Юрий Никитин - Далекий светлый терем (Сборник) Страница 14

Ниже в долине уже резали быков. Над скопищем людей и скота возвышался железный котел размером с дом, настолько был огромен. Он держался на трех гранитных глыбах, размером со скалы, бревна бы не выдержали, валуны и так вминались в твердую сухую землю, та проседала под чудовищной тяжестью.

Щелкали бичи, скрипели тяжело нагруженные телеги. Воины торопливо сбрасывали под котел связки поленьев, сразу хлестали быков, уступая место другим, а связки сухих березовых дров все летели под огромное железное днище. В сторонке сваливали в запас целые сухие бревна, вязанки дров.

Неделю уходило войско. Когда последняя колонна скрылась из виду, Наталья измученно еще долго смотрела, как пыльное облако передвигается к кроваво-красному горизонту, рассеивается…

Когда пошла обратно к капищу, у городища сновали люди. Молодых мужчин осталось, к ее удивлению, много. Что ж, по древним обычаям славян, нельзя брать кормильцев и тех, кто еще не дал наследников. Древнее поверье, что в вирий уходят павшие в бою, но в дружину Перуна попадает лишь тот, у кого и внук сражается доблестно. «Через сына человек переходит в мир вышний, через внука обретает бессмертие, через праправнука входит в обитель света» – так записано в Бгартрихари…

У ворот капища в придорожной пыли сидел изможденный человек. Завидев ее, торопливо поднялся, одернул рубаху. Молодой смерд, очень худой, с длинными жилистыми руками, нескладный, он сутулился, жалко моргал. Пыль и грязь странствий лежали на его одежде, нещадное солнце опалило лицо, губы полопались от жары, на нижней темнела корочка запекшейся крови.

Он шагнул к ней, рот искривился, дернулся, Наталья замедлила шаг, ноги стали тяжелыми.

Смерд с трудом раздвинул запекшиеся одеревеневшие губы, слезы блеснули в глазах:

– Видно, такие уж мы люди… Нигде нет нам душевного комфорта. Что мне иные века, если тебя там нет?.. Вот я пришел, Наташа.

Едкие слезы жгли ей глаза, размывали мир, наконец прорвали плотину, облегченно хлынули по щекам. Другая плоть, другие кости, но в этом вот теле, этой оболочке, сейчас Олег, ее Олег! Он там, внутри, не соприкасаясь с этой плотью, а только пользуется ею – это теперь ясно! – как рабочей лошадью, которую нужно кормить и беречь, и эта плоть его не касается, он живет совсем другим, чем этот сосуд, пещера, механизм для его обитания.

И странно, печальное понимание, что счастье недостижимо, наконец-то наполнило их счастьем.

Уцелеть бы…

Сергей Сергеевич забеспокоился, когда они проскочили на красный свет, лихо и на большой скорости пронеслись мимо щита с надписью: «Скорость контролируется радарами», на что Вадим только усмехнулся:

– Пугают! Где возьмут столько радаров, чтобы расставить по всем улицам?

Он все наращивал и наращивал скорость, и Сергей Сергеевич инстинктивно уперся ногами. Привязной ремень попросить постеснялся: Вадим поднимет на смех, но уже отвечал невпопад, тоскливо ждал конца дороги. Сердце стучало чаще, в висках пульсировала кровь, шумела в артериях, он в каждом стуке сердца слышал паническое: «Жить! Жить! ЖИТЬ! Любой ценой – жить! Во что бы то ни стало – жить!»

Когда Вадим в который раз выскочил на встречную полосу, нарушая сразу ряд правил, Сергей Сергеевич уже открыл рот, чтобы напомнить про поворот – крутой подъем закрыл видимость, но в тот же миг из-за близкого пригорка выросла крыша «МАЗа», и вот он уже весь бешено мчится навстречу!

Вадим судорожно рванул руль, но справа сплошной лентой шли машины, и Сергей Сергеевич изо всех сил уперся ногами, откинулся на спинку, в ужасе понимая, что от лобового удара спасения уже нет, но бороться надо, нужно жить, уцелеть во что бы то ни стало…

Удар был страшен, железо смялось в гармошку. Вадима сплющило, он взорвался, как пластмассовый мешок с горячей кровью, а его бросило вперед, сокрушая панель управления и лобовое стекло, он пробил все, как выпущенный из катапульты валун, его пронесло рядом с «МАЗом», ударило об асфальт, он перекувырнулся и остался лежать плашмя.

Совсем рядом взвизгнули тормоза, вильнули колеса и обдало бензином. Сзади трещало и несло дымом, слышались крики. Он шевельнулся, с трудом сел. Одежда висела лохмотьями, и он никак не мог понять, что остался жив и даже вроде бы цел.

В десятке шагов позади, зацепившись за бампер «МАЗа», горело то, что осталось от «Жигулей». По обеим сторонам шоссе останавливались машины, выскакивали люди.

Сильные руки подхватили Сергея Сергеевича, он очутился на ногах. Мужской голос крикнул в самое ухо:

– Цел?

– Вроде бы, – пробормотал Сергей Сергеевич.

– Ну, парень, – сказал мужчина. От избытка чувств он крепко ругнулся, добавил с истерическим смешком: – Под счастливой звездой… Как вылетел, а? Никогда бы не поверил. Ты не каскадер случаем?

– Нет, не каскадер, – ответил Сергей Сергеевич тупо.

Он наконец понял, что не поврежден, ноги держат, только тело мелко-мелко трясется.

Дверца «МАЗа» распахнулась, оттуда с трудом выбиралась светловолосая девушка-шофер. Стройная, гибкая, в тенниске и ярко-синих джинсах, она поразила его мертвенно-бледным лицом и полоской крови на лбу. Из легковых автомобилей выскакивали люди, кто-то из мужчин услужливо подхватил ее под руки. Она в великом изумлении смотрела на Сергея Сергеевича, ее пальцы все время щупали лоб, размазывая кровь.

Вокруг Сергея Сергеевича жужжали люди, хватали его за плечи, куда-то тащили, дергали. Он почти с облегчением услышал шум снижающегося вертолета с надписью «ГАИ», голоса начали стихать.

Люди в форме смотрели на него недоверчиво. Очевидцы наперебой рассказывали о случившемся, милиционеры старательно записывали, один сказал Сергею Сергеевичу раздраженно:

– И все-таки не пойму… Одежда в клочья, но на вас нет даже царапин!

– Сам не знаю, как случилось, – прошептал Сергей Сергеевич.

– Гм… ладно. Это все потом. Сейчас вас отвезут. Домашний адрес помните?

– Я чувствую себя нормально, – заверил Сергей Сергеевич.

Примчалась «Скорая». Район аварии был уже оцеплен. «МАЗ» там и остался, два инспектора старательно замеряли рулеткой тормозной путь, а в салоне «Скорой» очутилась вместе с Сергеем Сергеевичем и врачами также и девушка-шофер, которой накрепко перевязали голову бинтами. По-прежнему смертельно бледная, на Сергея Сергеевича она смотрела то с изумлением, то с ненавистью.

– Больно? – спросил он участливо.

– Да, – отрезала она. – Как вас угораздило уцелеть?

– Вы недовольны? – спросил Сергей Сергеевич.

– Да, – огрызнулась она тем же тоном. – Носитесь как угорелые… Пьяные небось. А мне отвечай.

– Мы сами нарушили, – сказал Сергей Сергеевич, удивляясь, что после пережитого говорит достаточно спокойно. – Вас никто не обвинит.