Вернон Виндж - Пламя над бездной Страница 14

— Осторожно! — сказал Джефри, отдергивая руку.

Он вспомнил, какие зубы у взрослых.

Воздух вдруг наполнился бульканьем и гудением. Хм. Это больше было похоже не на собак, а на птиц-глупышей.

Подошел еще один щенок. Протянув влажный нос к Джефри, он произнес: «Осторожно!», точно воспроизведя голос мальчика. Только пасть его была при этом закрыта. Потом он выгнул шею… чтобы его погладили? Джефри протянул руку. Какая мягкая шерсть! Гудение стало очень низким. Джефри ощущал его через мех. Но его испускало не одно животное — звук шел отовсюду. Щенок повернулся, проведя мордой по руке мальчика. На этот раз Джефри позволил взять себя пастью за руку. Он отлично видел зубы, но щенок внимательно следил, чтобы они не коснулись кожи Джефри. Кончик морды ощущался как пара маленьких пальчиков, смыкавшихся и отпускавших его руку.

Еще трое поднырнули под другую руку, будто тоже хотели, чтобы их погладили. В спину Джефри тыкались носы, стараясь вытащить рубашку из штанов. Эти действия были на удивление координированны, будто за его рубашку схватились две руки человека. Так сколько же их здесь? На минуту Джефри забыл, где он, забыл, что нужно быть осторожном. Он перекатился на спину и стал гладить мародеров. Писк удивления раздался со всех сторон. Два щенка подползли под его локти, еще не меньше трех прыгнули ему на спину и стали тыкаться носами в шею и уши.

Джефри осенило то, что казалось гениальной догадкой: взрослые чужаки поняли, что он ребенок, только не знали, какого возраста. И поместили его в детский сад! А мама с папой, наверное, сейчас с ними договариваются. В конце концов все будет хорошо.

Властитель Булат выбрал себе имя не случайно. Булат, самый современный из металлов, булат, принимающий самую острую заточку и не теряющий ее никогда, булат, который можно раскалить докрасна, и он не поддастся, булат, из которого куется клинок для Свежевателя. Булат был созданной личностью, величайшим успехом Свежевателя.

В некотором смысле создание душ было делом не новым. В конце концов, подбор пород тоже создание душ, хотя и ограниченное грубыми физическими характеристиками. Даже селекционеры соглашались, что ментальные возможности стаи в различной степени исходят от ее членов. За красноречие почти всегда полностью отвечает одна пара или тройка, другая — за пространственное воображение. Еще более сложны добродетели и пороки. Ни одна из одиночных частей не является основным источником смелости или совести.

Вкладом Свежевателя в эту область — и в большинство других — была беспощадность, отрезание всего, кроме действительно важного. Он бесконечно экспериментировал, отбрасывая все, кроме самых успешных результатов. Дисциплина, отбраковка, частичная смерть — это было не менее важно, чем разумный подбор членов стаи. Булата он создал после семидесяти лет экспериментов.

До того, как он смог взять себе имя, Булат годы провел в отбраковке, определяя, какие его части в комбинации дают желаемое. Если бы Свежеватель его не заставлял, это было бы невозможно. (Вот пример: если отбросить часть, которая отвечает за целеустремленность, как потом продолжить выведение?) Для создаваемой души процесс казался ментальным хаосом, лоскутным одеялом ужаса и беспамятства. За два года он пережил больше изменений, чем большинство народа за два столетия, и все они были направленными. Поворотный момент наступил, когда они со Свежевателем нашли тройку, снижавшую его мощь из-за совести и замедления интеллекта. Один из этой тройки служил мостом между двумя остальными. Когда его услали в молчание и заменили правильным элементом, дела пошли на лад. Дальше было проще, и Булат родился.

Когда Свежеватель отправился обращать Республику Длинных Озер, было естественно, что править центром его земель останется самое блестящее из его творений. И так было пять лет. За это время Булат не только сохранил построенное Свежевателем, но продолжил его начинания.

И сегодня, за один поворот солнца вокруг Скрытого Острова, он мог потерять все.

Булат вошел в зал заседаний и огляделся. Напитки были уже расставлены. Свет из щели в потолке попадал как раз туда, куда надо. У дальней стены стояла часть Теневика, его помощника. Булат сказал ей:

— Я буду говорить с гостем наедине.

Имя «Свежеватель» он произносить не стал. Белые куртки подался назад, и его невидимые части открыли дальние Двери.

Пятерной — три самца, две самки — вошел в дверь, в солнечный прожектор. В нем не было ничего примечательного. Но Свежеватель никогда не имел внушительного вида.

Две головы поднялись затенить глаза остальных. Стая оглядела комнату и заметила Властителя Булата в двадцати ярдах от себя.

— A-а… Булат.

Голос был ласков, как скальпель, гладящий короткую шерсть у тебя на горле.

Когда другой вошел, Булат поклонился — формальный жест. От голоса же у него что-то вздрогнуло внутри, и он невольно припал животами к земле. Это был его голос! В стае был по крайней мере фрагмент исходного Свежевателя. Эполеты из золота и серебра, личное знамя — все это мог подделать любой безумец в самоубийственной браваде… Но эту повадку Булат помнил. Не удивительно, что появление этого другого нарушило сегодня дисциплину на материке.

Головы стаи, оказавшиеся на солнце, были лишены выражения. Но те, что были в тени… не улыбка ли на них играет?

— Где остальные, Булат? То, что случилось сегодня, — величайшая возможность за всю нашу историю!

Булат поднялся с животов и встал у ограждения.

— Господин! Сначала несколько вопросов, строго между нами двумя. Ясно, что в вас много от Свежевателя, но насколько много…

Второй теперь улыбался уже явно, покачивая головами в тени:

— Да, я знал, что мое лучшее творение мимо этого вопроса не пройдет. Сегодня утром я объявил себя истинным Свежевателем, улучшенным одной-двумя заменами. Истина же… тяжелее. Ты знаешь, что было в Республике.

Это была самая великая игра Свежевателя: сформировать целую нацию-государство. Миллионы умерли бы, но даже при этом слияний было бы больше, чем убийств. А в результате появился бы первый коллектив вне тропиков. И государство Свежевателя было бы не бессмысленной агломерацией, блуждающей в каких-то джунглях. Ее вершина была талантлива и безжалостна, как ни одна стая в истории. Против такой силы не устоял бы никто.

— Это был страшный риск ради величайшей цели. Но я принял меры. У нас были тысячи новообращенных, и многие не знали наших истинных целей, но были верны и самоотверженны — как и должны были быть. Я всегда держал поблизости специальную группу из таких. Политическая полиция умно сделала, натравив на меня свору — на меня, который создал своры. Конечно, мои телохранители были хорошо обучены. Когда нас поймали в ловушку в Амфитеатре Парламента, они убили по одному-двум элементам каждой из этих специальных стай… и меня просто не стало. Я растворился в трех обычных стаях, пытавшихся выбраться из кровавого болота.