Сергей Абрамов - Рай без памяти Страница 14

Речь шла на языке Мартина. На таких военных советах он обычно молчал, редко вмешиваясь и еще реже перебивая, – сказывалась военная косточка, – а сейчас, когда объяснения Зернова, казалось, предвосхищали все наши возражения, взбунтовался именно Мартин.

– Все объяснимо, когда Борис объясняет. Мы как в покер играем – у него всегда флеш ройяль,[2] а мы карты бросаем. Верно? – Он оглядел нас, несколько удивленных таким вступлением, и засмеялся. – А сейчас у него бедновато, по-моему. Есть шанс сыграть самим: быть может, у нас каре. – Он подмигнул мне и Тольке. – Ну как, Борис, сто и еще сто? Во-первых, ни в какую чужую планету не верю. Мы в космосе еще на полпути к Луне, а тут другая галактика. С какой же скоростью мы перенеслись? Без аппаратов. В безвоздушном пространстве. Со скоростью света? Чушь. Алиса в Стране чудес. Так я эти чудеса уже видел, знаю, как они делаются. Моделируется опять чья-нибудь жизнь, может быть, страницы научной фантастики, а нас суют в них, как орехи в мороженое. Ну и что? Растает мороженое – таяло уже сто раз, помню, – и очутимся мы опять в коттедже у Юры допивать скотч с пивом. Ну, как каре?

– «Каре»! – передразнил я. – Стрит паршивый, не больше. Мы здесь уже второй день сидим, а возвращением что-то не пахнет. Не тает мороженое. Твоя очередь, Толька.

Дьячук задумчиво загнул два пальца.

– Время чужое, раз. У нас вечер, здесь – день. Небо чужое, два. Даже Млечного Пути нет. Как мы здесь очутились, не знаю. Другая ли это галактика, тоже не знаю. Но это другая планета – не Земля. И другая реальность – не земная. Но реальность. И она не растает.

– А я не верю! Почему реальность? Вдруг только видимость? – не сдавался Мартин. – В Сен-Дизье время тоже было чужое, и небо чужое, и люди моложе на четверть века. Откуда все это возникло? Из красного тумана. И где исчезло? В красном тумане.

– Не блефуй, – сказал я. – Красного тумана здесь нет и не было. А игры у Тольки тоже нет. Пас, Толенька?

– Пас.

– А я сыграю. Все объяснимо, когда Борис объясняет, – повторил я слова Мартина. – Тогда откроем карты, Боря. Посмотрим, какой у тебя флеш ройяль. Я уже не говорю о коньячной этикетке, происхождение которой и для тебя загадочно. Объясни-ка мне еще пяток загадок. Или десяток. Например, от кого получают «дикие» огнестрельное оружие и для чего они его получают?

– Пас, – засмеялся Зернов.

– Почему пригодятся Запомнившие и кому они пригодятся?

– Пас, – повторил Зернов.

– Почему «быки», едва ли страдающие отсутствием аппетита, не будут есть птицу, жаренную на вертеле?

– Пас.

– Почему при современном техническом уровне поезда в Майн-Сити ведут паровозы, а не тепловозы?

– Тоже пас.

– Значит, не флеш ройяль, Борис Аркадьевич?

– Нет, конечно. Многое здесь я никак объяснить не могу. Лично я думаю, что с нами хотят проконсультировать опыт, который, возможно, и не удался. Ведь даже суперцивилизация не сможет создать достаточно совершенную модель жизни, в которой ей самой не все очень ясно. Как в старой сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. А что ты скажешь, мой уважаемый оппонент?

– Пас, – сказал я.

Не знаю, как всем, но мне стало чуточку страшно.

9. ПЕРВЫЕ КАДРЫ НАЧАЛА

Завтрак был сервирован по-европейски: поджаренные ломтики хлеба, холодное мясо, яйца всмятку, несколько сортов сыра – я узнал честер и камамбер – и кофе со сливками. Открытую веранду с трех сторон затемняли лапчатые листья клена, а четвертая была открыта солнцу, но не раннему, а уже достаточно сильному и высокому, какое у нас бывает не в шесть, а в десять утра. Пахло летним цветущим лугом – именно полевыми, а не садовыми цветами, и, ей-богу, трудно было даже представить себе, что ты не на Земле, не в гостях на даче где-нибудь у коллег Осовца под Звенигородом.

За столом прислуживала женщина лет сорока, скорее англичанка, чем француженка, по внешнему виду и, казалось, отлитая по тому же стереотипу, как и все Стилы, – такая же высокая и крепкая, только с более строгим, даже суровым выражением лица. Она не улыбнулась, когда хозяин представил ее ласково, но лаконично: «Элизабет, сестра», – и тотчас же ушла, как только была поставлена на стол последняя чашка. На мой вопрос, почему она не осталась с нами, Стил вежливо пояснил:

– Лиззи – существо молчаливое и застенчивое. После смерти жены она воспитала мне мальчиков, но так и не привыкла к мужскому обществу. А разговор у нас будет чисто мужской, серьезный и трудный. Из того, что рассказали мне дети, я, честно говоря, мало что понял. Пожалуй, самое важное: вы нуждаетесь в помощи, а мы никогда никому в ней не отказываем.

– Спасибо, – сказал Зернов, – но в основе всякой дружеской помощи – доверие, доверие и еще раз доверие. Мы доверяем вам наши жизни и наши судьбы. Мы одиноки, безоружны и беспомощны в этом мире, о котором ничего не знаем, кроме того, что видели и пережили в лесу. Мы говорим на одном языке, но мы люди разных миров, и чтобы понять друг друга, хотя бы даже объяснить вам, почему произошла эта встреча, мы хотели бы услышать ваш рассказ о вашем мире – о Городе и его людях, о вас и о вашей жизни. Только тогда вам станут понятны и наш ответный рассказ, и мы сами, и наше стремление не только получить помощь, но и предложить вам свою, если она понадобится.

У Зернова была двоякая манера вести разговор: или он насмешничал, иронизируя порой зло и тонко, или речь его вдруг приобретала оттенок лекторского пафоса, словно, говоря, он опирался на кафедру. В трудных случаях нашей жизни, когда разум отказывался объяснить случившееся, эта слабость Зернова становилась его силой – она укрепляла наши смятенные души. Но сейчас, как мне показалось, он скорее насторожил Стила, чем расположил его к нам. Джемс и Люк жевали, не подымая глаз от тарелок, а Стил, наоборот, долго и пристально разглядывал всех нас по очереди, но молчал. Тогда я, вспомнив свой ночной разговор с маскарадным полицейским, решил вмешаться.

– Большинство из вас не помнит того, что предшествовало Началу, – рубанул я напрямик нечто вполне понятное Стилу, – а если кто что и помнит, то, даже собрав все это запомнившееся, нельзя представить себе мира, каким он был. Предположите парадокс: мы помним все, что было, абсолютно все, и ничего не знаем о том, что есть, абсолютно ничего. Вот вы и расскажете нам о том, что произошло с вами девять лет назад, как вы жили эти годы, чего добились и что утратили. Вам понятно?

Мне было понятно. Стилу тоже. Теперь он уже не раздумывал.

– Значит, вы не пережили космической катастрофы? – спросил он.

Как ответить?

– Нет, – сказал Зернов.

– Мы даже не знаем о ней, – прибавил я.