится в объятья отца, чтобы остаться с ним навсегда… А его бедное тело умрет на траве Маленького Острова, и умрет Эйрик. Эйрик умрет.

В какой-то миг Айрику показалось, что отец идет следом за ним, тоже решившись войти во врата. Но он не обернулся и тогда, и, бледный, как смерть, ударил кулаком в железные створы.

Врата отозвались на удар громким гулом, как тысяча колоколов, и медленно распахнулись. За ними не было ничего, только яркий свет.