Вячеслав Назаров - Синий дым Страница 14

Пан, - он бы не смог сказать, он просто не мог принять этого фанатизма, этой школярской увлеченности, этой юношеской его убежденности. Внутри колыхалось что-то темное, неназванное, и это "что-то" было похоже на элементарную зависть... Глухо звякнул корабельный видеофон. Пан подбежал к аппарату, включил- на экране появилось взволнованное лицо Нины:

- Иван Сергеевич, скорее, Уисс...

Она заметила Карагодского в кресле, осеклась, смутилась и вопросительно посмотрела на Пана.

- Говорите, Ниночка, говорите. Что там у вас стряслось? Вениамин Лазаревич уже почти в курсе дела.

- Да, собственно, ничего особенного не случилось. Просто вас вызввает Уисс. Он очень торжественный и загадочный, передает в основном в синих и лиловых тонах. Мы подошли к какому-то острову, и Уисс просит остаться здесь на ночь.

- Почему на .ночь?

- Не знаю. Он вызывает вас.

- Хорошо. Сейчас мы с Вениамином Лазаревичем придем.

Карагодский без особой охоты поднялся с уютного кресла, медленно оправил костюм, пригладил пышную эйнштейновскую шевелюру и водрузил на орлиный нос свои великолепные очки. Мир вокруг привычно затуманился, потерял свою резкую угловатость, и вместе с туманом вернулось чувство успокоенности и уверенности в здравой основе вещей.

- Иван Сергеевич, один последний вопрос: если это не такая уж большая тайна, то куда мы все-таки плывем?

- Это не тайна.

Пан, наконец, нашел свои бумаги.

- Это не тайна, Вениамин Лазаревич. Я просто не знаю. Нас ведет Уисс.

Пан снял с дверной ручки галстук и, небрежно сунув его в карман, открыл перед академиком дверь.

Нет, это был поистине корабль сумасшедших.

5. ЛЕНТА-СЕАНС

Центральная лаборатори, или, как величал ее Пан, "операторская", располагалась на полубаке. В хорошую погоду боковые стены и потолок убирали, и лаборатория превращалась в площадку, защищенную от встречного ветра и взлетающих из-под форштевня брызг только плавной дугой передней стенки.

Сейчас былн убраны только боковины, а потолок, в толще которого по ме-льчайшим капиллярам пульсировала цветная жидкость, прев ратился в желто-зеленый светофильтр, придававший всему помещению странный и не совсем реальный

оттенок.

Впрочем, ослепительную улыбку Гоши, молоденького капитана "Дельфина", не могли погасить никакие светофильтры. Он небрежно бросил под козырек два пальца и лихо отрапортовал Пану:

- Шеф, в се нормально. Координаты - 36 градусов 0 минут северной широты и 25 градусов 42 минуты восточной долготы. Лоцман требует отдать швартовы у этого каменного зуба. ЖДУ приказаний.

Первую неделю плавания - первого самостоятельного плавания после окончания мореходного училища - Гоша провел в неприступном одиночестве на капитанском мостике. Белоснежный нейлон его новенького кителя вспыхивал там с восходом солнца м гас на закате.

Однако гордое одиночество скоро приелось общительному капитану. Его немногочисленная команда - штурман-ра диет, механик и два матроса почему-то сама знала что ей делать, штормы проходили стороной, приборы, словно издеваясь, начисто отметали даже возможность непредвиденной опасности.

Позади осталась ленивая зыбь Черного моря, узкое горло Босфора и радужным утренним маревом встало Мраморное море, проутюженное аквалетами, а они шли и шли, минуя большие шумные порты, в стороне от праздничной сутолоки обжитых морских трасс.

Вторую неделю плавания бравый "кэп" провел уже на верхней и нижней палубе, с суровым и занятым видом бесцельно слоняясь среди своего до обидного хорошо налаженного хозяйства, искоса наблюдая за суматошными буднями мученой братил". "Ученые братья" оказались отличными ребятами, и поэтому однажды капитан не выдержал, снял китель и фуражку, засучил рукава и стал помогать аспиранту Толе опускать, за борт какую-то замысловатую штуковину, похожую на большого злого ежа.

Но окончательное "падение" капитана произошло в начале третьей недели, когда он впервые переступил порог операгорской. То ли интерес к эксперименту, то ли коварные глаза Нины были тому виной, но с тех пор штат центральной лаборатории увеличился на одного добровольного ассистента. Вот и теперь Гоша был первым, на кого наткнулись Пан и Карагодский, едва открыв дверь операторской.

- Стоп! Назад помалу, - в тон Гоше ответил Пан. - Сначала обстановку. Что это за остров?

- Остров? - Гоша презрительно сощурился. - Вы считаете это островом, шеф? Да этого камушка нет, наверное, даже в лоции. А название... Впрочем, сейчас скажу точно...

Действительно, островок был неказистый. Точнее, даже не островок, а невысокая конусообразная скала, сверху донизу поросшая темно-зеленой непролазной щетиной колючих кустарников и трав, из которой робко тянулись редкие кривые стволы дикой фисташки, кермесового дуба и земляничного дерева.

Ветер тянул слева, со стороны скалы, и к привычным запахам моря примешались пряные, дурманящие ароматы шалфея, лаванды и эспарцета - словно открылись ворота большой парфюмерной фабрики.

Гоша с треском захлопнул объемистый телеблокнот с голубым эластичным экраном - последнюю новинку изменчивой моды - и снова повернулся к Пану, который с любопытством продолжал изучать остров. Этот зеленый конус напоминал что-то мучительно знакомое, но что именно?...

- Согласно самой последней лоции Эгейского моря этот каменный прыщ именуется весьма величественно и совершенно непроизносимо - дай бог силы! ОНРОГКГА 989681, что в переводе на нормальный язык: "Отдельный надводный риф островной группы Киклады Греческого Архипелага". А шестизначная цифра означает не что иное, как порядковый номер этого самого ОНРОГКГА среди подобных ему чудес природы. На месте нашего уважаемого лоцмана я бы выбирал стоянки посимпатичней. Тем более, что пришвартоваться к этому чуду нет никакой возможности - он круглый, как медуза.

- Действительно, круглый, - задумчиво пробормотaл Пан, последний раз оглядывая островок, и шагнул к Нине:

- Ну что Уисс? Передавал он еще что-нибудь?

- Вот последняя запись, Иван Сергеевич.

Нина и Пан наклонились над контрольным окном видеомагнитофона. Послышались свисты, то похожие на обрывки странных мелодий, то режущие слух диссонансами. По лицам профессора и его ассистентки заскользили разноцветные тени. Гоша тоже уставился в окошко, все трое о чем-то говорили вполголоса, но о чем, понять Карагодскому было трудно, а расспрашивать не хотелось, хотя и было любопытно. Поэтому академик, прислонившись спиной к стене и упираясь обеими руками в трость, разглядывал операторскую.

Академик заходил сюда три недели назад и остался весьма доволен скромным изяществом и своеобразным уютом лаборатории: здесь поблескивали никелем и пластиком новенькие пульты, с мягким щелчком вставали из них выдвижные полуовалы экранов, динамические кресла услужливо повторяли любую позу человека, ворсистый пол таил в себе озеро благоговейной тишины. И ничего лишнего, отвлекающего, раздражающего. Все для вдумчивой, усидчивой работы, исключающей всякую лишнюю трату времени и энергии.