Престо, модерато, адажио - Игорь Вереснев Страница 14

— Родина. — Он покосился на Илью, объяснил: — Раньше Гуам был частью великой страны, самой сильной, самой лучшей. А теперь что? Барьеры перегородили Тихий океан, даже с Гавайями связи нет. Шесть лет назад подводная лодка «Хьюстон» ушла на поиск пути к Западному побережью Штатов. Мой отец был на ней капитаном.

— Что с ними случилось?

— Не знаю. Они пока не вернулись. Если мы сможем найти первопричину этой мерзости, если... — он запнулся. Помедлив, спросил: — А ты как сюда попал? Судя по акценту, ты не англичанин. Тем более, не из этих, новоявленной элиты. Дай угадаю. Русский?

— Да, — не стал спорить Лазаренко.

— И что нужно русскому посреди Индийского океана? Медведей там нет, ручаюсь.

— Деньги.

Хантер захохотал.

— Врёшь. Не очень ты похож на обычного наёмника. Наёмник не спасал бы жизни тем папуасам в грузовике.

— Ты в самом деле готов был их всех убить? Женщин, детей?

— Да ну, машину пачкать. Подстрелил бы одного, остальные сами разбежались... Твою ж мать!

Восклицание относилось к дороге, на которую они как раз вышли. Она была заметно шире той, что вела от Гаррталалы, но больше ничем от неё не отличалась. Такая же полоса рыжей земли, рассекающая раскинувшийся от горизонта до горизонта буш.

— Это и есть «Сентрал-роуд»? — Хантер присел, пытаясь разглядеть отпечатки протекторов. Если таковые и имелись когда-то, их давным-давно размыли дожди. — Боюсь, после нулевого дня живых тут не осталось.

Он выпрямился, запрокинув голову, взглянул на перламутровый купол. Поинтересовался:

— С какой стороны север?

— Там! — Илья махнул рукой вправо.

— Уверен?

Хантер поднёс к глазам висевший на груди бинокль, принялся всматриваться в дорогу и прилегающее к нему редколесье. Карту Илья помнил хорошо. Но одно дело — карта, совсем иное, когда стоишь в чужой стране на развилке дорог. Поэтому на всякий случай он повернулся в противоположную сторону. На возвышенности полускрытые зарослями подлеска застыли три всадника. Они были недалеко, меньше километра, но стояли так неподвижно, что удивительно вообще было зацепиться за них глазом. Стояли и смотрели на незваных пришельцев.

— Хантер, там люди, — сообщил Илья осипшим голосом. — Трое, на лошадях.

Он отвёл взгляд всего на несколько секунд, но, когда посмотрел снова, незнакомцы исчезли.

Гуамец не усомнился в его словах, метнулся прочь с дороги, укрылся за густым колючим кустом, приготовил автомат. Спросил, когда Лазаренко присел рядом:

— Они нас видели?

— Да.

— Вляпались...

Они ждали минуту, вторую, третью — ничего не происходило. Австралийский буш жил своей первобытной жизнью — шуршал, попискивал и потрескивал, ничего не зная о присутствии человека.

— Уехали? — предположил Илья.

Хантер приподнялся, чтобы выглянуть из-за куста...

— Положи оружие и подними руки, — тихо, но отчётливо скомандовали из-за спины.

Геройствовать Илья не собирался, выполнил команду, как только справился с замешательством. Хантер медлил дольше, но в конце концов тоже подчинился. Аборигенов действительно было трое, два молодых мужчины и девушка. Одеты в одинаковые камуфляжные шорты и рубахи, у парней в руках карабины, у девушки — револьвер. Кожа её была заметно светлее, чем у товарищей. Пожалуй, её можно было назвать симпатичной.

Убедившись, что задержанные сопротивляться не пытаются, девушка спрятала револьвер в кобуру, сняла с пояса полицейские наручники, бросила Илье.

— Лови! Надевай на своего приятеля. За спину руки, за спину! Теперь себе, — бросила вторую пару. — Защёлкни!

Подошла, проверила. Неожиданной подсечкой заставила упасть на колени. Потребовала:

— Говорите, кто вы такие!

— Да пошла ты...

К пожеланию Хантер добавил эпитет, о переносном значении которого Илья скорее догадался, чем понял. Девушка не среагировала на оскорбление. Зато товарищ её, тот, что моложе и выше ростом, подскочил, ударил гуамца прикладом под рёбра. Прорычал:

— Зря ты не хочешь убить их прямо сейчас, Джесс! Они нарушили договор, ими же и предложенный. Надеешься обменять их на своего брата? Он давно мёртв! Белые не берут пленных, они хуже зверей! Они убивают всех: стариков, женщин, детей!

Илья понимал лишь половину услышанного, — абориген говорил на двух языках попеременно: местном наречии и английском. На последнем — наверняка, чтобы пленники устрашились собственной участи.

— Но мы, йолнгу, не звери, — осадила товарища девушка. — Пусть расскажут, как попали в Лайнхапуй.

— И так понятно! Это дорога в Гаррталалу, к заливу. Они приплыли на лодке из-за стены. Верно? — Он пнул Хантера ногой, хорошо, что босой, повернулся к Илье. Пробовать твёрдость приклада не хотелось, поэтому Илья признался:

— Почти. Мы прилетели на самолёте.

Ответ аборигенов изумил, заставил переглянуться. Бородач, третий и старший из группы, переспросил недоверчиво:

— Разве самолёты ещё летают?

— Может, в другом мире, но не через стену! — запальчиво выкрикнул молодой. — Белый врёт!

— Мой товарищ — хороший пилот. Он посадил самолёт в этой вашей Гаррталале.

Аборигены снова переглянулись. Помедлив, девушка продолжила допрос:

— Откуда и зачем вы прилетели? В самолёте есть ещё белые? Сколько вас?

— А чёрта лысого мы вам расскажем! — оскалился Хантер. — Везите нас к своему главному! Кто он там у вас? Шаман? Вождь? Гуру?

Девушка улыбнулась, кивнула.

— Так и сделаем. Можете ничего не говорить. Вопросы задаст Мунунггурр.

Везли их, словно тюки, перебросив через спины лошадей. Не очень-то полюбуешься окрестностями в таком положении. Единственное, что Илья видел: лошадиные ноги, босые ступни бородача и рыжая земля, то голая, то поросшая редкой травой. И всё же это был не худший способ путешествия. Илья не удивился бы, привяжи аборигены их верёвками к сёдлам и заставь бежать следом.

Сначала они ехали по Сентрал-Арнхем-роуд, затем по тропе сквозь буш. От тряски и висения вниз головой сознание мутилось, в глазах темнело. Недавно пройденный барьер самочувствие не улучшал. Когда два часа спустя добрались до цели, он еле-еле соображал. Несколько сколоченных из всякого мусора хибар и полоса когда-то тщательно очищенной и утрамбованной, а теперь зарастающей подлеском земли. Ещё один лесной аэродром?

Хантера сразу увели в одну строну, Илью — в другую, на допрос. Тот, кого называли Мунунггурр, ожидал его под навесом из поржавевшего кровельного железа. Пожилой австралиец грозным не выглядел. Сухонький, невысокий, сморщившееся как печёное яблоко лицо, седая до белизны курчавая шевелюра, такая же белая борода, белый пух на чёрной обнажённой груди. Он сидел на брошенной прямо на землю циновке, подогнув под себя ноги. Дождался, пока