Николай Чадович - Евангелие от Тимофея Страница 14

– На, возьми на всякий случай.

Экипированный подобным образом, я встал на край колодца, несколькими глубокими вдохами прочистил легкие, потом набрал полную грудь воздуха и ухнул в стоячую прохладную воду. Время от времени касаясь рукой стебля цепляки, я со всей возможной быстротой поплыл по узкому тоннелю, задевая головой, локтями и коленями его мягкие илистые стены. Порой тоннель расширялся, пересекался с другими подземными норами, и я попадал в холодные, почти ледяные потоки. Иногда я приоткрывал глаза, надеясь в черной, взболтанной мути разглядеть хоть какой-нибудь просвет. Я досчитал уже до ста, но ничего не говорило, что выход из тоннеля близок. Более того, сделав несколько крутых поворотов, тоннель пошел под уклон. Борясь с выталкивающей силой воды, я буквально полз вниз, перебирая руками колючий стебель. Возвращаться было уже поздно. Спасение могло ожидать только впереди. Спасение, а в равной степени и гибель. Воздух маленькими порциями покидал легкие, и его становилось все меньше и меньше. В груди появилась резь, в голове глухо зашумело.

Главное – без паники, только без паники, заклинал я самого себя, чувствуя, что дыхания осталось всего секунд на пять-десять…

Тут меня резко увлекло вверх, и я, выпустив стебель, пробкой вылетел на поверхность. Кислая вонь спертого, застоявшегося воздуха показалась мне чуть ли не райским благоуханием. Совершенно обессилевший, я барахтался в воде и жадно, с хрипом и стонами насыщался кислородом.

Сначала я не мог понять, почему так темно вокруг. Может, я ослеп? Или это уже наступила ночь? Самые разные мысли крутились в моей голове, но специфический запах сырой земли и неподвижный, пропитанный тлением воздух свидетельствовали, что это место ничем не отличается от того, которое я совсем недавно покинул.

Попытки нащупать край колодца не увенчались успехом. Я плавал в центре довольно большого озера, и какой-то продолговатый, слегка притопленный предмет – не то гнилое бревно, не то оторвавшаяся от берега торфяная глыба – время от времени тыкался в меня. Опершись о него локтем, я вытащил факел и щелкнул кресалом. Брызнули сине-фиолетовые искры, факел зашипел и занялся жарким, трескучим пламенем. По низкому своду пещеры заметались огромные мрачные тени. Багровые отсветы задрожали на черной как тушь воде. То, что я сначала принял за бревно, выскользнуло из-под меня. Странный предмет напомнил собой огромную бобину, туго обмотанную чем-то вроде пенькового троса. На одном конце бобины торчали мучнисто-белые, чисто отмытые человеческие ступни со скрюченными пальцами, на другом разметались в воде длинные космы волос. Каждый квадратный сантиметр троса покрывало множество мелких кривых колючек. Несомненно, это было тело болотника, плотно обмотанное пробудившейся от спячки, набрякшей репьевкой. Превозмогая себя, я ухватился за холодную, твердую, как дерево, щиколотку. Пульс в большеберцовой артерии отсутствовал. Даже когда я прижег пятку факелом, ни одна мышца не отреагировала на это. Жизнь безвозвратно покинула тело болотника, и прямая вина за это лежала на мне.

Совершенно удрученный случившимся, я не сразу почувствовал, как шероховатые, эластичные щупальца коснулись моих лодыжек, обвились вокруг бедер, заползли под плащ. Опомнившись, я изо всей силы рванулся к берегу, но проклятое растение, успевшее повсюду разбросать корни, удержало меня на месте. Я нырнул, вынырнул, опять нырнул, едва не захлебнувшись, и только тогда вспомнил о стальном лезвии. Побеги были прочными, как проволока, на смену каждому оборванному тут же приходило несколько новых, но я упорно рубил, резал, кромсал их, отвлекаясь лишь на то, чтобы вдохнуть очередную порцию воздуха. Почувствовав наконец свободу, я не раздумывая нырнул в глубину. В тесном горизонтальном тоннеле я вновь отыскал путеводную нить – тонкую, безобидную, еще не успевшую проснуться.

Обратный путь я преодолел единым махом, как заправский диверсант-подводник. Однако прошло немало времени, прежде чем Яган и Головастик вытянули из меня правду об этом недолгом путешествии.

Здравый смысл подсказывал, что последнюю ночь мы должны провести в тесном приятельском кругу, всячески поддерживая и утешая друг друга. Но все вышло совсем иначе. Удрученные крушением последней надежды и озлобленные взаимными упреками, мы разбрелись по разным углам пещеры, и каждый остался наедине с уже начавшим приобретать реальность призраком смерти. Не знаю, о чем думали Яган и Головастик, а мои мысли, сумбурные и неясные, вертелись вокруг вещей второстепенных и прозаических: как расценят мое столь долгое отсутствие сослуживцы, а главное – начальник, скрепя сердце давший мне две недели отпуска без содержания; кому достанется моя библиотека, а кому мой любимый кот Кузя. Мне казалось, что я бодрствую, но скорее всего это было какое-то среднее состояние – тупое оцепенение, тягучий бред на границе между сном и явью.

Даже клокотание воды в колодце и свет множества факелов не вывели меня из ступора. Незваные гости прибывали один за другим и рядами выстраивались вдоль стен. Все это были угрюмые, иссеченные шрамами мужчины с гроздьями ножей на шее. Змеиный Хвост на этот раз явился один, без телохранителей.

Никто не произнес ни единого слова. Каждый вновь прибывший болотник сразу занимал свое, как будто заранее определенное место и застывал наподобие статуи. Все совершалось в полной тишине, с мрачной размеренной торжественностью. Не было заметно никаких орудий пыток. Никто не разжигал жаровни, не устанавливал дыбы, не раскладывал клещи и пилки.

Впрочем, подумал я, это еще ни о чем не говорит. Факел в умелых руках тоже немало значит.

Последними явились Прорицатели. Каждого из них почтительно поддерживал под руку здоровенный мордоворот – не то ученик, не то лакей. Старик с зашитыми веками, тот самый, что освободил меня от колодки, имел при себе объемистую глиняную бутыль и стопку неглубоких плошек. Едва только подручные вытащили его из воды, как все болотники, до этого смотревшие в сторону колодца, дружно, как по команде, повернули головы и уставились на нас троих.

Старик дрожащими руками до краев наполнил одну из плошек и, держа ее перед собой, заковылял к Ягану. Для человека, лишенного зрения, двигался он весьма уверенно.

Яган, к губам которого была приставлена плошка, замотал головой и попытался зажать рот. Двое дюжих болотников осторожно развели руки строптивца в стороны, третий без труда, но довольно бесцеремонно заставил разинуть рот, а когда старик влил туда свое зелье, опять сжал и держал так до тех пор, пока кадык Ягана не задергался, совершая глотательные движения.

Пустая плошка была тут же разбита, и вся компания переместилась ко мне.